Андрей Ашкеров, доктор философских наук:
Буш был последним политиком времён постмодерна, он выгодно контрастировал с эпохой, когда закат встречался с закатом и сумеречная мгла была фоновым рисунком серого по серому. Бушевская твердоломность воплощала американскую версию «не могу поступиться принципами»: ничто так хорошо не смотрится на фоне постмодернистской эрозии, как собранные по сусекам ценности, плавно переходящие в геополитическую плодожоркость.
Но незаметно подобралась эпоха гибридов, когда все в одночасье пресытились различением оттенков серого. Вдохновляющей задачей стало не различение схожего, а соединение несоединимого. Массовая чувствительность эпохи мгновенно перекодировалась под воодушевлённое ухватывание того, что ещё мгновение назад никак невозможно было себе представить.
Завершение постромантической эпохи, которая, казалось, не кончится никогда, вновь вернуло в политику возвышенное – уже не под знаком индивидуализации опыта восприятия, а под знаком подчинения политического дискурса эстетическому суждению. Отныне политика характеризуется принципиальной рассогласованностью понятий и представлений. Понятийное мышление из средоточия политики превращается в малопривлекательную угрозу её фиаско.
Всё это намного больше связано с финансовым кризисом, чем может показаться на первый взгляд, ибо понятийное мышление было спекулятивным и развивалось по законам самовозрастающей стоимости. Финансовый кризис поставил под вопрос не столько систему мировых финансов, сколько принцип отождествления финансовой капитализации и всемирно-исторического движения к демократии. Деньги пошатнулись в своём статусе инстанции теократической и эпистемологической власти. Вместе со всем этим исчерпывает себя и популизм денег, к которому сводилась практика современных демократических режимов.
На смену популизму денег приходит популизм гибридных форм существования, предполагающий принципиальную неощутимость границы между стоимостями и ценностями. Обама – негритюд, чуть ли не тайный мусульманин и при этом светский жрец общечеловечности. Это сочение несочетаемого сразу придаёт Обаме статус живого мифа. И обамовский миф как нельзя лучше соответствует новой форме гибридной демократии.
К тому же Обама является вполне достойным ответом на кризис системы кридитно-денежного популизма. Неслучайно в нём видят то ли Антихриста, то ли нового «Чёрного Орфея», то ли спасителя, то ли знамение грядущей катастрофы. На самом деле, странным образом, он всё это вместе - именно так формируется образ политика эпохи гибридов, и Обама бесспорно главный пророк политической гибридизации. (Самое точное, что было сказано об Обаме, изрекла покойная Ванга, которая, явно запутавшись, произвела эту тёмную лошадку мировой политики не то в триумфаторы, не то в последние американские президенты).
Проблема тут вот в чём: победа государственных монополий, способная положить конец мировому кризису, будет облечена в форму окончательного воцарения демократических ценностей. Таким образом достигнет апогея общая гибридизирующая тенденция современной политики: демократия без народа, корпорации вместо производительных сил, самоорганизация только в пределах самовозрастания капитала.
Обама не просто выступит обозначением этих тенденций, он является исторической фигурой, которая способна придать им человеческое лицо. Его собственное лицо честного обаятельного африканоса.
