16 апреля 2008 года в Институте национальной стратегии, прошел экспертный семинар «Теневой сектор экономики России и пути его минимизации», посвященный поиску и структуризации направлений легализации теневого сектора экономики.
Открывая семинар, научный руководитель Института национальной стратегии доктор экономических наук, профессор Никита Кричевский, осветил существующую модель теневого сектора.
Прежде всего, он отметил, что теневую экономику следует подразделить на серый сектор, то есть легальную финансово-хозяйственную деятельность с элементами нарушения налогового, трудового, гражданского законодательства, и на криминальный сектор или изначально противоправную экономическую деятельность.
Если объем теневой экономики России по данным Всемирного банка составляет 49% ВВП страны, то доля скрытой оплаты труда в 2004-2007 гг. достигала в среднем 44,1% от всей заработной платы по экономике. Применительно к 2007 году это 6,55 трлн. рублей. Неуплаченные налоги в федеральный бюджет и взносы в социальные фонды составили 852 млрд. рублей в виде налога на доходы физических лиц и 1,7 трлн. рублей в виде взносов на обязательное социальное страхование. При этом Пенсионный фонд России недополучил 1,3 трлн. рублей, что больше совокупных расходов Пенсионного фонда на выплату трудовых пенсий в 2007 году. Легализация серого сектора позволила бы удвоить трудовые пенсии.
Далее ведущий семинара остановился на основных причинах существования серого сектора. К ним он отнёс следующие пять факторов:
1. Экономическая безальтернативность существующей модели ценообразования. Практически весь потребительский рынок обречен работать с необлагаемыми налогами суммами. В настоящее время до 90% российских организаций так или иначе причастны к серым схемам. Расчеты «черным налом» с поставщиками, обналичивание средств для выплаты скрытых доходов и подержания коррупционных отношений, осуществление экспортно-импортных операций по фиктивным документам — все эти действия сказываются на конечной цене товаров и услуг, бюджетах домохозяйств, величине собранных налогов и сборов.
2. Деградация моральных и правовых норм в поведении экономических субъектов. Советское игнорирование православных норм, неудачное внедрение коммунистических постулатов, отсутствие какой-либо идеологии в современной России привели к тому, что низкая значимость морально-этических устоев стала детерминирующим фактором развития не только экономики, но и всего российского общества. К тому же формирование российской государственности не сопровождалось выработкой качественных правовых норм и жесткой системы ответственности за их исполнение.
3. Бедность значительной части населения, составляющей 39,7% наших сограждан или 56,4 млн. человек. Бедность предполагает перенос принципов социального взаимодействия в плоскость экономической практики. При осуществлении экономических трансакций представители бедных социальных групп во главу угла часто ставят не соблюдение легальных правовых норм, а следование неформальным идентификационным признакам «своего» социума.
4. Перенесение в общество социальной, экономической или политической модели, созданной в ином социальном порядке. Россия пошла по пути импорта базовых социально-экономических и политических институтов без необходимого анализа их соответствия исконному общинному менталитету, ценностным морально-этическим ориентирам, исторической парадигме государственного управления. Результатами такой политики стал, в том числе отказ экономических субъектов действовать по чуждым институциональным нормам.
5. Коррупция, являющаяся и причиной, и двигателем серой экономики. Экономические субъекты при помощи коррупции оплачивают право «проезда» в сложившихся условиях хозяйствования, уменьшают зависимость от оппортунистических действий властей, преобразуют бюрократические полномочия в индивидуальную или корпоративную выгоду.
Представив свое видение существующей парадигмы серого сектора, Никита Кричевский выделил три основных направления уменьшения масштабов серой экономики, тем самым, инициировав дискуссию по этому вопросу.
Прежде всего, это разработка программы по поступательному переводу финансово-хозяйственной деятельности на легальную основу, включающей изменения в налоговом законодательстве, преференции за рост финансовых показателей, социальную поддержку населения в период трансформации.
Затем, это принятие законодательства о борьбе с коррупцией с обязательным восстановлением эффективности функционирования базовых государственных институтов.
Наконец, это реакция гражданского общества — в том числе использование публичного порицания не только за совершение доказанных экономических правонарушений, но и за сам факт участия в теневых организациях.
В заключение своего выступления Никита Кричевский отметил, что для изменения сложившегося баланса между легальным и теневым секторами российской экономики необходима политическая воля высшего руководства страны.
В настоящее время никаких предпосылок для нарушения равновесия в сторону легализации экономики не наблюдается. Более того, по ряду признаков отмечается нежелание власти менять ситуацию, что проявляется, например, в отказе от рассмотрения Государственной Думой законодательных нововведений, обязывающих родственников чиновников декларировать свои доходы не только во время исполнения служебных обязанностей конкретным государственным или муниципальным служащим, но и в течение трех лет после оставления должности, а также введения поста уполномоченного по этике в органах государственной власти с полномочиями приостанавливать деятельность чиновника при подозрении на совершение им коррупционных правонарушений.
* * *
Руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН доктор экономических наук Евгений Гонтмахер в целом согласился с предложенным видением факторов существования теневого сектора, однако отметил, что проблема теневой экономики носит прежде политический характер.
Только при желании высшего руководства страны осуществлять конкретные действия, ситуацию можно сдвинуть с мертвой точки. В нынешних условиях, когда численность вновь пришедшей правящей элиты не превысит 5-10 человек, говорить о готовности к значительным изменениям преждевременно.
Говоря о путях минимизации серого сектора экономическими методами, Евгений Гонтмахер предложил ряд мер, в целом одобренных участниками экспертного семинара.
Прежде всего, это расширение перечня местных налогов. В настоящее время в местные бюджеты поступают средства лишь от налога на имущество физических лиц и земельного налога. Евгений Гонтмахер считает, что в местные бюджеты должны поступать средства от налога на доходы физических лиц (подоходного налога), так как это позволит местному населению видеть, на что идут поступающие в местные бюджеты средства. В контексте изменения существующего налогового порядка Евгений Гонтмахер отметил, что налоговая база по налогу на имущество физических лиц и земельному налогу должна исчисляться по рыночной стоимости, а не, соответственно, по инвентаризационной и кадастровой, как происходит в настоящее время, с обязательным предоставлением налоговых льгот социально незащищенным слоям населения. Для эффективного контроля за использованием средств местных бюджетов необходимо повысить продуктивность деятельности контрольных органов на местах, возможно, под эгидой Счетной палаты России.
Отвечая на вопрос, что делать с местным криминалитетом, имеющим значительный вес при принятии решений на местах, Евгений Гонтмахер сказал, что в данном случае необходимо применять весь спектр возможных мер: от достижения договоренностей с теневыми местными лидерами до военно-административных методов, как это происходило в ряде зарубежных стран. Кроме того, борьба с коррупцией нарушит «водяное перемирие», заключенное в настоящее время между криминалитетом и властью.
Главный редактор АПН.ру Константин Крылов остановился на философских аспектах теневой экономики.
По его представлениям, существующая модель взаимоотношений государства и общества лучше всего характеризуется сравнением преследователя и жертвы, где органы государственной власти предстают преследователями, а общество в целом и бизнес в частности — жертвами.
Константин Крылов заметил, что государство как преследователь движимо тремя целями: пленить (обложить жертву данью), обобрать (осуществить разовое изъятие денежных средств или активов) и «убить» (лишить предпринимателя доходного бизнеса, или даже средств к существованию). Население, в свою очередь, реагирует на это стандартным образом: бежит и прячется (затаивается). «Убежать и затаиться» - выработанная столетиями модель поведения.
Крылов заметил, что подобное поведение не является чем-то специфически российским. Например, США сформировались в первую очередь как страна беглецов.
Проблема современной России, по мнению Константина Крылова, состоит в том, что внутри страны стало «некуда бежать». Например, российские регионы, в настоящее время стали своеобразными ловушками, бежать их которых практически невозможно. Одним из немногих мест, где можно скрыться от преследующего ока государства, является Москва, чем и объясняется, во-первых, стремительное увеличение численности населения, во-вторых — количество реализовавших свои проекты бизнесменов.
Константин Крылов отметил, что в сложившихся условиях государство действует негосударственными методами, в стране возникло и стремительно укрепляется параллельное неформальное налогообложение, где налоги платятся «черным налом», а общество и бизнес все больше загоняются в угол, то есть в ситуацию отсутствия какого-либо выхода.
Базовый лейтмотив действий государства по уменьшению объемов теневого сектора может быть таким: государство должно повернуться лицом к населению, причем, не к бизнесу или некоторым другим социальным стратам, а именно ко всему населению. Только при таком развороте становится возможным противодействие теневому сектору.
Вступивший в дискуссию директор Центра исследований постиндустриального общества доктор экономических наук Владислав Иноземцев, остановившись на международном опыте борьбы с теневым сектором, привел цифры теневого сегмента в разных странах. Так, объем теневой экономики в Европе составляет в среднем 7-9% ВВП, в США — 10-11% ВВП, в странах Восточной Европы — 10-15% ВВП, в странах Латинской Америки — 50% ВВП и выше.
Говоря об особенностях определения доли внелегального сектора, Владислав Иноземцев напомнил, что известный перуанский экономист Э.де Сото предлагал оценивать серый сектор по росту физического потребления электроэнергии или продаж строительных материалов.
Владислав Иноземцев усомнился в целесообразности борьбы с теневой экономикой в современных условиях, заметив, что российской государственной элите серый сектор не мешает. Кроме того, многие прежде нелегальные виды экономической деятельности, такие, например, как контрабанда, постепенно перестают восприниматься как преступление. Население же не платит налоги потому, что не получает соизмеримые государственные услуги.
По мнению выступающего, коррупционные режимы, подобные российскому могут существовать десятилетиями, поскольку и власть, и население такая ситуация устраивает. Однако уменьшать масштабы теневого сектора, по мнению Владислава Иноземцева, надо, хотя бы до уровня развитых стран, и одними из ведущих мотивов должны стать международная интеграция России и свершившаяся ратификация многих международных документов по противодействию коррупции.
На вопрос президента Института национальной стратегии Михаила Ремизова как влияет революция менеджеров на рост коррупции в мире, Владислав Иноземцев отметил, что революция менеджеров и обретение последними существенно больших полномочий в современном бизнесе, безусловно, следует отнести к факторам развития коррупции. Вместе с тем, данную проблему необходимо экстраполировать не только на корпоративное управление, но и на всю систему современного государственного управления.
Взявший слово директор Института проблем глобализации доктор экономических наук Михаил Делягин в начале своего выступления привел свое видение классификации теневой экономики. По его мнению, серый сектор — это преступления против существующих норм финансового оборота,криминальный бизнес — преступления против человека или имущества.
Остановившись на путях минимизации теневого сектора, Михаил Делягин выделил следующие.
Во-первых, это нормализация судебной системы, которая, по убеждению Михаила Делягина, может происходить, в том числе такими методами, как замена подавляющей части судебного корпуса новыми судьями.
Во-вторых, это реформирование единого социального налога в сторону выравнивания удельного веса доходов, уплачиваемых бедными слоями населения и богатыми гражданами.
В-третьих, это борьба с коррупцией, особенно с проявлениями силового рэкета.
В-четвертых, это ликвидация фирм-«однодневок», неформальными учредителями которых часто выступают своеобразные региональные «тройки», состоящие из представителей правоохранительных органов, работников налоговой службы и чиновников региональных или местных администраций.
В-пятых, это уничтожение банков-»прачечных», через которые, как уже отмечалось в начале дискуссии, ежегодно перекачиваются триллионы рублей.
Наконец, в-шестых, освобождение от ответственности тех участников коррупционных отношений, которые согласились на сотрудничество со следствием.
Политолог Павел Святенков, также принявший участие в работе экспертного семинара, в своем выступлении поделился наблюдениями за генезисом теневого сектора, отметив, что в России произошла замена доверия как основы экономических трансакций коррупционным парафированием.
Как пример успешной борьбы с коррупцией Павел Святенков привел Украину, где после оранжевой революции уровень доверия населения к государству значительно вырос, соответственно уменьшилась коррупция. Павел Святенков согласился с мнением Владислава Иноземцева, что евроинтеграция России может стать одним из инструментов минимизации теневого сектора экономики страны.
В заключение семинара ведущий Никита Кричевский подвел итоги обсуждения, заявив, что все эксперты, приглашенные на семинар, проявили завидное единодушие, усмотрев связь коррупции и теневой экономики.
Эксперты пришли к выводу, что решение проблемы уменьшения объемов теневой экономики находится в политической плоскости, осуществлять его придется новой элите.
Конструктивная атмосфера семинара, информационное наполнение выступлений, интеллектуальный накал дискуссии был отмечен всеми участниками.
