(Окончание. Начало см. здесь)
Наименее удачным в организации десантной операции на Кубе оказалось снабжение.
При отсутствии централизованного управления тылом боеприпасы и продовольствие доставлялись с американских судов прямо на берег, складировались в деревянном сарае, а затем развозились по частям. На глинистых тропах, расплывавшихся грязью каждый вечер после очередного ливня, часто возникали заторы. За месяц хозяйничанья в этом посёлке американцы даже не удосужились построить пристань, перевозя всё необходимое на берег шлюпками.
Не в пользу американских войск были и боевые потери на Кубе. Всего за первые три дня боёв под Сантьяго потери испанцев (при 13000 солдат) составили 592 чел. убитыми и ранеными, при том, что потери американцев (пир численности в 16000) были почти в три раза больше — 1625 человек. К 3 июля боевые потери американцев составляли уже 9 % от численности корпуса Шафтера.
Немалую роль здесь сыграли климатические условия Кубы. Лето на Кубе — сезон дождей. В этот период выпадает до 80 % годовой нормы осадков. Дороги в это время превращались в сплошное болото. Изнуряющая жара, особенно до 10 часов утра, в сочетании с сыростью воздуха, создавала прекрасные условия для распространения малярийных комаров (кстати, именно поэтому испанцы предпочитали отсидеться в населённых пунктах, на высотах, где эта опасность бала поменьше). Между тем, в то время медицина ещё не знала толком, как бороться с малярией. Ведь только в ходе этой кампании американский военный врач Рид пришёл к выводу, что источником малярийной инфекции является комар, и предложил ряд мер по борьбе с этим заболеванием.
Всё это, в сочетании с отсутствием хорошей питьевой воды и подходящей пищи, ослабляло американских солдат, способствовало возрастанию болезней и росту небоевых потерь среди них. Так, заболеваемость среди солдат армии вторжения выросла с 30 — 50 до 100 человек в день. Корпус (в состав которого, кстати сказать, входила почти вся довоенная регулярная армия США, лучшая часть вооружённых сил) таял на глазах. Генерал Майлс, посетивший позиции под Сантьяго 12 июля был готов даже отменить экспедицию на Пуэрто-Рико и высадить направлявшиеся туда войска на Кубе. К тому же начались ссоры между американскими солдатами, в основном, — выходцами из южных штатов, и чернокожими кубинцами, из которых и состояли в основном отряды повстанцев.
По оценке Кондратенко, именно постепенное разложение армии в тяжёлых климатических условиях, вынуждало американцев активизировать требования о капитуляции осаждённого гарнизона Сантьяго, прежде, чем санитарные потери вынудили бы снять осаду. С 3 по 9 июля генерал Шафтер трижды посылал парламентёров к командующему гарнизоном города, генералу Торалю, с требованием капитуляции и угрозами обстрела. Однако… никакого обстрела не последовало ни 3 июля, ни 9-го. Вместо этого, сам же Шафтер вплоть до 10 июля продлял перемирие, заключённое с испанцами. К тому же — Сантьяго оставался лишь частично блокированным. Лишь 11 июля, после подхода подкреплений, Шафтеру удалось перекрыть дорогу на Кобре и блокировать гарнизон. Одним словом — победа американцев была бы поставлена под сомнение, решись испанцы на вылазки из города и открытые удары по слабеющим войскам США.
Испанцы же в это время, уже 5 июля эвакуировали из города мирное население. Это давало возможность Торалю начать прорыв из Сантьяго, или, по крайней мере, нанести американцам существенное поражение. Будь в это время в порту эскадра Серверы — силы испанцев возросли бы ещё более.
Но большим изъяном, подрывавшим волю испанского командования к сопротивлению, было отсутствие достоверных сведений о силах противника,а потому они и не смогли воспользоваться его слабостью, что и предопределило исход осады.
Испанцы к этому времени были сами деморализованы. Отсутствие подкреплений, полная блокада, разгром флота, кажущееся превосходство противника, безнадёжная 3-летняя война с повстанцами, враждебное отношение местного населения — всё это соответствующим образом сказалось на действиях Тораля. Воображение морально утомлённых генералов разыгралось сверх меры: на военном совете, созванном Торалем для обсуждения планов капитуляции, численность американских войск оценивалась в 40000 при 60 орудиях. Тогда как реально Шафтер, даже после переброски подкреплений и при учёте сил повстанцев, располагал максимум 20000 при 16 полевых орудиях. Это при том, что силы испанцев, находившиеся в Сантьяго, насчитывали 11500 человек. Правда, из них 1700 человек находились в госпиталях. Но и у Шафтера с этой точки зрения дело обстояло далеко не лучшим образом.
К тому же, как пишет Кондратенко, испанцы могли рассчитывать на подход подкреплений, позволяющих совершить прорыв:
«Главнокомандующий махнул рукой на Сантьяго и не стал предпринимать серьёзных шагов по деблокаде гарнизона, хотя достаточно было двинуть дивизию генерала Луке из Ольгина, чтобы ситуация изменилась в пользу испанцев».
Тораль сумел убедить в необходимости капитуляции маршала Бланко, который ограничился в той ситуации лишь «рекомендациями» прорваться. Но не отдал соответствующего приказа.
Но и занятие американскими войсками Сантьяго после капитуляции войск Тораля, 15 июля, далеко ещё не обеспечивало победы.
Разложение американской армии лишь усугубилось. Дисциплина упала донельзя. Солдаты отмечали «победу» массовым пьянством и дебошами. К 1 августа в сантьягском госпитале лежало до 5000 американцев, а из строя ежедневно выбывало около 850. Между тем только к этому времени в Вашингтоне поняли, что корпус в буквальном смысле вымирает.
Об этом узнали лишь после того, как газеты опубликовали коллективное обращение начальников дивизий и бригад V корпуса генералу Шафтеру, в котором заявляли, что только немедленная эвакуация с Кубы спасёт от гибели регулярную армию США. Ибо генерал долгое время хранил молчание, опасаясь за свою репутацию.
Стали спешно готовить подкрепления, на смену корпусу Шафтера, а больных с Кубы целыми транспортами стали вывозить аж в Лонг-Айленд, под Нью-Йорком. Между тем, к этому времени даже во всех 23 военных лагерях США свирепствовала эпидемия тифа. Тиф деморализовал солдат. Армия стремительно теряла боеспособность. По мнению Кондратенко это обстоятельство заставляло США спешить с заключением прелиминарного мира 12 августа. По этому поводу очень сильно издевались американские писатели-сатирики.
«Как мне ни жаль вас, мой доблестный друг, — сказал Победитель, — но я не могу умолчать об этом. Мор косил всё мой войско, и не сдайся вы мне, я бы сам вам сдался. — Вот это меня и страшило, — отвечал Побеждённый Полководец. — Мои солдаты уже ели свои ремни и патронташи. Мы не смогли бы обеспечить вас продовольствием», — писал Амброз Бирс в одной из своих притч в 1899 году.
Ему вторил Марк Твен, аллегорически изобразивший внешнюю политику США в романе «Три тысячи лет среди микробов»:
«В кубинской войне сто сорок две тысячи испанских солдат за пять месяцев уничтожили двести шестьдесят восемь наших защитников. За те же пять месяцев сто сорок наших врачей уничтожили три тысячи восемьсот сорок девять упомянутых защитников и, не израсходуй они весь свой боевой запас пилюль, уничтожили бы всех остальных».
И действительно — безвозвратные потери американцев в этой войне составили 514 человек убитыми, 454 — умершими от ран и 5438 — умершими от болезней. Испанцы потеряли убитыми — 2500 человек. К несчастью для испанских генералов, они так же, как и вашингтонские начальники Шафтера, были весьма мало осведомлены о плачевном положении американской армии.
Между тем, пока американские войска на Кубе разлагались, даже падение Сантьяго ещё не вело к поражению Испании. Ведь её армия на Кубе всё ещё составляла 100000 солдат регулярной армии и 80000 местных ополченцев («герильясов»), верных испанской короне. Лейтенант Похвиснев, познакомившийся с настроениями герильясов, писал об их решимости уйти в горы и начать партизанскую войну против американцев.
По мнению Кондратенко, не исчерпал все возможности сопротивления и гарнизон Манилы, 13 августа выкинувший белый флаг после взятия американскими войсками предместий города. По мнению исследователя Д.М. Креленко, «взятие» Манилы американцами было результатом сговора между испанским командованием и осаждавшими, так как предпринятый американцами «штурм» (в ходе которого войска США сумели лишь приблизиться к окраинам города), давал некоторые обоснования для капитуляции и позволял избежать обвинений в измене.
Лишний шанс на победу Испании обеспечило бы вступление в войну на её стороне одной из великих держав.
Такие шансы возникли уже мае 1898 г. после поражения Монтохо-Пассерона. В это время 5 кораблей германской эскадры под командованием адмирала Дидерихсена вышли на рейд Манилы. По оценкам исследователей, эта эскадра вполне могла противостоять американцам. Тем более, что в бою с флотилией испанцев, Дьюи израсходовал почти весь боекомплект эскадры. К тому же его комендоры показали не очень высокую подготовку, затратив семь часов боевого времени на разгром слабейшей испанской эскадры, в которой, из 7 кораблей, лишь один («Реина Кристина») имел дальнобойную артиллерию и бронепалубу. Остальные же были безбронными. Боле того — среди них встречаются даже деревянные суда.
К тому же Дьюи не мог рассчитывать и на полный контроль за морскими коммуникациями Филиппин, так как из Испании была в это время направлена эскадра адмирала Камары. Об этом свидетельствует тот факт, что десантные войска были вызваны Дьюи лишь после известия о том, что Камара прочно застрял в Суэце. Дидерихсен рассчитывал, что после поражения Испании он сможет захватить Манилу и превратить её в немецкую военную базу. Только вмешательство Японии и Англии помешало немецкому флоту осуществить свои замыслы. Между тем, интересы этих стран вполне могли найти точки соприкосновения. Ведь японское правительство проявило немалую наивность, надеясь, что США не станут претендовать на захват Филиппин и после войны превратят их в совладение великих держав. Поэтому японский крейсер, направленный в Манилу, занял позицию рядом с американской эскадрой.
Договорись тогда Германия с Японией и Великобританией о разделе Филиппин и согласись правительство Испании на превращение своей колонии в совладение, или на создание здесь военно-морских баз Германии, Японии и Великобритании — соединённые силы этих государств легко заставили бы американский флот ретироваться даже после его победы над эскадрой Монтохо.
Конечно, страх Великобритании перед растущей экономической и военной мощью Германии был существенным препятствием на пути к сближению. Но дипломатия весьма часто допускает причудливые альянсы, каким, например, был союз Германии, Франции и России против попытки Японии закрепиться в 1890-е гг. на Ляодунском полуострове. А потому и раздел Филиппин мог бы стать гарантией такого сближения.
Между тем, сами испанцы просили Германию о поддержке и были, в принципе, готовы к соответствующим уступкам.
Как только отряды Агинальдо вытеснили испанские войска к окраинам Манилы, комендант города, генерал Аугусти, обратился к адмиралу Дидерихсену с просьбой взять столицу под свою защиту. Пока адмирал, не имевший полномочий на столь ответственный политический шаг, ожидал указаний из Берлина, министр иностранных дел Испании граф Ильфеонсо Альмодовар повторил это предложение всем европейским державам. Германский статс-секретарь по иностранным делам, Бюлов, надеясь заручиться поддержкой сильной морской державы, стал зондировать почву в Париже и Петербурге. Однако в обеих столицах предложение присоединиться к Германии не нашло отклика. Тогда немцы попытались договориться с американцами о предоставлении им опорных пунктов на Филиппинах, а также о передаче в безраздельное владение островов Самоа, но и здесь получили отказ.
8 июля германская дипломатия предприняла последнюю попытку найти союзников. Бюлов обратился с предложением о нейтрализации Филиппин к премьер-министру Англии лорду Роберту Солсбери. Ответ был отрицательным. Однако дипломатическая активность Берлина насторожила Вашингтон, и президент Мак-Кинли приказал Дьюи беречь корабли ввиду угрозы войны с Германией. Попытайся Дидерихсен взять город под защиту и согласись Германия на захват Манилы, при обещании раздела Филиппин с Англией и др. великими державами, вполне возможно, положение американцев было бы безнадёжным. А время уходило. Американцы делали всё, чтобы укрепить свой флот на Филиппинах, отправив туда несколько кораблей Тихоокеанской эскадры адмирала Миллера. Высадка и постепенное наращивание американских войск окончательно похоронили надежды немецкого правительства.
Впрочем, даже это не исключало начала американо-немецкой войны, так как между немецкой и американской эскадрой участились разного рода инциденты. Так, 8 июля из-за слишком независимых отношений немцев с испанским гарнизоном сложилась взрывоопасная обстановка, ликвидированная лишь при содействии английских моряков.
Так что — шансы если не на победу, то на «ничью», или, по крайней мере, на заключение мира на более выгодных условиях у испанцев были. Затяжное сопротивление, потери американских войск, военные демонстрации флота, компромисс с частью оппозиции в колониях, и, наконец, вступление в войну одной из великих держав — эти обстоятельства привели бы именно к такому исходу испано-американской войны.
Умелая стратегия испанского правительства или даже хорошо организованное затяжное сопротивление при хорошей организации обороны, соглашении с кубинскими или хотя бы с филиппинскими умеренными националистами, а также — при возможной поддержке одной из великих держав могло бы поставить США под угрозу политического кризиса. Ведь в это время здесь разворачивалось «антиимпериалистическое» движение, объединявшее не только интеллектуалов, но и рабочие и фермерские слои населения. Безусловно, поражение США в испано-американской войне могло вызвать массовое движение социального протеста, в чём-то напоминающее движение 1960-х — 70-х годов, вызванное поражением во Вьетнаме. А ведь в 1890-е годы в Америке развивалось оппозиционное рабочее и фермерское движения, пользовались большой популярностью идеи социалистов и анархистов, да и даже простые забастовки рабочих часто сопровождались актами саботажа, перестрелками с полицией и применением взрывчатки.
Поражение или даже затяжная и чреватая большими потерями война на Кубе и Филиппинах привели бы к падению правительство Мак-Кинли. Вполне возможен был крах двухпартийной системы, образование леволиберально настроенной «третьей партии» с последующей победой на выборах в конгресс и на пост президента. События, связанные с вьетнамской и сегодняшней иракской войной убедительно показали, что прагматизм среднестатистического американца под влиянием потерь в затяжной войне становится хорошим стимулом для пробуждения пацифистских настроений. Рядовой американец в этой ситуации начинает осознавать, насколько невыгодно и опасно для жизни идти служить в вооружённые силы, но насколько правильнее писать статьи в газеты и журналы, разоблачающие «грязную войну» и преступника-президента и участвовать в антивоенных демонстрациях.
Но… испанское правительство и тем паче не желавшее воевать за источники доходов королевских чиновников население Испании к этому времени уже устали от войны. Общественные настроения, усугублённые упадком торговли и экономическим кризисом, бюджетным дефицитом, были таковы, что правительство Сагасты думало не о победе, а лишь о мире. Не позволяло изменить положение и господство американского флота на море. Поддержка противника кубинскими и филиппинскими отрядами и главное — неосведомлённость испанцев, неудовлетворительная организация разведки в испанской армии, не дали возможности сполна воспользоваться несуразностями и неудачами американского командования. Не могли испанцы рассчитывать и на поддержку антивоенного движения в США по той простой причине, что моральный облик испанского правительства, безжалостно подавлявшего восстания кубинцев и филиппинцев, не имело морального приоритета перед американцами. Ведь в то время США для общественного мнения населения многих стран мира ещё не была тем, чем он является в современной международной политике. Ни «мировым жандармом», ни страной-агрессором.
УРОКИ, КОТОРЫЕ МЫ НЕ УЧИМ, И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, КОТОРЫЕ МЫ НЕ ВЫБИРАЕМ
Как писал когда-то В.О. Ключевский, кстати, современник той самой войны, не обративший, впрочем, на неё никакого внимания:
«История не учительница, а надзирательница, magistravitae (наставница жизни — Прим. автора): она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Так вышло и по отношению к испано-американской войне.
Многие ошибки испанцев оказались неучтёнными русским правительством и командованием уже в ходе русско-японской войны.
Как и в Испании, в России пытались справиться с проблемами, превосходившими реальные возможности государства.
Аромышленность России в то время ещё не готова была осваивать зарубежные рынки. Однако правительство стремилось заблаговременно захватить территории на Дальнем Востоке, чтобы не опоздать к разделу мира.
И наконец, как и в Испании, в России хватало высокопоставленных оптимистов, уверенных в превосходстве своей армии и флота над любым противником.
Война между Испанией и США интересна нам постольку, поскольку это был конфликт между стареющей, впавшей в системный кризис, империей, с одной стороны, и набирающим силу и мощь, поспешающим к разделу мира империалистическим хищником — с другой.
В наше время подобное развитие событий с новыми участниками и в новых условиях вполне возможно. И возможно оно именно на территории России. Скажем, в Сибири и на Дальнем Востоке.
Положение этих регионов, безусловно, не идентично положению Кубы или Филиппин в Испании. Однако уже сейчас население многих регионов воспринимает московское правительство как паразита, сидящего на шее у местного населения и экспроприирующих в свою пользу доходы от добываемых здесь ресурсов. Особенно это характерно для так называемых «регионов-доноров». Экономика Сибири и Дальнего Востока всё более и более ориентируется на динамично развивающиеся экономики соседних государств, в том числе — Китая и Японии. Российское население дальневосточных регионов сокращается, а существующие здесь ресурсы привлекают и неизменно будут далее привлекать к себе внимание соседей. Особенно — внимание КНР, нуждающейся в дополнительных средствах для интенсивной модернизации и борьбы в мировой конкуренции с Соединёнными Штатами Америки.
В Сибири существуют областнические сепаратистские группы и организации, располагающие некоторым количеством сторонников, пока не особенно влиятельные, но заметные на местном политическом фоне. В последнее время всё чаще и чаще выходят книги теоретиков областничества, в которых Сибирь рассматривается, как колония России.
В этом отношении, например, весьма интересна изданная в 2003 году издательством «Сибирский хронограф» книга И.М. Ядринцева «Сибирь как колония» (тиражом, между прочим, в 5000 экземпляров). Идеи областников находят своих исследователей в лице учёных (см., например: Шиловский М.В. Сибирское областничество в общественно-политической жизни региона во второй половине XIX — первой четверти XX века. Новосибирск. 2008 и др. научные труды).
Так что идеи регионального сепаратизма вполне могут найти себе благоприятную почву среди населения, неприязненно относящегося к московским чиновникам и всё более воспринимающего Москву и РФ как крупного и ненасытного вампира, высасывающего соки для прокормления дотационных регионов, но главным образом — силовых и нефтяных олигархов и московско-питерскую бюрократию.
Все эти обстоятельства вполне могут привести к росту мощного сепаратистского движения, которое рано или поздно выдвинет идею об отделении восточных регионов от России.
Безусловно, местная элита отчасти опасается потерять власть в случае подчинения регионов Китаю. Отсюда, в определённой мере, вырастает стремление к компромиссу с Москвой. Но это до тех пор, пока Москва в состоянии обеспечить сколько-нибудь стабильное экономическое положение для региона. Серьёзный экономический кризис, в который входит наша страна, равно как и истощение нефтяных ресурсов, безусловно, вызовет рост влияния политических сил, желающих поскорее уйти с «тонущего корабля».
Соотношение вооружённых сил России, США и КНР может уже сейчас далеко не в пользу России. В настоящее время, пожалуй, единственным гарантом безопасности РФ является «ядерный щит». Но недалеко то время, когда ядерные силы России в силу отрыва США и КНР в технической гонке, развития системы ПРО и недостатка в финансировании, уже не предоставят гарантированной защиты.
Что же касается положения российской армии уже сейчас, то с полной уверенностью можно сказать, что падение её боевого потенциала и морального духа приняло серьёзные, если не необратимые масштабы.
Мы не будем сейчас утопать в доказательствах этого. Читатель может ознакомиться с необходимыми фактами по докладу Института национальной стратегии «Кризис и разложение российской армии».
Снижение геополитического статуса России до уровня второразрядных государств, лишь внешне сохраняющих имперские атрибуты, при попытках правящей элиты имитировать влияние в международных отношениях, также весьма сильно сближает Российскую федерацию с Испанией конца XIX в. Испания ещё до 1898 г. успела проиграть в ряде международных конфликтов Германской империи, уступив ряд островов в Тихом океане. Полоса геополитических поражений, пережитых государством в 2000-е гг. также приближает Россию к Испании 1898 года. Эта страна к тому времени успела проиграть своему партнёру по коалиции, Франции, в политических играх в ходе интервенции в Мексике 1860-х гг. А затем — показала свою неспособность навязывать политическую волю другим государствам, проиграв в Тихоокеанской войне малоподготовленным к ней Перу и Чили.
В период острого и всестороннего общенационального кризиса в восточные регионы России, в случае развития областнического движения, могут отреагировать восстаниями населения или даже просто верхушечным переворотом на местном уровне с образованием чего-то вроде «Соединённых Штатов Сибири». Далее всё зависит от соотношения военных сил Российской федерации других держав, задействованных в конфликте. Далее — может быть вполне применён кубинский сценарий 1898 года (и аналогичный ему косовский). Сепаратистское движение в Сибири и на Дальнем Востоке по этому сценарию получит политическую и военную помощь со стороны США или КНР, а затем — по мере ослабления России и успехов сепаратистов эта помощь примет характер прямого военного вмешательства под ширмой защиты «демократии и прав человека», «права наций на самоопределение» и тому подобных лозунгов.
Такие вот дела, уважаемый читатель! Не уподобляйся студенту-двоечнику и имей в виду: когда публицист пишет об испано-американской войне, пишет он не только о США, Кубе и Испании, но и о современной России.
А потому и грустный сей юбилей — событие отнюдь не «смешное», как пишут некоторые авторы, не замшелое, а весьма близкое нашей сегодняшней действительности.
