От редакции. Мы продолжаем цикл публикаций, посвящённых амбициозным планам казахской элиты. На сей раз речь идёт о программе установления казахской гегемонии в регионе. Сейчас эти планы представляются чем-то экзотическим. Но не стоит забывать о том, что у казахских элит есть политическая воля, которая полностью отсутствует у элит российских. Так что вполне возможно, что место российского представителя в Совете Безопасности ООН займёт именно казах. И это может случиться скорее, чем мы думаем.
* * *
Политический штиль в Центральной Азии, эпоха безвременья, с неизбежностью меняется на более активное время, когда способность реагировать на вызовы станет главным умением политиков, главной причиной их востребованности. Тема вызовов у нас пока звучит все больше теоретически. Ее обсуждают так, как принято обсуждать определенные геополитические допущения. Кулуарно. Пока это все-таки тема политологов, а не политиков. Но нет ничего важнее готовности перейти к практическим шагам. Хотя как раз такая готовность вызывает большие сомнения.
Сейчас повестку дня нации формирует не внутренняя решимость к определенным свершениям, а внешняя ситуация.
Мы не раскачиваемся или нас не раскачивают? Это ведь не одно и то же.
Нет смысла специально кого-то пугать. Нет оснований преувеличивать. Но для нас очевидно, что регион находится накануне решительных перемен. И связано это с тем, что изменение ситуации вокруг неизбежно задействует нас в чужих раскладах.
Оказаться в роли пассивного участника чужих игр – самая незавидная перспектива для государства, убежденного в том, что его безразличное травоядное спокойствие надежно и гарантированно. Тогда в этой игре ты будешь не защитник и не нападающий – а просто мяч.
До сих пор мы весьма отдаленно имели отношение к горячим точкам. Даже военные базы в Киргизии и Узбекистане были приметой чужой и далекой войны. Стратегически Центральная Азия сохраняла почтительную дистанцию от стран, находящихся в первых строчках информационных агентств. Это, конечно, способствовало и успокоению, и внутренней консервации, и стабильности авторитарных режимов. Они никому особо не мешали и тем были счастливы.
Ситуация на Ближнем Востоке по определению неспособна меняться более или менее значительно, потому что там сохраняется очевидный паритет сил, которому никуда не деться. Религиозные фундаменталисты, нефтяные монархии, практически колонизированный Ирак – определенные константы. Для уходящей американской администрации Ближний Восток имел приоритетное значение, что определялось даже не геополитическими интересами, а личными обидами, семейными комплексами. Техасский «клан» разыгрывал всю стратегию мирового доминирования, исходя из центральной роли этого региона. Здесь был нарисован центр зла. Теперь в такой политической мультипликации все меньше смысла – кого повесили, а кого просто забыли.
Новая администрация не имеет оснований продолжать эту линию. Даже в случае прихода в Белый дом сенатора Маккейна преувеличивать значение ближневосточных государств уже незачем. И еще, что важно – вычерчиваются контуры новых, на порядки более серьезных, противостояний.
Это значит, что неизбежен уход от мифологических схем, порожденных инерцией холодной войны. В тумане неразберихи последних лет американцам удалось выстроить форпосты своего влияния и доминирования на всех тех площадках, где это было возможно. Но макроэкономические, геополитические резоны сходятся в том, что силовые линии завтрашнего глобального конфликта проложены не на Балканах и не в Иране.
Европейский союз сосредоточенно переваривает новых участников, общим числом превышающих уже количество стран-основателей. Это выключает Европу из активной мировой игры, по меньшей мере на ближайшие пять лет. Будущее ее тоже непредсказуемо, поскольку интересы Западной и Восточной Европы слишком разнонаправлены. Кто и каким образом будет доминировать при принятии решений – далеко не так очевидно, как раньше. Ближний Восток раздроблен и контролируем в целом. Мелкие диктаторы – это, конечно, неприятность, но никакой не исторический вызов. Тема «исламской опасности» отыграна в американских интересах настолько, что более неактуальна.
Зато остается Китай. Историческая логика показывает, что однополярный американский проект споткнуться способен прежде всего о него. (Не будет сильным преувеличением сказать – только о него). А уровень все возрастающей зависимости американской и всей мировой экономики от КНР показывает, в какой точке неизбежно столкновение амбиций гигантов.
Фактически, шумно и старательно отвлекаясь на региональные разборки, американцы делали все, чтобы вопрос о Китае прозвучал максимально нескоро и максимально неслышно. Но КНР бесшумно, на огромной скорости, движется к роли мировой сверхдержавы. И главное, что деликатно не принято замечать – в сегодняшнем мире действительно становится тесно. Договариваться с Китаем в прежнем стиле становится уже невозможно. А мыслить в схемах реального партнерства американский истеблишмент неспособен, он ориентирован на единоличное лидерство, не способен в принципе сомневаться в правильности и эффективности собственной политической системы.
Китайцы, впрочем, тоже не готовы поступаться принципами, раз уж те гарантировали их сегодняшнее величие, равного которому Китай никогда прежде не переживал. Из замкнутой региональной державы вырос лидер, а всякое лидерство требует самоутверждения.
Вашингтон и Пекин не повышают друг на друга голос. Это было бы не только преждевременно, но в корне неверно. Однако американцы заинтересованы в ограничении возможностей Китая. Не особенно заметно, но по периметру зоны его интересов уже идут самые решительные зачистки. При этом отвлекающим маневром развивается фальшивый «проект» американо-иранской войны.
В минувшем году (оставим версию случайного совпадения наивным) более чем ощутимо «качнуло» трех принципиальных союзников КНР. В Таиланде военные свергли правительство, добрые отношения котрого с Пекином были очевидны и фактически декларативны. Бирму сотрясли серьезные акции протеста, заставившие режим задуматься об уступках прозападной оппозиции и для начала признать сам факт ее существования. Пакистан стремительно движется к анархии и насилию, напоминающим о первых годах раздела британской Индии. Как серьезный союзник Штатов он полтора года как «слит», и сейчас, как следствие, переживает последовательное крушение гражданских институтов и приход хаоса.
И все эти темы – они где-то в стороне. О них не то чтобы не говорят. Но общественное мнение старательно завлекают на мелководье второстепенных вопросов. Или на откровенный фарс.
Нынешние беспорядки в Тибете и отношение к ним конкурентных Китаю держав – продолжение этой скрытой (пока) конфликтной линии. Китайским властям тихо, но непреклонно, шлют недвусмысленные сигналы. Джордж Буш называет Индию «приоритетным стратегическим партнером». Все это приметы глобальной геополитической сдвижки, сопоставимой в принципе с формированием послевоенного мира. При жизни нашего поколения такого точно не было.
А мы в это время говорим о Косово. Да и то в самом лучшем случае. Чаще мы говорим о коррупции столичных чиновников, уподобляясь самым наивным гражданам. Не замечая, что за окном на фоне привычного пейзажа уже летают птеродактили.
Можно либо заведомо отмахнуться от неизбежного конфликта интересов Штатов и Китая, не видеть в нем основную (и единственную по сути) тему в повестке ближайших лет, либо принять во внимание, что в рамках этого противостояния оказываются критически близкие к нам территории. Наше место в партере весьма почетно, но оно при этом совершенно небезопасно.
Мы имеем некоторое небольшое время, чтобы утвердиться в главном. Центр политической тяжести очевидно смещается с Ближнего Востока на Дальний. Государства, граничащие с Китаем, все чаще становятся объектами активной политической игры. Наше безвременье кончается. Вчера миру было, возможно, и не до нас. Общественное мнение ориентировалось на смутные исторические приметы и на дурного качества комедии.
Но, оказавшись на переднем плане, мы неизбежно будем освещены не в пример ярче. Для кого основание для серьезного беспокойства, для кого повод для затаенных надежд – очень скоро Казахстан окажется в зоне пристального внимания международного сообщества. Как минимум, внимания. А может стать и прикладным объектом для политического проектирования.
Мы – в зоне Анаконды. Наше значение, наша необходимость для внешних сил в новой ситуации возрастает на порядки. И на первый план выходит наша надежность. Такая ситуация позволяет либо начать собственную политическую игру, либо быть использованными. Со слабыми, и особенно – с нерешительными, наши уважаемые партнеры церемониться не будут.
И еще очень важно – никто не собирается объяснять нам правила игры. Им не до того, и вообще так не принято.
Зона Центральной Азии приобретает новое значение. Это на периферии мировой политики допускается существование случайных людей во власти. Случайных режимов и даже случайных стран. Но к государствам на переднем плане требования другие. История Балкан тому ближайший по времени пример. Там все вышло очень упорядоченно и строго по иерархии.
Регион ждет переорганизация. Циничное деление на своих и чужих, нужных и ненужных. При этом неплохо было начать с признания, что сейчас регион не организован никак.
Схема нашего движения – инерционная. За обветшанием постсоветских систем неизбежно возникновение все новых и новых пустот. В 2005 году происходят уже первые обвалы. Киргизия, развивавшаяся как цивилизованный демократический проект, нацеленный на приоритеты образования и вовлеченности в мировое распределение труда, становится жертвой совхозно-криминальных вожаков. С какими-то долгосрочными планами покончено. Новые руководители напоминают трактористов, сидящих за штурвалом лайнера и убежденных, что он тоже в каком-то смысле трактор. Пока они его даже не завели. (Может, это и к лучшему).
Мятеж в узбекском Андижане загоняет Каримова в угол авторитарной диктатуры и антиамериканской риторики, что автоматически означает «понижение в правах». Из респектабельного политика, реализующего курс многовекторного развития и принятого «в обществе» он низводится до тирана, затерявшегося в списке вождей репрессивных режимов. Ситуация в Таджикистане не так богата примерами, однако и там сохраняется прежняя тенденция. Из второго мира – в третий. Вне конкурентности выбор один – натуральное хозяйство и новое средневековье.
Мы не раз говорили, что организовать Центральную Азию на основах взаимной выгоды и общего развития под силу только Казахстану. Экономический ресурс и мировая репутация – слагаемые такого решения. Но политическим оно становится только после задействования обоих факторов. Пока же активность национального капитала в Киргизии является обоснованным, но ограниченным по сумме возможностей заделом. Политическая составляющая на нуле. И это при том, что в Киргизии есть союзники успеха, те, кто заинтересован в площадках роста, в большом межгосударственном проекте. Для них самих это единственная возможность реализоваться.
Два года назад Казахстан получил возможность, условно говоря, хотя бы отчасти стать для ближайших соседей тем, чем является Америка в общемировом плане. Учитывая смену курса в Бишкеке, многие киргизские профессионалы, управленцы, отраслевые специалисты разом ощутили свою невостребованность в деградирующем государстве. Отсутствие перспективы толкнуло их на массовую эмиграцию. А ведь именно Казахстан мог предложить им целые неосвоенные секторы под рабочие места, или даже создать такие возможности на территории самого соседа, обеспечив собственные долгосрочные интересы и став гарантом развития для Киргизии (для начала). Это был бы пример стратегического мышления, самостоятельной внешнеполитической линии.
По мере того, как в регионе выбиваются новые «пустоты», растет необходимость в силе, способной их заполнять, интегрировать нынешнюю нестабильность и непредсказуемость. Так было, в принципе, до сегодняшнего дня. Но теперь ситуация дополняется и тем, что в такой интеграции и в таком интеграторе будет и внешняя заинтересованность.
Поэтому мы и говорим о мировой репутации. Она позволяет претендовать на лидерскую роль, обеспеченную не только экономическими преимуществами. Их недостаточно. Государство, интегрирующее сколько-нибудь значимый региональный проект, договаривается не только с соседями. Оно работает на доверии мирового сообщества. Тогда возникает понимание о признанной «зоне интересов», приемлемых для основных участников мировой политики.
Иными словами, если говорить о реальности Казахстанского содружества наций, оно должно быть легитимировано на мировом уровне. Это сложнее, чем договариваться с парой-тройкой провинциальных элит, но это долговечнее. Если мы берем на себя обязательства по цивилизованному устройству региона, по его системной безопасности и, главное, предсказуемости – мы ожидаем ответных шагов. Если мы отвечаем не только за себя, мир ответно признает наш статус региональной сверхдержавы. А, учитывая цену региона, логично говорить о месте постоянного члена Совета безопасности ООН.
Для нас мировая репутация – слабое звено. Несколько упрощает дело то, что у наших соседей она только хуже. Построение работающей модели собственной демократии дает нам все основания не только распространять опыт на весь регион в целом, но и быть активным игроком, в активности которого заинтересованы международные партнеры и организации.
Возможно, и хорошо, что два года назад казахское государство не стало педалировать тему своего регионального лидерства. Опираясь только на экономические резервы, мы провалили бы задание. Но нереализовавшаяся пародия намертво встала бы на пути действительно возможных свершений.
Два года назад мы получили основания надеяться. Сейчас таких оснований явно больше. Если регион еще окончательно не прогнулся под тяжестью хаоса и некомпетентности, если он не требует решительных мер сам, но теперь найдется, кому возмутиться его необустроенностью. Но тот возмутившийся едва ли возьмется сам. Получить этот международный подряд на Центральную Азию – наша национальная мегазадача. И она реализуема, если сформулировать идеологические принципы нашего лидерства, приемлемые для большинства заинтересованных участников процесса.
Наступательная внешнеполитическая стратегия позволит верно распорядиться своими преимуществами, эффективно разместить собственные социальные и политические активы.
