Чечня для российского руководства является чем-то, напоминающим чемодан без ручки, набитый всяким барахлом: выбросить жалко, тащить же нету сил. Чеченская нефть — весьма высокого качества, однако ее добыча и продажа, как известно, связаны с трудностями, несовместимыми с цивилизованным ведением дел. Чеченские ландшафты располагают к развитию туризма, однако чеченские старейшины решили, что туризма в Чечне быть не должно — иначе туристы станут оказывать на местное население «разлагающее влияние». Чеченских мужчин, с колыбели приученных управляться со стингером, можно было бы использовать в качестве «дикой дивизии» — но уж больно дикой получится эта дивизия: никогда нельзя быть уверенным в ее лояльности. Еще чеченцы весьма неплохо умеют ремонтировать дома… Но еще лучше умеют их взрывать.
Чеченцев тяжело подкупить — не потому что они неподкупны, а потому что не склонны соблюдать достигнутые договоренности. Чеченцев тяжело запугать — не потому что они бесстрашны, а потому что друг друга боятся больше, чем кого бы то ни было. Одним словом, Чечня России (в том числе — российскому руководству) скорее не нужна, чем нужна.
К сожалению, однозначный вывод такого рода сделать невозможно: «российское руководство» — понятие растяжимое. Кто-то наваривается на чеченской нефти, кто-то копит политический капитал на переговорах или, наоборот, на военных действиях, кто-то использует чеченцев в качестве мелкого пугала — для выколачивания долгов, а кто-то — в качестве крупного пугала для лоббирования важных политических решений как внутри России, так и за ее пределами. Поэтому давать «экспертные советы» по поводу Чечни весьма сложно: не очень ясно, кто их будет выслушивать и с какой целью. Рассуждать же с точки зрения «пользы для страны» еще сложнее, поскольку «страна» — куда более растяжимое понятие, чем «российское руководство».
Таким образом, нам остается лишь рассуждать с точки зрения целей, которые официально прокламируются всеми по все стороны всевозможных баррикад: установление мира, прекращение военных действий, прекращение терактов.
Здесь сразу возникает одно обоснованное возражение и несколько неверных решений. Обоснованное возражение состоит в том, что силы (чеченские, российские, международные), получающие дивиденды именно с нестабильности обстановки в Чечне, не дадут установить там мир. Можно, тем не менее, предположить, что чеченская нефть ценнее, чем все прочие призы, за которые борются участники «чеченской игры», и если мирная обстановка позволит с большей выгодой качать и продавать эту самую нефть, чем обстановка военная, то «партия войны» получит по рукам от «партии нефти». Сейчас, правда (согласно некоторым сведениям, полученным от весьма высокопоставленных и поэтому весьма анонимных источников) «партия войны» и «партия нефти» — это одна и та же партия… Но все может измениться: с точки зрения нефти война — не самоцель.
Неверное решение напрашивается само собой — как и все подобные решения: если Чечня так неудобна, если она не слишком нужна, если чеченцы так повернуты на своей независимости — не предоставить ли Чечне независимость, отделившись от этой гиблой территории закрытой границей? Пагубность такого предложения связана с неоднозначностью исходных посылок. Во-первых, как уже сказано, кому-то весьма нужна чеченская нефть, и драка за нее продолжится вне зависимости от независимости (простите за каламбур). Во-вторых, предел мечтаний рядового делового чеченца можно выразить следующим лозунгом: «Чечне — независимость, а мне — офис в Москве!» Чеченцы слишком повязаны на Россию, чтобы оставить нас в покое. В результате предоставление Чечне независимости решительно ничего не изменит, кроме того лишь, что международные участники «чеченской игры» получат ряд дополнительных преимуществ. А еще к игре радостно присоединится новая сила — пограничники, что лишь усугубит ситуацию.
Сразу отметём еще одну радикальную идею, о которой не принято говорить в печати, но которая вертится у многих на кончике языка: геноцид. Курортный рай города Сочи, названного по имени одного из кавказских племен, полностью истребленных в XIX веке, казалось бы, свидетельствует в пользу идеи геноцида. Однако в условиях глобализации идея геноцида оказывается утопической. Уничтожить придется всех чеченцев, включая чеченцев диаспоры, при этом заручившись международной поддержкой. Вряд ли это возможно.
Последняя из неверных идей демонстрирует свою неверность постоянно и не нуждается в теоретическом опровержении: чеченцев так и не удалось толком завоевать. Ермолов, Сталин и Путин, формально одержав победу, в реальности потерпели поражение, поскольку военной победы в колониальной войне недостаточно — необходима победа культурологическая, т.е. в данном случае — полная русификация чеченцев. В.Тишков полагает, кстати, что чеченцы были вполне русифицированы при советской власти, однако затяжной характер нынешней чеченской войны опровергает его мнение. Да и опыт всех прочих колониальных войн показывает, что европеизация «дикарей» удавалась лишь частично и приводила к обратному эффекту: жители колоний наводняли метрополию, а «полевые командиры» сепаратистов брали на вооружение европейские методы ведения войны и европейское же оружие. Все как у нас, одним словом.
Итак, Чечню нельзя отделить, нельзя уничтожить и нельзя завоевать. Что же с ней делать? То же, что Наполеон в свое время сделал с Луизианой: Чечню можно продать.
Наиболее чтимый в Чечне вероучитель Кунта хаджи предрекал: под властью «англичан» чеченцы почувствуют себя настолько хорошо, что будут лениться подобрать золотой слиток с земли. Сегодня многие представители тейпа Бено (самого влиятельного в Чечне) любят уточнять, что «англичанин» означает «англоговорящий». И, значит, американцы вполне попадают в разряд «англичан». Сами англичане, впрочем, тоже попадают в этот разряд. Таким образом, осуществленное в той или иной форме владычество американцев либо англичан не будет (по крайней мере, какое-то время) вызывать в Чечне всенародного неприятия.
Понятно, что речь не идет о продаже территории. Речь идет о вполне осуществимой продаже нефти. Для начала, разумеется, в Чечне необходимо установить некий «конституционный порядок», который позволит российскому руководству эффективно торговаться и который — хотя бы в качестве временного порядка — устроит самих чеченцев. Это значит, что новый порядок должен восприниматься чеченскими старейшинами, входящими в «Мехка-Кхеташо» и «Мехка-Кхел» (условно говоря, «правительство» и «прокуратура»), как традиционный, исконно-чеченский.
В свое время С.Ястржембский заявил, что тейповая система организации чеченского общества разрушена. Правильнее, однако, было бы говорить, что система эта не разрушена, но расшатана. Точно так же в свое время эту систему поколебал имам Шамиль: имамат — вовсе не традиционная форма организации чеченского общества, а ислам для чеченцев из не самых авторитетных родов — способ обойти традиционную иерархию. Но иерархия продолжает существовать. При этом иерархия эта в проекции на европейские институты власти более похожа на парламентскую республику, нежели на президентскую: один из чеченских политических деятелей (не публичный деятель, но вполне реальный) в личной беседе прямо заявлял, что в Чечне президентство неуместно так же (и по тем же причинам), как и имамат.
Это означает, что наследник Кадырова в любом случае не будет восприниматься в Чечне как легитимный правитель. Он будет воспринят либо как узурпатор власти, либо как «ставленник федералов», либо — в удачном случае — как «менеджер переговорного процесса». Поэтому предыдущую стратегию «чеченизации» Чечни, которая (грубо) сводилась к готовности «вручить» Чечню тому, за кем стоят «реальные деньги», едва ли можно считать удачной. По одной из версий, Кадырова (за которым стояла та самая «партия нефти») слили «наши» (которые из «наших» — сказать затруднительно, да это и не так важно), поскольку Кадыров готовился стать вторым Дудаевым. Чеченцы, как уже сказано, слишком склонны к нарушению договоренностей. У власти в Чечне должна стоять российская «марионетка»… Но такая «марионетка», которая не вызовет вооруженного сопротивления чеченцев. Которая устроит всех.
Среди чеченцев, безусловно, нет единства. Помимо конфликтов, обусловленных современной ситуацией, существуют давние противоречия между чеченцами горными и равнинными, между родами древними (чтущими в первую очередь доисламские традиции) и родами не столь древними (чтущими в первую очередь Шариат) — однако все чеченцы едины в том, что считают: Россия ведет войну с Чечней, причем война эта длится, по их представлениям, со стародавних времен.
Не следует, таким образом, рассчитывать на окончательный мирный договор со старейшинами, если это — не договор по поводу независимости Чечни. Поскольку заключение подобного договора невозможно, речь может идти не о мире, а о перемирии. Перемирие же (на тех или иных условиях) возможно весьма длительное, т.е. торг уместен. Тем не менее, ни один чеченский политик, если он стремится к популярности в Чечне, не может обойтись без сепаратистской риторики. Поэтому не надо судить о чеченских политиках по их риторике, особенно — по риторике, рассчитанной на чеченскую аудиторию.
Также невозможно рассчитывать на какое-либо умиротворение в Чечне в случае, если президентом Чечни будет нечеченец (тем более, русский). Никакие аргументы, согласно которым русский президент Чечни якобы окажется вне местных противоречий, не годятся: в неприятии президента-нечеченца между чеченцами существует полный консенсус.
Наконец, невозможно рассчитывать на безусловную лояльность в отношении федеральной власти со стороны чеченского политика, тесно завязанного на самой Чечне. Наиболее подходящим на роль официального чеченского лидера являлся бы чеченец диаспоры. Самые известные среди таковых — А.Аслаханов и Р.Хасбулатов. Хасбулатова не слишком любят в Кремле (и в настоящее время даже не упоминают в числе возможных наследников Кадырова), к тому же, он уже несколько раз говорил о «независимости Чечни» — однако, повторим, подобная риторика для политика, ищущего внутричеченской популярности, неизбежна. Реально же предложения Хасбулатова были озвучены им летом 2002 года в Лихтенштейне. Основная суть предложений сводится к тому, что для Чечни исторически не характерно единоличное правление. Поэтому Хасбулатов предложил «Временное коалиционное правительство», создаваемое на срок «переходного периода» (от одного до двух лет) из представиелей всех чеченских участников «игры». В хасбулатовском проекте много места уделено «особому статусу» Чечни, вплоть до ограниченной международной правосубъектности, но тут торг уместен в большей степени, чем где бы то ни было: для Хасбулатова из всех пунктов «особого статуса» важен лишь один — превращение Чечни в свободную экономическую зону, что позволит беспрепятственно привлечь деньги из-за рубежа, прежде всего — из доступных Хасбулатову американских источников.
Здесь следует отметить определенное преимущество Хасбулатова по сравнению с другими чеченскими политиками. Если в Кремле к нему относятся с некоторым (мягко говоря) недоверием, то в Европе и США, наоборот, готовы с ним говорить с большей охотой, нежели с другими чеченцами — в связи с хорошим «партфолио»: Хасбулатов, все-таки, бывшее Второе лицо России, и воспринимается на Западе прежде всего именно в этом качестве. Примером тому — результаты визита Хасбулатова в США, где он был принят на высшем уровне (буквально всеми, кроме президента) и получил заверения, что американцы готовы инвестировать в Чечню. Проблема лишь в том, что у этих инвестиций два условия: во-первых, американцы ждут, что Хасбулатов обеспечит порядок в Чечне (и готовы верить, что он это может сделать), а во-вторых, инвестировать они готовы не через федеральный центр, а непосредственно в Чечню (для чего она и должна стать «свободной экономической зоной»). Основной предмет предполагаемого инвестирования — нефтедобыча.
Тут встает вопрос: кто сейчас контролирует чеченскую нефть? Куда она продается? Куда идут деньги? Хасбулатов готов привести на эту нефть американских покупателей и готов всячески сотрудничать с федеральными властями. Теперь реальный ответ — за нынешними хозяевами чеченской нефти, точнее — за силовиками, которые связаны с этими хозяевами. Силовики, безусловно, должны получить свою долю. Также свою долю должны получить все лица, принимающие решения по данному вопросу как в Кремле, так и среди чеченских старейшин. Американцам, если они хотят стать хозяевами чеченской нефти, придется исполнить пророчество Кунты хаджи — не только для чеченцев, но и для многих русских. Помимо этого, разумеется, американцам необходимо будет заплатить официальные деньги за право разработки и нефтедобычи — но чем выше будут неофициальные выплаты, тем, по устоявшейся российской традиции, ниже окажутся выплаты официальные.
Защиту американского бизнеса можно доверить самим американцам. Первое время пока чеченцы не опомнились эта защита не потребует существенных жертв. Позже, когда обделенные чеченские семьи потребуют свой кусок и когда не обделенные семьи — чеченской традиции — продолжат торг невзирая на уже достигнутые договоренности, начнется совсем другая история, ни к кому из нас уже практически не имеющая отношения. Пусть американцы теперь сами тащат этот чемодан без ручки.
