Российской читающей публике представлен очередной политический бестселлер — книга Жана Парвулеско "Путин и Евразийская империя". (Издательство "Амфора". СПб., 2006. Перевод с французского В.И. Карпеца).
Автор был давно уже известен кругу лиц, интересующихся идеями "новой правой", "консервативной революции" и т. д. Теперь с его творчеством может ознакомиться более широкая аудитория, которой он представлен как "мистик, поэт, романист, литературный критик, знаток политических интриг, друг и конфидент многих европейских знаменитостей второй половины XX века (от Эзры Паунда и Юлиуса Эволы до Раймона Абеллио и Арно Брекера)".
Из самого названия книги следует, что речь в ней идет о нынешнем президенте России. И, действительно, именно этому человеку посвящены многие ее страницы. Однако главный герой Парвулеско — вовсе не Путин, но… Земля, которая определяет поведение как отдельных людей, так и разнообразных человеческих сообществ. Эта глобальная реальность не просто существует — она живет, действует и творит. Ее проявления (именно так) — континенты, геополитические конструкции, страны и регионы — подобны субъектам. Они ведут глобальную и напряженную игру, заключают друг с другом разнообразные союзы или, напротив, вступают в ожесточенные схватки. География у Парвулеско действительно является священной — в отличие от идеологии. По его утверждению, "геополитика торжествует над идеологией" — и этим все сказано.
Неудивительно, что построения французского писателя-эзотерика оказали такое грандиозное воздействие на школу российского неоевразийства и лично ее основателя — Александра Дугина. Сам Дугин в своих работах часто ссылался на построения Парвулеско и вполне логично оказался автором послесловия к его книге.
Любая геополитическая мысль, в большей или меньшей степени, склонна к географическому детерминизму. Но у Парвулеско этот детерминизм окончательно приобретает характер какого-то мистического культа. Причем данный культ очень и очень напоминает языческий культ Великой Матери. В данном случае этот культ выступает в обличии мистической геополитики и не носит откровенно языческого характера. Более того, Парвулеско, в религиозном плане, — в рамках данной книги — ориентирован на католичество. Но только оно у него явственно носит дохристианские черты.
Вообще, складывается такое впечатление, что христианство для Парвулеско ценно именно постольку, поскольку содержит в себе какие-то черты, сближающие его с язычеством. Показательно, что в книге встречается терминология митраизма. Так, Парвулеско говорит о Sol Invictus ("Непобедимом Солнце"), а это типично митраистский оборот: "Что означает подобное зарнице явление Фридриха II Гогенштауфена и последнее, на заре нового времени, обретение им империи, явление вместе с ним имперского, солнечного — вмененного Непобедимому Солнцу, Sol Invictus" (с.146).
К слову, любопытно, что эта терминология употребляется в связи с фигурой Фридриха II, который по некоторым данным был скрытым митраистом. Само по себе это предположение, конечно, весьма сомнительно. Тем не менее, Фридрих был весьма неоднозначной фигурой — в том числе и в религиозном плане. Так, он испытывал симпатии к Православию: "Мы ищем правды … друзей наших и любезных соседей, по преимуществу же правду греков … которых папа, за нашу взаимную приязнь и любовь, воздвигая на нас свой ненаказанный язык, называет нечестивейшими и еретиками, хотя они — христианнейший род, самый крепкий в вере Христовой и самый правоверный…".
Многозначительны в книге Парвулеско и пассажи типа этого: "…Проект оси Париж-Берлин-Москва требует шаманического, сакрального присутствия (выделено Жаном Парвулеско — А. Е.) всех наших предков".
Но, пожалуй, ярче всего метафизические и одновременно геополитические устремления Парвулеско заметны, когда он говорит об Индии: "Что же касается самого индуизма, то он должен пройти внутреннюю эволюцию, впрочем, изначально заложенную в нем самом… совершить сверхисторическое восхождение к собственному первичному и одновременно окончательному концепту "Матери Индии". Индийская традиция… содержит софианскую и мариальную концепцию последних времен, способную быть как переданной католицизму, так и восстановленной в индуизме. Более того, она тождественна обновленному, преображенному изнутри католицизму, открывающемуся уже догматически провозглашенному всеобщему верховенству Девы, Супруги Бога Живаго и Единственной Владычицы неба и земли, "Матери-Дурги". Так произойдет теологическая и метафизическая встреча индуизма и католицизма, рождающая — точнее, являющая — их брак в новой имперской религии времен Планетарного архипелага и его Imperium Ultimum" (с. 342).
Автору этих строк не хотелось бы, в данном случае, выступать в роли конспиролога-моралиста и приписывать Парвулеско осознанное намерение подменить язычество христианством (хотя возможность такого замысла нельзя отвергать полностью). Однако в его книге налицо некоторые особенности европейского мышления, которые выражают суть нынешнего момента. А "момент" этот состоит прежде всего в том, что сама Европа сегодня стремительно исламизируется.
Исламизация эта в какой-то мере опирается на специфику европейского религиозного сознания (см. на эту тему статью Владимира Карпеца "Закат Закатов"). Западному христианству всегда был присущ креационизм, стремление разграничить Бога и человека, Творца и творение. Если в Православии существует исихастская мистика теозиса (обожения), предполагающая соединение с нетварными энергиями Божества (без соединения с Его сущностью), то католицизм признает только возможность спасения. Бог и человек здесь разделены пропастью, которую нельзя преодолеть. Можно только избежать падения в нее, но не более того. И это, в определенном плане, "роднит" западное христианство с исламом. Поэтому можно предположить, что нынешняя исламизация отвечает подсознательным чаяниям европейца, который отрекся от христианского монотеизма, но испытывает серьезный духовный дискомфорт. Он может, отказавшись от возврата к былому, выбрать вместо традиционной религии монотеизм еще более жесткого толка. Христианство с его идеей Богочеловечества, соединения в Личности Христа Божественной и Человеческой природ, все-таки неизбежно склоняется к тому, чтобы преодолеть пропасть между Творцом и Творением. Можно даже предположить, что великие европейские революции были некоторым слепым бунтом христианского сознания против отчужденности человека от Бога. Их теоретики выдвинули идеал человекобожия, обожествления человеческого начала.
Но со временем Европа начала осознавать все духовное ничтожество этого идеала, который не столько обожествляет человека, сколько устраняет из его жизни само Божественное. И возможно, что исламизация Европы станет ответом на этот духовный кризис.
Понятно, что далеко не все европейцы окажутся готовыми к возрождению авраамизма в исламском формате. На наших глазах возникает мощное движение сопротивления исламизации. Судя по всему, "патриархальному" исламизму суждено столкнуться с жестким противодействием феминистического неоязычества. Причем само это неоязычество примет формы католического традиционализма, т.е. будет внешне католическим, но внутреннее языческим учением. И в центре этого нео-католичества окажется дохристианский (или же постхристианский) культ Великой Матери, замаскированный под культ Богородицы.
Сделать это будет не так уж и трудно. В "авраамическом" католичестве существовало почти что языческое почитание Божией Матери. То есть западное христианство имело как бы два этажа. На одном из них обитал строгий креационизм, разводящий Творца и творение. А на другом — древнее язычество, которое их сводило — в культе Великой Матери.
Возможно, что такая двойственность была обусловлена характерным генезисом самой Ватиканской организации. Римская курия — Curia Roma — существовала еще за несколько веков до возникновения христианства. Она состояла из магистратов, выполняющих жреческие функции. Они именовались кардиналами, имеющими право отворять или же затворять cardo — ворота в иные миры. А возглавлял ее непогрешимый pontifex maximus, верховный жрец. Где-то в IV н. э. курия встала на сторону христианства и составила организационное ядро западного христианства. Не исключено, что языческое прошлое наложило некоторый весьма специфический отпечаток на западную христианскую традицию.
И надо отметить, что православные богословы вели (и ведут) неустанную полемику с этим самым "культом". Вот, например, отрывок из учебного пособия для духовных академий: "В 1950 г. папа Пий XII провозгласил второй мариальный догмат — о воскресении и телесном вознесении (взятии , assumptio) Девы Марии на небо. Формулировка этого догмата допускает двоякую трактовку: она может относиться к переходу Богородицы в загробную жизнь как через смерть, так и помимо нее. Новый догмат явился логическим выводом из догмата о непорочном зачатии, ибо если Матерь Божия была изъята из общего закона первородного греха, то Ей, безусловно, даны и дары сверхъестественные — праведность и бессмертие, Она, подобно прародителям для грехопадения, не должна была подлежать закону телесной смерти…Если быть последовательным и в опоре на догмат о непорочном зачатии, католическим богословам остается два выхода. Первый — это отрицать саму возможность смерти Божией Матери, как это делают так называемые имморталисты (immortalis — бессмертный)…Если же считаться вместе с морталистами с фактом смерти Пресвятой Девы, то остается только провозгласить смерть Богородицы искупительной, а саму Святую Деву — искупительницей или соискупительницей, как об этом говорят и пишут и к чему склоняется современная мариология". ("Православие и западное христианство". Московская духовная академия. Издательство "Отчий дом", 1995, с. 100–101).
Понятно, что оба вышеизложенных подхода находятся на грани языческого обожествления Богини-Матери. И Парвулеско как человек, по крайней формально принадлежащий католической традиции, также находится именно на этой грани (если только не переходит ее). Его тексты предельно мариоцентричны. Взять хотя бы такое утверждение: "Центром тяжести великой авангардной работы на "огненных духовных вершинах" всегда является божественная личность (выделено — А. Е.) Марии. Все совершается над Марией, в Марии, для Марии и вместе с Марией" (с. 186).
Надо сказать, что на Западе уже существует почва для возрождения культа Великой Матери. Влиятельное оккультное движение "Нью-Эйдж" — "Новая эпоха", с которым связан принц Чарльз, включает в себя мощный ведьмовской культ Викка. Феминизмом пронизаны многочисленные неоязыческие культы Запада (десятки тысяч "адептов" состоят в одном только "Международном обществе друидов"), национал-анархистские и национал-либертарианские течения. Эти движения, так или иначе, продолжают традиции революционной Европы с ее псевдорелигией человекобожия. И они будут противостоять исламизации, используя для этого не стерильный язык политкорректности, но зажигательную риторику национал-революционеров и традиционалистов. Причем вполне вероятно, что многое будет взято из арсенала католицизма. (Показательно, что сам Парвулеско настроен резко отрицательно в отношении исламизма.)
В этом отношении будет не лишним вспомнить о бестселлере Елены Чудиновой "Мечеть Парижской богоматери", который получил большой резонанс после известных волнений в Париже осенью прошлого года. В этой книге описывается грядущая исламизация Европы, которой противостоят две силы — католическое подполье и некие "маки" из Сопротивления, которое носит абстрактно-либертарианский характер. Автор произведения — женщина, главный герой — тоже (по имени "София"!), события разворачиваются вокруг бывшего Собора Парижской Божией Матери, приспособленной под мечеть… Любопытное совпадение, не правда ли?
Конечно, противостояние завтрашнего дня будет разворачиваться не между коренными европейцами, с одной стороны, и арабами и тюрками — с другой. Оно развернется между двумя Европами — 1) авраамической, строго креационистской, патриархальной и 2) неоязыческой, пантеистической и матриархальной. Первый этаж вступит в войну со вторым этажом.
Парвулеско, для которого геополитика есть некий культ Матери-Земли (Геи), живет на втором этаже. И мыслит он как типично западный человек. Между прочим, его "антиамериканизм", который столь нравится многим "антиатлантистам", изрядно преувеличен. Например, Парвулеско утверждает: "Имперское евразийское сообщество… призвано… поддержать — активно — здоровый национал-республиканский полюс Соединенных Штатов в его борьбе против субверсивной и саморазрушающейся демократии" (с.357).
Очевидно, что в битве за свою Европу он не прочь опереться на русские штыки (отсюда призывы к "освобождению" Россией Константинополя). А потом, может быть, и "избавить" саму Россию от "бремени" слишком уж "большой" территории. Иначе трудно понять, почему он настойчиво, из текста в текст говорит о России и "Великой Сибири" как о разных явлениях. Кстати говоря, для западноевропейских русофилов-националистов упования на нашу Сибирь в порядке вещей. Летом прошлого года мне уже пришлось откомментировать высказывание Жан Мари Ле Пена, сделанное им во время визита в Москву: "Европе нужна Россия, нужна Сибирь, а России нужно сотрудничество с Европой". Тогда автор этих строк написал: "Здесь вполне откровенно указывается на Сибирь, которая Европе нужна. И воля ваша, но мне категорически не нравится это самое "нужна". Обратим внимание: по Ле Пену, Европе нужна Сибирь, а России нужна не Европа, а всего лишь "сотрудничество с Европой". Уж не означает ли это желание европейских "доброжелателей" заполучить Россию в качестве сырьевого придатка к их замечательной цивилизации? Создать великую Европу, в которой русские станут исправно добывать сырье, качая его в европейские столицы — парижы и берлины — из своего российского захолустья? И ведь кое-кому у нас такая схема может подойти. Пространство за Уралом так ведь и не освоено толком. Лень нам почему-то его осваивать. Вот и придет к кому-то в голову мысль пригласить европейцев — авось они помогут". И надо сказать, что высказывания Парвулеско о Великой Сибири "напрягают" меня не меньше, чем лепеновские упования.
Подведем итог. Жан Парвулеско — очень интересный и яркий мыслитель. Тем не менее, основные его положения вряд ли подходят Православной Русской цивилизации. Они основаны на сугубо западном мировоззрении. Этого мыслителя нужно читать и изучать, брать некие полезные моменты на вооружение, но ни в коем случае не проникаться теми смыслами, которые он пытается нам сообщить.
P.S. Вы спросите — а как же Путин? А никак. Тексты Парвулеско — совсем о другом.
