О Вячеславе Рыбакове заметил кто-то из знаменитостей: собственно, это уже не фантастика, это просто хорошая литература.
Фраза эта рождена стандартным мифом о том, что фантастика — не литература, что в ней невозможен и не нужен психологизм, исследование внутреннего мира человека, что в ней малосущественна собственно «форма» — язык и стиль. Фантастика — это такие развлекательные пестрые книжечки, в лучшем случае — для услаждения узконаправленного интеллекта технаря на отдыхе.
Даже если не говорить о «фантастике в широком смысле слова», включающей в себя и Булгакова, и Гессе, и Гоголя (то есть, всех, кто использовал нереалистические элементы в прозе) — это совершенно неверно и для «фантастики как жанра».
Вячеслав Рыбаков пишет обычную жанровую фантастику. Да еще и социальную.
Классические признаки жанра присутствуют у него всегда — будь то перенесение действия в будущее, в альтернативную реальность, будь то звездолеты и фантастическая техника, будь то невозможные произвольные допущения притчевого характера (вроде отрастания крыльев у некоторых людей). И все же это настоящая литература с реальными, глубоко психологичными образами, этическим, эмоциональным содержанием. От классиков советской фантастики, несомненно уважаемых и великих, Рыбаков отличается тем, что не оставляет вне рассмотрения эмоционально-этическую сторону жизни. Внутренний мир человека нашим фантастическим классикам представляется достаточно плоским и простым, управляемым, сводимым к нескольким простым категориям (знание, труд, мужество с их антиподами, ну ещё сексуальность — разумеется, управляемая, подавляемая, хотя часто она, впрочем, вообще выносилась за скобки).
У Рыбакова все это совершенно не так: при богатстве собственно фантастического сюжета внутренний мир героя — всегда в центре повествования, поступки героя исходят из его собственной внутренней логики, чувства не менее важны, чем интеллектуальные соображения.
То есть таки да — это литература.
И есть еще одно ценнейшее свойство, отличающее Рыбакова как писателя. Он занят поиском истины, следуя в этом традициям русской литературы. И честен сам с собой — до конца.
Скорее всего, именно этим объясняются редкие и скупые — в основном журнальные — публикации при «совке». Он был неудобен. Не вписывался в общепринятые рамки. Уже его первые вещи — «Доверие», «Пробный шар», отчасти и многие рассказы — не вписывались. Взять «Доверие» — стандартно-советский сюжет о светлом коммунистическом будущем… и трагическое повествование-исследование проблемы информационной закрытости. Попросту говоря — государственной «лжи во спасение». Эта книга — коммунистическая, герои рассуждают, опираясь на цитаты из Ленина. Но это не утопия, а предположение о том, какие проблемы могут возникнуть в дальнейшем, в этом самом светлом будущем. В сущности, повесть об информационном обществе, о котором тогда еще не шло речи. Эта книга противоречила не самой коммунистической идеологии — здесь все было в порядке. Нет, она просто не вписывалась в общепринятую схему: четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо.
Но масштаб личности и таланта был таким, что Рыбаков пробивался «несмотря на» — скажем, стал автором сценария великолепного фильма-катастрофы «Письма мертвого человека».
После перестройки Рыбакова стали печатать. Появились вначале в журналах, а потом и в виде отдельных книг — «Гравилет «Цесаревич», «Дерни за веревочку», другие повести и рассказы, трилогия о Симагине («Очаг на башне», «Человек напротив», «На чужом пиру»), появилась эпопея Хольм Ван Зайчика и наконец — «На будущий год в Москве».
Но опять-таки — в глянцевые топы лидеров он не пробился. Наверное, это естественно и неизбежно.
Поиск истины — экзистенциальной, личностной, политической — становится все менее популярным. А Рыбаков, как нормальный русский писатель, именно этим и занимался всю жизнь. Не созданием развлекательных миров, куда можно уйти от гнусной действительности (хотя его книги надежно «уводят», увлекают — то есть и эту задачу решают тоже). Не генерированием супергероев, спасающих мир, или вампиров, драконов, фэнтезийных меченосцев или космических вояк. Нет, поиском истины. В первую очередь — общественной, земной, русской.
Можно поставить Рыбакову в вину идеологическую невыдержанность. Авторская позиция в повести «Не успеть» 1989 года и она же — в романе «На будущий год в Москве» 2003 года — чуть ли не диаметрально противоположны. Но нестойкость здесь ни при чем. Писатель не обязан принадлежать к некоей политической партии и хранить ей верность, как опостылевшей жене. Даже более того — это писателю противопоказано. Он обязан оставаться свободным и свободно мыслить — даже если следствием будет неиздание или репрессии, не говоря уже о таких мелочах, как наезды идеологических противников.
Как же изменялись представления Рыбакова о жизни на протяжении последних 15-18 лет?
Напомним читателю повесть «Не успеть», потому что это одно из немногих произведений Рыбакова, в котором хоть как-то пробиваются «перестроечные» мотивы.
«Катастройка» достигла апогея. Заметим, и в этой повести Рыбаков не воспевает разрушение страны, наоборот, перестройка — это катастрофа, трагедия, наметившиеся тенденции «переходного периода» — с тогдашними очередями, дефицитом, почти голодом — становятся гротескно-невыносимыми. В этих условиях у некоторых людей начинается странная болезнь — отрастают крылья. В определенный момент эти крылья поднимают носителя в небо без всякой его на то воли — и переносят куда? Правильно, в вожделенный «теплый край» (с)Лукьяненко), на прекрасный и достойный всяческого подражания Запад.
Фабула повести — развитие этой самой болезни у честного советского ученого-гуманитария. Примечательно, что на Запад он совершенно не рвется (хотя многие абсолютно счастливы такой вдруг открывшейся возможностью). Он конфликтует, разумеется, с «кровавой гэбней», он не любит советского строя, у него нет никаких патриотических убеждений (они даже представляются ему чем-то неприличным), словом — это нормальный, типичный интеллигент того времени.
Но на Запад герой повести не хочет. Прежде всего — из-за жены и ребенка, но и просто — «я не хочу там, я хочу здесь». Просто — отрастают крылья. Несет. Непреодолимая сила.
На Западе окрыленных тоже встречают далеко не хлебом-солью, временами даже расстреливают прямо по прибытии и просят советские власти сбивать летунов на границе. И тем не менее, в повести ни разу не подвергается сомнению тезис «у Них все хорошо, у нас все плохо».
Да в общем, в описываемый момент и действительно — очень плохо.
Но как водится, герой связывает это с «русской историей вообще».
— Ведь сердце кровью обливается! Царь жал,душил, голодом морил -- сидели смирненько, трудились. Сталин жал, душил,голодом морил — сидели, коммунизм строили с пеной у рта. А теперь, когда всем бы действительно навалиться плечом к плечу… полетели. Пташки!
— Может, это как облучение, — предположил я хмуро. — Дозы накапливаются, накапливаются… оседает, оседает стронций в костях, и вроде даже привычно с ним, подумаешь — обычное дело: стронций, без него вроде иникак уже… а потом все-таки: бац!
Словом, это нормальное произведение нормального либерала перестроечных времен.
В «Гравилете Цесаревич» и еще целом ряде вещей следующего периода — это и великолепная этически повесть «Дерни за веревочку», и рассказы, особенно «Давние потери» — Рыбаков рассматривает довольно нехитрую идею: политические и общественные события определяются исключительно нравственным уровнем их творцов. Вот если бы товарищ Сталин был не жестоким тираном, а мягким, добрым гуманистом — в Советском Союзе уже к пятидесятым годам возникло бы нечто вроде идеального коммунизма («Давние потери»). В «Гравилете «Цесаревич» о коммунизме (как общественном строе) речи не идет. Там монархия. Но такая же «идеальная», где люди переживают разве что муки творчества и трагедии личной жизни (и те сильно смягчены из-за общего гуманизма — скажем, жена легко прощает наличие любовницы).
В «Гравилете» все проблемы реальной Земли объясняются по сути «первородным грехом» — газом, распыленным безумным экспериментатором, газом, вызывающим общее озлобление и искаженное видение действительности. Вот если бы этого «греха» (вредного газа) не было, как на земле, где живет главный герой — то вообще не нужны были бы никакие религиозные, политические, экономические перестройки, все жили бы в идеальной гармонии и не напрягались.
Но это тупиковый путь объяснения общественных проблем. Рыбаков отходит от него. И создает совместно с Игорем Алимовым цикл повестей «Плохих людей нет» от лица Хольм Ван Зайчика, «евразийского писателя и гуманиста». Теперь истина ищется в популярном жанре альтернативной истории.
События повестей разворачиваются в наши дни в стране Ордусь, возникшей при объединении Руси и Орды после того, как Александр Невский и хан Сартак заключили договор о дружбе. Затем к Ордуси присоединился Китай, и появилась огромная, в одну пятую, а то и четвертую часть суши страна, на просторах которой мирно живут бок о бок люди сотен национальностей и десятков конфессий. В стране три столицы: Ханбалык(Пекин) на востоке, Каракорум в центре и Александрия Невская (Санкт-Петербург) на северо-западе.
Главные герои цикла — сыщики Багатур Лобо и Богдан Рухович Оуянцев-Сю, расследуют правонарушения (по Ван Зайчику— «человеконарушения»), которые, хоть и редко, но происходят в процветающей Ордуси.
Как и мир «Гравилета», Ордусь необыкновенно привлекательна. Она прекрасна. В ней хочется жить. По сути, этакая евразийская утопия. Вот только все время кажется, что и там распылили или наоборот — не распыляли какой-то газ. В реальном мире спокойное сосуществование множества разных народов и конфессий возможно только при условии сплава этих народов в единую сверхнацию и утраты национальных черт — и то возможно, как показала история, весьма относительно. Ничего этого в Ордуси нет, а люди живут в полном мире и согласии.
Попутно авторы очень остроумно, интересно высказываются по целому ряду актуальных для нас политических проблем. Так, в «Деле незалежных дервишей» герои попадают на тамошнюю Украину (в Ордуси — мусульманскую) и сталкиваются с местным национализмом, сатирически отражающим свой прототип в нашей реальности. В «Деле непогашенной луны» Ван Зайчик берется за еврейскую (в книге — «ютайскую») тему и раскрывает ее весьма любопытно. Там же рассматриваются вопросы «исторической вины и покаяния одних народов перед другими».
С литературной точки зрения Ордусь великолепна. Это законченный, полный, своеобразный мир. Его отличие от нашего выражено в том числе языковыми средствами — такие словечки, как «сообразно» или «яшмовый», сокращения вроде «драг прер» («драгоценный прежнерождённый») или еч («единочаятель»).
Этим миром легко заболеть. В него трудно не верить.
К концу — к седьмой книге — видно, что убеждения Рыбакова меняются, становясь из «общегуманитарных» более острыми и политизированными.
В авторских книгах Рыбакова это проявляется еще острее.
Пропустив трилогию, перейдем сразу к двум вещам Рыбакова, написанным относительно недавно. Это книга «На будущий год в Москве», изданная в 2003 году и роман «Звезда Полынь», начало цикла «Наши звезды», опубликованный в журнале «Нева» (журнальный вариант) в мае этого года.
«На будущий год в Москве» — антиутопия. С первых страниц она поражает жестким гротеском. Эта альтернативная реальность — полное воплощение идей нынешних прозападных демократов. Запрещены фильмы и книги, хоть как-то связанные с «проклятым тоталитарным прошлым», вплоть до советских комедий. Существует некая «клиника центра психоневрологической денацификации имени Новодворской». России, собственно, больше нет — есть множество областей, разделенных кордонами, переезд из одной области в другую сопряжен с огромными трудностями. Наука превращена в балаган, а страна медленно, но верно опускается в пропасть. Причем пропасть жестко-тоталитарную — только не с советским, а противоположным идеологическим давлением.
Имена главных героев забавно пародируют имена «спасителей мира» из «Звездных войн» — Лэй, Небошлепов, Обиванкин, Гнат и даже зловещий господин Вейдер. Содержание — квест главных героев. С целью, разумеется, спасения России.
Поскольку роман написан в сказочном ключе, и спасение это — сказочное. Обиванкин, бывший советский ученый, стремится проникнуть в Москву на «Буран», выставленный в качестве паркового аттракциона. Оказывается, этот «Буран» вполне готов к взлету, и с помощью разработанного Обиванкиным антигравитационного устройства может взлететь. Что будет потом — неясно. Главное — взлететь. Примерно как для крылатых людей из давнего «Не успеть»: взлететь, а дальше само куда-нибудь потащит.
Взлететь. С этой целью герои рискуют жизнью, свободой, совершают немыслимые кульбиты… и добираются до цели.
Ясно, что стремятся они — к мечте. Вопреки всему «демократическому аду», который их окружает. К единственной еще не затоптанной мечте — о Космосе, о полетах. В конце Обиванкин дрожащими руками касается рычажков… И на этом роман обрывается. Путь к мечте окончен. Достигнута ли цель — неясно. Ясно лишь, что весь этот путь и риск — стоили того, что лучше так, чем окончательно погибнуть духовно.
В романе «Звезда Полынь» эта мысль — о космической мечте — развивается уже подробно и полно.
Это вполне естественный ход мысли для русского писателя и футуролога. Идею о возрождении из пепла новой русской империи (конкретные термины тут не важны) подробно развивает, например, Максим Калашников в своих книгах. Мысль вполне логична. Ведь что-то осталось из советского наследия — то, что еще не продали, не проели, не распилили. Какой-то потенциал. Ученые. Старые технологические заделы. Логично представить, что некие «люди доброй воли» соберутся, организуют все это и используют для возрождения.
Так и происходит в романе. Какой-то «хороший миллионер» собирает старичков-конструкторов и ученых советской закваски, с их уникальными наработками, обеспечивает по высшему классу, строит для них базу и начинает путь к покорению Космоса.
Автор обоснованно разъясняет, почему это — путь к спасению России. Проект, использующий высокие, уникальные технологии, требующий хорошего массового образования, проект, который потянет за собой и все остальное, укрепит обороноспособность страны.
Все это звучит совершенно понятно и правильно.Страшно только то, что в реальности на все это осталось от силы 10-20 лет. Потом этих стариков — не станет. А добрых миллионеров и олигархов что-то не видно.
В книге появляются, — впервые у Рыбакова, — русские националисты. Один из них вполне четко излагает идею «уникальности Православия». Второй — мальчишка, связавшийся с экстремистской бандой, к тому же прикормленной и по сути дискредитирующей национализм. Устами юного героя и главарей банды тоже вполне четко излагаются идеи «языческого национализма» в довольно пещерном варианте.
Очевидно, что Рыбаков интересуется вопросом и пытается его исследовать, находя как правильные, положительные так и отрицательные стороны национализма.
Очень удался Рыбакову современного либерала-демократа. Это Валентин Бабцев. Его психология раскрыта глубоко и тонко, причем в динамике. От самых честных и благих побуждений — до банального предательства.
Валентин Бабцев — не киношный злодей. Это в общем-то благородный, очень гуманный, добрый человек, мужественный, готовый защищать свои убеждения и не предавать своих перед лицом, пусть воображаемой, но все же «кровавой гэбни». Но то, к чему он приходит в итоге, мягко говоря, не вызывает уважения. Банальный шпионаж в пользу другой державы… Впрочем, окончательного решения Бабцев не принял.
Начинается все с гуманизма и обычного набора либерально-демократических убеждений.
«Вот именно тогда Бабцев понял раз и на всю оставшуюся жизнь: есть наши и не наши. И каждый сам находит критерии отбора в те и в эти. И понял: для него, Валентина Бабцева, подонок и убийца никогда не сможет стать «нашим». Вот кто ПРОТИВ подонков и убийц — тот ему и «наш». Будь он по формальным признаком кем угодно, хоть с того края света, хоть вообще с того света.
Он не знал тогда, правильно это или нет. Даже не задумывался над этим. Просто ему было тошно от таких «своих».
Лишь через много лет он убедился, что это единственно верная и единственно достойная позиция, что в большом мире лишь она и пользуется уважением. Поэтому так легко он становился своим для совсем вроде бы чужих — «от прибалтийских якобы ветеранов СС до чеченских так называемых боевиков…»(выделения мои)
Все абсолютно верно и точно. Сколько раз приходилось наблюдать гуманистов, с пеной у рта выступающих против «подонков и убийц», «кровавой гэбни», ужасов сталинизма — и в итоге оказывающихся «своими» именно для настоящих подонков и убийц.
Но, в отличие от предыдущего романа, книга оптимистична. Детей ждет звездное будущее. Россия собирается возродиться из пепла.
Здесь и фантастики-то, собственно, немного. Это не антиутопия — изображена наша обыденная реальность. Писатель только разглядел в ней ростки будущего. Скорее всего, и они являются фантазией — но как писал классик, «смелая мечта, а не скептическое разочарование побеждает в жизни». Это правильное занятие для фантаста — строить положительные образы будущего.
Я не думаю, что произведениями Вячеслава Рыбакова когда-либо заинтересуются на Западе. Слабо верится, что по его книгам будут снимать блокбастеры. И что ему суждено заработать миллионы своими книгами.
Но может быть, из нынешних русских фантастов он — самый честный и настоящий.
