С момента выдвижения Медведева о путинской эпохе позволительно говорить в прошедшем времени.
Это была технократическая эпоха, закономерным завершением которой стало выдвижение «технического» президента. Медведев выглядит как образец бюргерской добропорядочности и офисной эстетики.
Подобно идеальному геометрическому объекту — сфере, эта персона скроена таким образом, что не имеет «острых углов». Тут не за что зацепиться, не к чему придраться. Медведев приятен во всех отношениях. Но приятен он только потому, что полезен; причём с точки зрения той особенной пользы, которая отличает помощника или вспомогательное лицо.
Образ Медведева подсказывает нам, что технократическая доминанта в политике и дальше будет усиливаться, а путинское определение президента как государственного служащего «по найму» получит ещё более наглядное воплощение.
До настоящего времени Медведев потихоньку вицепремьерствовал, курировал национальные проекты, занимался демографическими программами. Теперь ему представляется шанс стать высшим должностным лицом.
И здесь открываются многие, очень многие перспективы.
Во-первых, в качестве высшего должностного лица Медведев может стать новым всероссийским старостой с неопределёнными полномочиями: помощником «всея народа».
Во-вторых, он может сделаться новым «генеральным секретарём» — уже не партийным, а корпоративным: генсеком бюрократии.
Наконец, третий вариант связан с превращением Медведева в сугубо служебную фигуру при «российском аятолле», официальном национальном лидере Путине.
Не думаю, что новоиспечённый преемник пренебрежёт хотя бы одной из этих альтернатив. Однако скорее всего его ипостаси будут организованы по принципу матрёшки: наиболее значимой будет третья, затем вторая, и, наконец, первая.
* * *
Возникновение фигуры «технического президента» служит ещё одним свидетельством того, что технократия превратилась в главенствующий стиль эпохи. Настала пора подвести некоторые её промежуточные итоги.
На протяжении всего путинского правления деятельность не совершенствовалась, а «оптимизировалась». При этом критерием успеха выступало не благо, а «эффективность». Экономика, «виртуализовавшись» в баснословных активах и фондах, отнюдь не стала экономной. Зато сделалась «информационной».
Высокие цели и мобилизационные задачи не были отметены вовсе, как во времена Ельцина, но получили статус роскоши. Не то чтобы недопустимой, скорее просто «непозволительной».
Предметом управленческих манипуляций стали не кадры или ресурсы, а само «качество», понимаемое весьма абстрактно, а значит и максимально широко.
Это уже не просто качество жизни, выступавшее неизменной «фигуркой» либерального дискурса. Это особый род бытия, в котором всё выступает предметом администрирования, а само администрирование составляет высшее воплощение жизненных устремлений.
Однако современная форма административного восторга отнюдь не предполагает возвышенное: «Властвуешь — значит живёшь». Жизнь во власти, да, по сути, и сама власть, оказываются для этого слишком приземлёнными, слишком обременёнными материальностью. Ленинская утопия правящей кухарки сбылась самым отвратительным образом: среда заедает теперь не столько управляемых, сколько управляющих. Члены правящей бюрократической корпорации являются рабами и жертвами разнообразных обстоятельств. Они, в духе известного тезиса Фейербаха («der Mensch ist, was er isst»), есть то, что они едят.
К тому же, власть в теперешних условиях воплощает перевёрнутый с ног на голову фразу Николая I о том, что в России правит не император, а столоначальник: в настоящее время столоначальник и есть император. Но кем бы ни был столоначальник, он остаётся столоначальником. Однако именно столоначальник теперь не просто император, он царь и бог возникающей на наших глазах пятой империи.
* * *
Принципиальное отличие пятой империи от предыдущей советской ровно в одном: социалистический индустриализм так и не справился с задачей определения человеческого в человеке, путинская технократия с успехом решила эту задачу.
Советская модель нового человека так и осталась моделью, слишком усердное воплощение которой оборачивалось ощутимым «искривлением» жизней. То, что индустриализм мог корёжить жизни, нехотя признавала даже официальная идеология (формой такого признания было и разоблачение «культа личности», и критика «проявлений волюнтаризма», и позднебрежневская идея ухода от экстенсивной экономики к интенсивной). Теперь всё совершенно иначе: любой аспект существования превратился в «дело техники». Её наивысшим выражением выступает универсальный инструмент нового жречества — «административный ресурс». Такого фантастического единения техники и метафизики не предполагал ни один режим российской политической власти.
Причастность к административной иерархии равнозначна возможности «пожить по-человечески» со всеми вытекающими отсюда последствиями. В итоге, словно при помощи машины времени, мы попали в эру новых людей-автоматов, давно забытых со времён Декарта. Любые личные качества проигрывают отныне управляемости.
При этом работа сводится к функционированию, знания оказываются не пережёванными полуфабрикатами, а идеалы заменяются медиастереотипами.
Путинский «постав» не возвестил, однако, ни о какой новой десакрализации: сплочённая как никогда бюрократическая корпорация осознаёт себя как коллективный местоблюститель божественной сущности. Воздвигнутая на скважинах и трубах, пятая империя не ведает ни о каких дарах, кроме газа и нефти.
Однако газ и нефть выступают в этой империи не просто дарами — они ещё и воскрешённые хтонические божества. Там, где они возвеличиваются, наступает конец порядка, исчерпывает себя героика, не остаётся места для подвига.
Единственное искусство, которое расцветает в хтоническом газо-нефтяном царстве, — искусство стяжательства. Это искусство полностью подминает под себя политику, оставляя от неё голое администрирование по принципу: «Сдал — принял». Однако любая подлинная власть никогда не может оставаться только административной властью.
Не может являться она и только техническим, «вспомогательным» ресурсом: на этом ресурсе долго не проживёшь.
* * *
Как долго мы будем жить, питаясь шлаками тотального администрирования, зависит от того, насколько временной фигурой будет преемник Путина — «технический президент». И станет ли он в ходе своего правления чем-то принципиально иным. Чем-то бОльшим.
