Прошедший юбилей Октябрьской Революции и всплеск интереса к этой теме, что вполне естественно, не есть окончание дискуссии по ней, — как не есть и её начало.
Поскольку вокруг Октября сходятся противостоящие политические, экономические и идеологические интересы, то споры в той или иной степени будут идти до тех пор, пока эти интересы будут сталкиваться. Возможен ли какой-либо тот или иной относительный консенсус по этой теме — вопрос интересный и самостоятельный, об этом надо говорить особо, как и о том, зачем и кому он нужен.
Поскольку на этот раз мы имели дело с 90-летним юбилеем Октября (и следующий крупный юбилей — столетний), можно говорить, что в этот раз мы имеем дело с началом особого этапа в этой длительной дискуссии. Это связано ещё и с тем, что сейчас Россия опять оказалась на рубеже определенного нового исторического самоопределения. Причем более масштабного, чем представляется в связи с актом предстоящей смены власти.
Увы, дискуссия не клеится, хотя она важна. Можно сказать, что дискуссии как таковой просто нет — в том смысле, что нет спора как обмена осмысленными аргументами. Идет обмен декларациями, частью вытекающими из особенностей текущей предвыборной ситуации, а частью — отражающими старую партийную риторику тех или иных сил, воспроизводящую большей частью бредовые измышления времен самой махровой горбачевщины, причем в значительно более примитивизированном виде.
Самые примитивные из них — объявление Октябрьской революции «октябрьским переворотом» и наскучившие пересказы темы о немецких деньгах.
Здесь сознательно игнорируются простая вещь: акт государственного переворота — есть неотъемлемая часть политической революции. И в этом смысле любая революция включает в себя переворот. Но не всякий переворот включает в себя революцию — и даже контрреволюцию. Если бы 90 лет назад в России произошел всего лишь «переворот» — 90 лет не кипели бы страсти по вопросу о том, как его называть.
Та же примитивность проявляется в вопросе о «немецких деньгах». Не говоря собственно о том, что никто и никогда не представлял хоть сколько-нибудь убедительных доказательств, что это имело место (что тоже ничего не означает само по себе, потому что такие сделки заключаются не для того, чтобы остались в будущем их доказательства), — дело вообще не в том, были эти деньги или нет. Потому что те, кто занимаются реальной политикой, а не рассуждениями на тему о «морали и политике» — если надо, деньги берут. Если уж не у кого угодно — то, скажем так, много у кого. То же самое можно сказать о тех, кто деньги даёт.
Но если уж давать моральные оценки политическим силам, то вопрос не в том, брали они у кого-то деньги или нет, а тем, изменяла она в обмен на это свои принципиальные позиции или нет.
Вот простой пример «двойной логики». Считается более или менее признанным, что большевики брали деньги у Саввы Морозова — и никто особо это не осуждает. Но почему представителям партии пролетариата брать деньги у представителей эксплуататорского класса — допустимо, а у представителей враждебного твоему правительству государства на борьбу с этим правительством и для свержения своих родных эксплуататоров — недопустимо, в здравом уме не объяснит никто.
Вряд ли стоит сомневаться, что немецкие антифашисты получали и финансовую, и иную помощь от стран антигитлеровской коалиции. Но кто будет отрицать, что это не мешало им руководствоваться вполне патриотическими намерениями? Или найдется сумасшедший «абстрактный патриот», полагающий, что все истинные патриоты Германии должны были добровольцами уйти на фронт и драться за Гитлера?
Большевики изначально хотели добиться свержения царя и правящих классов тогдашней России. Большевики изначально были против Мировой Войны, поскольку считали, что русскому народу, то есть, в первую очередь российским трудящимся она абсолютно не нужна.
Большевики исполнили свои намерения — царизм был свергнут, правящие классы России были от власти отстранены, Россия из войны с Германией вышла.
Кто-то полагает, что все это было плохо. Имеет право — это отдельный вопрос. Но большевики — и признаемся, большая часть российского общества - считала, что это хорошо.
Какое здесь имеет значение то, воспользовались при этом большевики немецкими деньгами или нет? Они этого хотели — они этого добились.
Если даже считать, что Германия была врагом России — взять деньги у врага своей страны чтобы сделать то, что считаешь благом для своей страны — это может быть достойно лишь сочувствия. А если учесть, что в итоге этот враг оказался повержен, а враждебная власть свергнута в Германии точно так же, как и в России — это вообще достойно восхищения.
Только вдуматься: Россия воюет с Германией. Революционеры считают, что эту войну ведут два антинародных правительства, которые оба надо свергнуть. Поэтому они берут деньги у чужого, свергают свое, овладевают властью — и тем самым подталкивают своих более или менее единомышленников к успешному свержению того, у кого они (допустим) вязли деньги. Далее они заключают чрезвычайно невыгодный мир с противником, отдавая, казалось бы, ему огромные территории — но выводят свою армию из войны, сохраняют силы, насколько они вообще имелись, дают тем, кто жаждет воевать (но к кому, кстати, они, как к тоже к буржуазным — то есть для них классово-враждебным — правительствам, к которым они никакой симпатии не испытывают) тратить свои силы на войну с Германией. Их классовые противники дерутся с Германией на фронте, их классовые союзники бьют кайзеровский режим изнутри, германское правительство свергнуто вслед за российским, А большевики денонсируют невыгодный мир, переводят сохраненную и отчасти реорганизованную армию в наступление и отбирают у Германии почти все, что они ей уступили.
На самом деле, по ряду факторов представляется, что денег у немцев большевики не брали. Но если бы и брали — ну, молодцы. Взяли деньги, на них взяли власть, а потом победили еще и тех, у кого и взяли деньги. Причем все это сделали так, что побежденной Германии осталось только рыдать в ленинскую жилетку, спасаясь от международной изоляции.
Как Кутузов, как считается, вошел бы в историю только маневром своего отступления из Москвы и сменой дорог отступления — так Ленин остался бы в качестве исторического героя только за эту свою блестящую комбинацию.
Несколько столетий, из раза в раз, Англия и Франция либо добивались того, чтобы Россия воевала против за их интересы, либо использовали ее в борьбе друг против друга, либо мешали ей добивать своих естественных врагов (ту же Турцию). В Мировую войну они опять уготовили ей ту же роль. Выродившаяся элита России (о которой те или иные ненавистники большевиков плачут, как об утраченных лучших людях страны) опять поддались на старую приманки и втянули страну в авантюру, от которой ее предупреждал тот самый Столыпин, в котором эти ненавистники большевиков видят шанс несостоявшейся альтернативной большевикам модернизации России. России война еще лет двадцать была явно противопоказана. Но эта элита Россию в войну втянула, опять попав в старую ловушку.
Большевики же, чуть ли не впервые в истории, не только вывели страну из этой авантюры, но заставили Англию и Францию воевать против своего противника. То есть они не только использовали Германию против своего внутреннего врага и взяли власть, они использовали Англию и Францию против своего внешнего врага, отобрали все, что, выйдя из войны, уступили. А потом заставили страны-победительницы признать свою, этим странам явно классово-враждебную, власть, заставили начать с собой торговать, и одновременно через сети классовой солидарности стали в этих странах создавать опорные очаги влияния такого масштаба, что все время держали ведущие страны мира под угрозой «удара снизу».
Блестяще. Жаль, в области политтехнологий не присваивают Нобелевских премий: то, что сделали большевики — выдающееся достижение в области политического искусства.
* * *
Другие штампы, связанные с неприятием определенной частью политического класса Октября — в основном базируются на столь же шаблонных обвинениях в разгоне Учредительного собрания (которое, прежде чем быть официально распущенным, попросту распалось за отсутствием кворума), и развязывании Гражданской войны (начатой как раз противниками большевиков).
Однако этот сюжет, как более сложный, требует отдельного анализа.
Вообще, в целом тему значения Октября, равно как и тему спекуляций и фальсификаций, допускаемых его противниками вряд ли можно раскрыть даже в очень обстоятельной статье. Спору уже столько же лет, сколько и самому Октябрю. Наша задача была скромнее: показать, что два самых расхожих антиоктябрьских штампа, по сути, являются пустым морализаторством.
