Историческая роль В.В. Путина

ВЫСШАЯ ТОЧКА САМОВЛАСТИЯ

Действия президента после отставки правительства производят впечатление сплошной, тотальной импровизации — начиная с того, что кандидатура Зубкова, похоже, действительно появилась накануне (хорошо, если не непосредственно в момент) его назначения.

В этом нет беды: как известно, президент Путин — гениальный интуитивист, а к плодам его осознанных размышлений прикладывать подобные эпитеты как-то не получается.

И когда мы понимаем, что еще за пару дней до съезда о составе «святой и чрезвычайной тройки» в составе богоподобного президента, единого в трех лицах, не подозревали не только Грызлов (безмятежно распространявшийся о том, что федеральная тройка будет включать очень уважаемых ЛЮДЕЙ) и ближайшее окружение Путина, — мы не должны тревожиться.

У него правда так лучше получается, — хотя при мысли о том, что же могло получиться «хуже», в том числе и для него самого, возникает некоторая оторопь.

Прежде всего, Путин накрепко привязал себя к «Единой Россией», пожертвовав ей часть своей популярности: ее авторитет теперь вырастет, а его — снизится, так как не все его сторонники, ненавидевшие «Единую Россию», смогут принять его в новом качестве. «Партия голубого медведя» — это политический камень, привязывание которого к своей шее на шатком переходе через реку ни при каких обстоятельствах не стоит расценивать как создание прочного фундамента.

«Выбор Путина» (так стоит теперь переименовать «партию андроидов» — по аналогии с «Демократическим выбором России», например) резко изменил ожидаемые итоги назначения депутатов Госдумы. Если раньше вполне достаточной победой «Единой России» стали бы 46%, теперь она должна получить не меньше путинского рейтинга, то есть не менее 65%, а, скорее всего, — не менее 75%. Так, по некоторым данным, в Санкт-Петербурге минимальный уровень, который должна набрать «Единая Россия», был повышен после решения Путина с 45 до 60%, — а Санкт-Петербург является либеральным городом, в котором и популярность, и фальсифицируемые результаты «партии власти» существенно ниже, чем в среднем по стране.

Повышение ожидаемого результата «Единой России» означает понижение результата остальных: окончательный крах надежд ЛДПР и резкое сокращение результата КПРФ (а значит, второму после Жириновского верному соратнику Старой площади Зюганову уже не придется рассчитывать на 17% голосов и на 110, с учетом «премии», депутатов). Партия «небритой выхухоли» лишается гарантий на прохождение в Госдуму (хотя ее скорее все же проведут туда — и для разнообразия, и потому, что двухпартийная система с Зюгановым в качестве символа второй партии выглядит очень уж неприлично): утратив всякую внятную позицию, она уже не может критиковать «Единую Россию», защищая «хорошего царя» от «плохих бояр».

Заявление Путина о возможности занять пост премьера представляется заявлением именно о возможности, а не о намерении, которое, скорее всего, еще не вызрело. Четкое указание на то, что Путин станет премьером, только если президентом должен стать приемлемый для него человек (хотя указание на его «современность» очевидным образом призвано «подвесить» 66-летнего Зубкова и дать надежды Козаку, а возможно — и всем остальным относительно молодым претендентам), — признак намерения доработать на посту президента как минимум до президентских выборов, когда этот «приемлемый» человек появится. Если Путин не будет спешить с инаугурацией нового президента, у него будет время до мая — 7 месяцев, в течение которых можно принять любое решение и изменить Конституцию любым требуемым образом (на это сейчас надо не более 1,5 месяцев).

Обозначенная Путиным на съезде «Единой России» схема парламентской республики сомнительна с точки зрения ее реализации.

Прежде всего, она слишком уж соответствует чаяниям «Единой России», — а президент у нас человек независимый.

Кроме того, она представляет собой кальку «плана Ходорковского», что идеологически неприемлемо для его гонителя.

Главное же — она создает слишком запутанную систему, в которой Путин все равно не будет иметь всей полноты власти, что заведомо неприемлемо для него.

В самом деле: если победившая на выборах партия выдвигает премьера, которому и принадлежит вся полнота исполнительной власти, а президент превращается в представительскую фигуру (вероятно, без важнейших для парламентских республик функций верховного арбитра в кризисных ситуациях), возникает вопрос о том, кто будет контролировать саму «партию власти». Да, конечно, в момент назначения премьера контроль будет осуществляться по инерции, а также при помощи неформальных методов воздействия, да и администрация президента еще сохранится как центр управления страной, — однако затем все эти системы власти начнут быстро отмирать и трансформироваться просто в силу своей неформальности.

В результате «Единая Россия» может выйти из-под контроля Путина.

Что ужасно не потому, что создаст для него прямую и явную угрозу, но из-за ее неспособности к самостоятельному существованию. Без жесткого внешнего управления «стадо андроидов» неминуемо хаотизируется, создав угрозу и хаотизации всей страны. «Держать» же ее неформальными методами и структурами не удастся просто потому, что сам их неформальный характер существенно ограничивает их возможности.

Поэтому Путин сделает большую ошибку, если станет премьером, — хотя он имеет все возможности сделать ее (как имели их американцы, собираясь нападать на Ирак в условиях неверия в такую глупость почти всех специалистов). Это решение привлекает его своей простотой, прямотой и сохранением прямых рычагов управления исполнительной властью. Мысль же о том, что властью может в принципе обладать и власть законодательная, возможно, уже очень давно не приходит ему в голову.

Пока главным результатом «явления Путина» стал оглушительный психологический эффект: он наглядно показал, что не будет сдерживать себя никакими условностями и будет совершать неожиданные для всех действия.

Демонстрация полного и единоличного владения ситуацией призвано продемонстрировать всем, что Путин останется у власти, а как он это сделает — является его сокровенным знанием, недоступным ни для кого, кроме него самого.

Владение недоступным никому знанием подчеркивает его абсолютное всевластие даже больше, чем полная свобода действий, не сдерживаемая ничем.

Однако власть, лишенная цели вне себя самой, отрицает сама себя.

Поэтому именно на съезде «Единой России», достигнув высшей точки своей власти, президент Путин начал свой путь вниз.

 

ПОХВАЛА ПУТИНУ

Несмотря на выдающиеся кульбиты и фейерверки по-ельцински блистательных «рокировочек», роль Путина в целом сыграна. Через полгода с небольшим он покинет свой пост, намереваясь вернуться через год-два и готовя для этого все предпосылки, но это ему не удастся.

Я не знаю, как конкретно и по каким именно причинам этого не произойдет.

Я исхожу лишь из понимания природы власти: это не чемодан, который можно оставить в камере хранения, не ворох бумаг и полномочий, которые можно перенести из помещения в помещение, и даже не кабинет, на котором можно поменять табличку. Один уже поменял табличку «генсека» на «президента» — странно, что результат не отшиб охоту развлекаться подобным образом у всех остальных.

Власть — это электрический ток, порождаемый обществом, приводящий в движение его мышцы и направляющий его мозг. Ее можно трансформировать, — и то аккуратно, потому что она столь же устойчива, как и само общество, — но нельзя положить в карман.

Поэтому наиболее вероятно, что через год-два после ухода со своего нынешнего поста нынешний президент, при всем его мастерстве государственного пиара и личной храбрости, будет лишь безусловно уважаемым и безусловно влиятельным, но безнадежно частным лицом.

Путин правил Россией более 8 лет, которые еще не кончились, а с учетом времени исполнения им обязанностей президента и времени от выборов 2008 года до инаугурации нового президента, — 8,5 лет. Если же брать время его реальной власти, он может дотянуть и до десятилетия.

Это больше, чем время правления таких руководителей нашей страны, коренным образом изменивших ее облик, как Хрущев и Горбачев. Это лишь вдвое меньше Сталина и Брежнева. И, конечно, это на порядок больше времени Ленина, — особенно если учитывать лишь время его реального и сознательного правления.

Это невероятно много — и при всей нелюбви к данному персонажу следует признать, что Путин сделал очень много полезного, за что мы должны быть ему совершенно серьезно и без всякого юмора благодарны.

Постараемся вспомнить хорошее.

Главной исторической заслугой Путина является восстановление российской государственности, которой не существовало с 1989 по 2002 годы.

Да, он не воссоздал, а именно восстановил государственность, не просто любовно сохранив, но и усугубив многие ее минусы и растеряв на историческом пути многие ее плюсы. И мы поставим ему в счет каждый усугубленный минус и каждый утерянный плюс, и будем правы, — но перед этим мы просто обязаны, если желаем оставаться добросовестными, признать значимость и масштаб деяния в целом.

И сказать спасибо.

Сегодня российская государственность используется преимущественно в коррупционных целях — для личного обогащения ее непосредственных членов. Но она по своей природе — со всеми своими недостатками — приспособлена не для этого, а для модернизации. Ненадлежащее использование этого инструмента порождает такие же напряжения, как, например, использование молотка для вывинчивания шурупа. Соответственно, возникают постоянные сбои, подрывающую коррупционную систему.

Последний пример: ну кто мог подумать, что следствие всерьез раскроет причины смерти Политковской и действительно покажет, что его организаторами были люди, всю сознательную жизнь связанные не с Березовским или Кадыровым, но с ФСБ?

И это не случайность: это одно из проявлений масштаба внутренних и внешних напряжений в ненадлежащим, противоестественным для нее образом используемой системе государственного управления.

Ее нормализация, переориентирование на модернизацию и, более широко, организацию прогресса, — задача, безусловно, тяжелая и болезненная, но все же более простая и понятная, чем восстановление государственности как таковой.

Вторая историческая заслуга Путина — пробуждение самосознания российского (и в первую очередь русского, которого испугавшийся властитель тут же начал подавлять и дискредитировать) народа и ощущения самоценности России. Наша страна, наше общество воспринимают себя уже не как беспомощный обломок некогда великого и могучего Советского Союза, но как самостоятельного субъекта истории, — да, более слабого, более уязвимого, но имеющего самостоятельное значение и представляющего собой самостоятельную ценность.

Может, мы и восстановим Советский Союз заново — но не потому, что такова наша карма, и не потому, что не можем существовать без него, а по своей собственной осознанной воле, потому что сами захотим этого, потому что так нам будет понятней, удобней и выгодней.

В этом отношении Путин действительно смог стать «эхом русского народа», восстанавливающего свое самосознание после контузии распадом государства и безумия «демшизы». Это умаляет его личные заслуги: он не создал народ «с чистого листа», как было в Канаде или в Белоруссии, — но он смог услышать и выразить сокровенную жажду своего народа, смог пусть лишь некоторое время, но быть его частью.

Без этого власть не дадут никакие березовские и чубайсы и не сохранят никакие тайные полиции.

Придя к власти на волне чудовищных террористических актов и вызванной ими патриотической второй чеченской войны, Путин стал символом наведения порядка и восстановления простого человеческого здравого смысла после демократического распада 90-х годов.

Да, он не удержался на этой высоте, бросившись строить военно-полицейский феодализм для своих друзей и, как пишут Интернет-патриоты, «соратнегов».

Но он сумел подняться на эту высоту.

Поэтому третьей исторической заслугой Путина представляется, хотя и неполное и непоследовательное, но все же возвращение к разумности, наиболее заметное в осознании безусловной враждебности внешнего окружения.

Да, президент, похоже, не понимает нормальности этого в силу остроты глобальной конкуренции и того, что у слабых (а сегодняшняя Россия, безусловно, по-прежнему слаба) нет союзников — у них есть только едоки и повара, — но довольно и того, что он это все-таки понимает. Когда отдавал Камрань и Лурдес, похоже, не понимал.

Разумность проявляется и в продвижении к адекватному восприятию собственной истории. Да, это продвижение осуществляется часто уродливым и непоследовательным образом, доходя до реабилитации Сталина (созданная им система породила Горбачева, не будем забывать!) и насилия не то что над инакомыслящими, но над мышлением как таковым, — однако уважение к своей истории является непременным, категорическим условием для сохранения нации как живого и самостоятельного организма.

Надеюсь, ни один из читателей не может заподозрить меня в симпатиях к разнообразным «путинюгендам». Хотя, когда проданная их собственными хозяевами группа попыталась напасть на меня, их действительно было жалко. Однако не будем забывать, что у всех памятников героям войны, которых я видел 22 июня 2001 (по-моему) года, первые за все время существования независимой России цветы в этот день возложили именно представители «Идущих вместе» (которых в силу их активной жизненной позиции уже привыкли звать «Сосущими вместе»).

И плевать, что это делалось по приказу — это делалось! И делалось впервые за десятилетие! И делается до сих пор, причем не по приказу, а потому, что теперь это действительно стало нормой.

Мы не вернулись при Путине к нормальности — но мы сделали к ней несколько важных шагов. И за это стоит поблагодарить и его, и «Славу КПСС».

Четвертой исторической заслугой Путина является создание крайне агрессивного государственно-коммерческого механизма, нацеленного на скрытую внутреннюю и внешнюю экспансию. Он создавался в коррупционных целях, но, подобно тому, как у работников ВПК из советского анекдота вместо мясорубки неведомым им самим образом постоянно получался пулемет, у бывших сотрудников ФСБ вместо «прачечной» для «отмывания денег» получилась вполне эффективная при разумном использовании система влияния.

Глобального влияния — его достаточно просто взять и начать использовать нормальным образом и в нормальных целях.

Наконец, следует обратить внимание на гуманизм Путина.

Понятно, что сама эта мысль звучит очень странно для огромной части России. Это и родственники многочисленных убитых — как в громких террактах, так и в милицейских участках, не говоря уже о просто убитых на улице справедливо убежденными в своей безнаказанности «слугами режима», это политзаключенные, от Ходорковского до людей, посмевших прийти на прием к путинским чиновникам в официальные приемные часы, это жертвы вновь карательной психиатрии и просто избитые на улице из-за хорошего настроения того или иного ОМОНовца, это жертвы избиений со стороны натренированных на ОМОНовских базах «нашистов» и прочих «путинюгендов» всех мастей, это попавшие под бронированные «давилки» с мигалками и нанесшие тем самым их хозяевам «тяжкий моральный ущерб»… Этот список можно продолжать бесконечно. Даже я сам засмеялся, когда подумал о гуманизме Путина.

Но ведь он есть.

Ведь сам Путин вряд ли отдавал приказы о физическом уничтожении неугодных, и даже самые обмороженные любители порассуждать о «Кровавой гебне» (тм) и «Кровавом режиме палача Путина» (тм) хорошо понимают разницу между ним и не только Сталиным, но и тишайшим дедушкой Черненко.

Спустив с цепи бешеных собак, Путин отнюдь не науськивал их, а позволял спокойно грызться друг с другом за куски мяса, — в которые с легкостью превращались, разумеется, и неосмотрительные прохожие, и тем более чем-то недовольные наблюдатели, — но это происходило в качестве случайного побочного эффекта и отнюдь не было результатом заранее составленного коварного и злонамеренного плана.

Для него более свойственные аккуратные методы в стиле Андропова — не столько подавлять оппозицию, сколько разлагать и развращать ее. Причем — и в этом принципиальное отличие от Андропова, - вместе со всем обществом. И, если возможно, стараться отнимать не саму жизнь, но ее смысл.

Пусть тот, кого ни разу не убивали, скажет, что это хуже.

В этом второй президент России — своего рода отражение всей русской истории: наши правители не совершали и десятой доли убийств, совершенных их цивилизованными европейскими современниками, но жесткое неприятие со стороны общества (и, значительно реже, их собственный стыд) вызывали ощущение колоссальных масштабов преступлений. Скажем, даже в сталинской России ни у кого и мысли не было о том, чтобы разминировать минные поля пленными власовцами или убивать немецких детей (как это было в тишайшей Европе); да и самое массовое изгнание гражданского населения в ХХ веке случилось не в Чечено-Ингушетии или Крыму, а в населенных немцами регионах, отошедших к Польше и, в меньшей степени, Чехии и СССР, — с полного согласия «цивилизованных демократий Запада» было изгнано около 11 млн. человек.

Повторюсь в очередной раз: ЗАСЛУГИ ПУТИНА БЕССПОРНЫ.

Но руководителя судят не по тому, что он сделал, — а по соотношению сделанного с тем, что он мог и обязан был сделать в соответствующих исторических обстоятельствах.

 

ПРЕЗИДЕНТ УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

Недостатки Путина очевидней его достоинств, поэтому я лишь пунктирно очерчу только основные из них.

Главной виной Путина является последовательный и четкий отказ от модернизации общества.

Ему и так хорошо — так зачем стремится вперед и ввысь, когда можно просто потреблять?

Зачем отстаивать стратегические интересы страны в глобальной конкуренции (в том же вопросе о ВТО), когда можно просто потреблять?

Зачем решать проблемы с нехваткой газа и что-то умеющих работников через несколько лет, когда сегодня можно просто потреблять?

Путин и правящая бюрократия искренне ощущают смысл своего существования в потреблении, а не в достижении общественного блага, обессмысливая тем самым свое существование и разлагая общество.

Это очень важно: разрушение социума — не только социальных гарантий и норм общежития, но и самого общества как такового, как жизнеспособного организма, его ценностей и мотиваций, — пошло при Путине даже быстрее, чем при Ельцине.

Бандитско-реформаторский разврат был заменен развратом гэбешным и коммерческим, к которому у нашего общества не было иммунитета.

Реформаторы же получили свободу рук для разрушения уже не экономической, а социальной жизни, более полно и непосредственно обуславливающей общественную и личную психологию.

Возможно, Путин неосознанно, но пытался подражать Сталину — и вполне безуспешно.

Может быть, это и к лучшему. Тем не менее, природа оставляемого им после себя prosperity такова, что на фоне своих неминуемых сменщиков Путин будет казаться из исторического далека неким специфическим аналогом Горбачева — демократом и гуманистом, неспособность которого сформулировать для страны стратегическую цель обернулась утратой исторических шансов и колоссальными потерями.

Возрождение России будет подлинным концом света для огромной части современного российского общества (прежде всего для «правящей тусовки» и ее обслуги, но отнюдь не только для них). И именно Путин сделал такое развитие событий неизбежным.

Его урок, который мы должны воспринять в полной мере, прост и беспощаден:

Россией не может управлять слабый человек.

Россией не может управлять человек, живущий ради корысти и личного потребления (в том числе символического).

Россией не может управлять человек, более всего на свете желающий умереть в своей постели.

До свидания, Владимир Владимирович. Вы сделали далеко не все мерзости, на которые были способны, и сделали много хорошего, чего нельзя было ожидать от человека Вашей биографии, прошедшего от Дрездена до Собчака.

Позвольте выразить Вам благодарность. Я тороплюсь сделать это, потому что вспоминать Вас — если будет кому — еще долго будут за другое.

За то, что Вы не сделали — и даже не задумались о том, чтобы сделать — и половины того, что были обязаны.

Справедливость в отношении некоторых людей бывает самой жестокой вещью, которую можно себе представить, и потому я тороплюсь с благодарностью.

Года через два — и тем более через 20, если Россию удастся сохранить после Вашего блистательного правления — меня уже просто не поймут.

Никто.

Хотя в Вас действительно, как утверждала моя секретарша, есть множество хороших и даже симпатичных черт.

 

* * *

Последние месяцы я больше всего на свете хочу — исступленно хочу — почувствовать себя идиотом.

Убедиться, что «план Путина» — это не «конопля Грызлова».

Увидеть оздоровление государства.

Удостовериться в модернизации России, восстановлении человеческого капитала, повышении качества — или хотя бы уровня — жизни.

Понять, что руководство страны — с неизбежными ошибками и неточностями — действует правильно, то есть в интересах общества и с приемлемой эффективностью, снимая тем самым с меня и моих коллег страшную и до кризиса бессильную ответственность за страну и освобождая нас для радостей частной жизни.

Я даже молился об этом, но лукавее русского бога только русский священник.

Я знаю наше государство и знаю, что ничего этого не будет.

И я вижу, как президент Путин начинает сам, своими собственными руками стремительно демонтировать свои и так не слишком масштабные и глубокие достижения, — думая, конечно, что укрепляет их.

Мне не жалко его и его окружение. Мне жалко остальных: весь народ. Нам предстоит упасть в системный кризис, в котором разобьется и разлетится на мелкие осколки заскорузлая твердь уничтожающей мою страну тупой и корыстной бюрократии. Но она убежит в свои куршавели и на сардинии, а биться-то здесь будем мы.

Нам будет очень плохо и очень страшно. И если мы опять, как в 1991 году, окажемся слабыми и глупыми, мы снова потеряем часть своей страны, мы снова потеряем миллионы жизней — и снова посадим себе на шею всю ту же самую бюрократию, только в еще более чудовищном и омерзительном виде.

Этого надо избежать любой ценой.

А президент Путин — что с него взять? Пусть пока развлекается, чувствуя себя хозяином: у него еще есть некоторое время, и лабрадор Кони его действительно любит.

Кстати, далеко не каждый может сказать это про себя.