Борис Ельцин, по той роли, которую он сыграл в истории страны — конечно же, черная фигура российской истории. Мало с кем можно и сравнивать: это совсем не Борис Годунов и даже не Дмитрий Самозванец. Если брать названный ряд — что-то вроде Тушинского Вора — Лжедмитрия Второго.
Кто-то скажет, что с его уходом ситуация стала лучше. Кто-то, с не меньшим основанием — что хуже. В последнем случае только надо оговориться — еще хуже.
И, конечно же, публичное заявление Владимира Путина о том, что при Ельцине народ получил главное — свободу, — либо чудовищное кощунство — вроде утверждения, что бандит, сжегший ваш дом и убивший ваших родителей, дал вам свободу от замшелой рухляди и родительского произвола, — либо откровенный стеб, вроде незабываемой отговорки о "невозможности дозвониться до Генерального Прокурора" в давешней историей с Гусинским и НТВ. Те, кто пришел тогда в восторг от остроумия "борца с олигархами", должны сегодня особо тонко оценить президентскую декларацию.
Ельцин не давал свободу стране, поскольку те блага, которые известная редеющая часть политического класса зовет "свободой", была дано не им, а его предшественником.
Ельцин не давал свободу стране, потому, что бардак и криминал не является свободой: свобода воровать по определению могла быть использована лишь мизерным меньшинством, и обречена была обернуться свободой быть обворованными для остальных.
Ельцин не давал свободу стране, потому, что ни один не сошедший с ума человек не может объяснить, чем за последние двадцать лет он стал свободнее, чем был раньше: все вместе взятые политические партии привлекают внимание и уважаемы меньше, чем КПСС, все вместе взятые "свободные" издания читаемы меньше, чем старая советская партийная пресса и по воздействию на власть не идут с ними ни в какое сравнение; свобода выезда за рубеж интересна, по социологическим данным, примерно для 20 % населения — остальных это либо не интересует, либо они просто не имеют денег на такие выезды; свобода иметь частную собственность просто обернулась обнищанием большинства. И так далее.
Все это ясно любому нормальному человеку и, увы, уже неактуально именно в силу собственной очевидности. Поэтому все это, увы, сегодня превращается в трюизм и банальность, тем более, что Ельцина на президентском посту уже нет, а жизнь лучше, если не говорить о хороших ценах на нефть, — так и не стала. Если бы сегодняшние 60–70 долларов за баррель были в 1980-е годы, то коммунизм можно было бы успешно продолжать строить не то что с Брежневым, но даже и с Черненко. В лучшие советские времена она составляла около 40 долларов, а при Ельцине — находилась в диапазоне от 20 до 10. Так что, по всем здравым соображениям, при простом сохранении коммунистов у власти мы должны были бы жить почти в два раза лучше, чем двадцать лет назад и раза в четыре лучше, чем десять лет назад.
Однако, сегодня обличение Ельцина банально, как любое пинание мертвого медведя. Если и появился в этом какой-то смысл — то только благодаря путинской реминисценции о подаренной "свободе" и неприличному празднованию юбилея в Кремле. Кстати, стоит вспомнить, что менее чем через месяц 75 лет исполнится и Горбачеву. И в этом смысле очень интересно, как Кремль отметит это события: уж чествовать, так всех "отцов свободы".
Поскольку мне довелось публиковать свои оценки "первого президента", когда он был у власти (См, например, "У истории на пути. Пока Ельцин у власти, Россия будет в кризисе" // "Независимая газета" за 13 мая 1999 г.), то сегодня, когда этого человека уже нет на ее вершине, хотелось бы говорить о другом. Об обратном.
Роль, сыгранная человеком, и сам человек — это, все же, разные вещи. Как ни парадоксально, все то страшное, что Ельцин сделал в России — стало возможным благодаря его положительным качествам. Благодаря тому, что по природе он был боец. Благодаря тому, что он умел драться. Благодаря тому, что он умел защищать свою власть.
Представим невозможное. В 1985 г. Генсеком становится не "приятный во всех отношениях" Горбачев, бывший секретарь сельскохозяйственного крайкома, на посту секретаря ЦК успешно заваливший Продовольственную Программу, а секретарь промышленного ("оборонного") обкома Борис Ельцин. Или, чуть позже, в октябре 1987 г. Пленум ЦК поддерживает его вполне лояльное к партии и умеренное выступление, снимает Горбачева и Генсеком избирает Ельцина.
После октябрьского (1987 г.) выступления будущий соратник Ельцина Гаврила Попов клеймил его как "ультралевого авангардиста", компрометирующего славное дело перестройки. По всем данным, Ельцин был тогда вполне ортодоксальным коммунистом и носителем идей "твердой руки" в деле совершенствования развитого социализма.
Кому сложно представить, как широко удалось бы разгуляться при нем пресловутой "межрегиональной депутатской группе"?
Какие там массовые антикоммунистические митинги?
Какой там Первый Съезд народных депутатов СССР?
Какой Сахаров? Кто его вообще пустил бы в Москву?
Какие там движения в Прибалтике? Три республики лежали бы под бомбами советских штурмовиков, Лебедь и Грачев саперными лопатками рубили шизофреников из Саюдиса и Руха, пока оставшиеся не стали просить не отправлять их дальше Верхней Тунгуски.
Если бы, каким-то чудом сплотившиеся вокруг бывшего Генсека демократы умудрились протиснуть последнего в пику "кровавому Борису" на пост Председателя Верховного Совета РСФСР (что само по себе фантастика, потому что никого из них близко не подпустили бы к избирательным урнам), — всю тысячу "народных депутатов" пинками омоновских сапог вытолкали бы из Кремлевского Дворца. И если бы какие-нибудь отвязанные Мурашев с Якуниным привели толпу бесноватых на "защиту демократически избранного парламента", танки под красными заменами били бы в упор с кремлевских площадей или напрямую сквозь кремлевские стены, круша "преступную попытку контрреволюционного антиконституционного мятежа".
Какая отмена "6-й статьи Конституции" при Генеральном Секретаре ЦК КПСС Борисе Николаевиче Ельцине, "стойком ленинце, верном продолжателе дела Великого Октября"? Да если бы, до чего ни будь подобного дошло и, против ожиданий, какие-нибудь Новодворская и Афанасьев вывели пусть не полмиллиона, а и сто тысяч человек с таким требованием или с требованием "запретить преступную КПСС" на Манеж, (если предположить, что их не разогнали бы еще за Садовым Кольцом), — то не перед Белым Домом под триколором, а у первого подъезда ЦК под портретом Сталина на танке стоял бы Борис Ельцин, сжимая Устав КПСС и зачитывая Обращение Политбюро ЦК КПСС "Ко всем трудящимся Советского Союза!" с призывом в "минуту смертельной опасности нависшей над святыми завоеваниями революции", "как один сплотиться под Знаменем Победы вокруг Ленинского Центрального Комитета"!
Какая там "бархатная революция" в Чехословакии? Какое там "падение Берлинской стены"? Не говоря о том, что никто об этом и не помыслил, если вдруг и помыслили — по всем маршрутам 1945 года советские танки раскатывали бы в тонкий пласт любых "борцов с тоталитаризмом". Под робкие выражения озабоченности Запада, на которые в ответ слышался бы родной медвежий рык из-за стен Кремля: "Па-а-анимае-ешь тут!".
Какое Беловежье? Какой распад Советского Союза?
Чубайс читал бы лекции в своем институте, Гайдар писал в "Коммунисте" статьи о преимуществах плановой экономки, Березовский — фундаментальный труд по теории управления.
Это ставший "демократом" Ельцин расстреливал парламент, посылал Грачева в Чечню, посылал ОМОН разгонять пенсионеров и фальсифицировал выборы 1996 г. "Коммунист" Ельцин просто в пыль развеял бы любую попытку покуситься на родную партию и великий Советский Союз, раз уж он встал бы во главе их. Это "демократ" Ельцин, когда в 1999 г. Квашнин доложил ему, что лидеры Запада, "кинув" "друга Бориса", все же ввели войска на территорию Косово, спросонья отдал приказ: "Ты начальник Генштаба? Ну и разбомби их к такой-то матери! И доложи!" И побелевший Квашнин поднимал домашних президента и умолял их уговорить отменить приказ. Генсек Ельцин просто поставил бы в Югославии новейшие зенитные комплексы, вывел танковые армии на рубеж Одера и пообещал через несколько часов довести их до Брюсселя и Парижа.
При этом вовсе не обязательно, что Ельцин делал бы все это во имя торжества идей коммунизма. Он делал бы это, прежде всего, во имя защиты своей власти, но, защищая ее, — он защищал бы то, что являлось основами ее легитимности. И, по-своему, это нормально. Потому что от лидера требуется не в первую очередь верность его идее — что важно. От него требуется выполнение своих функций: если ты глава партии — служить партии, если ты глава государства — защищать это государство от любых посягательств. Если ты глава правящей партии — защищать власть этой партии, которая одновременно — и твоя власть.
Среди типов лидерства, среди прочих, можно выделить три.
Первый, самый высший по своему типу лидер: который служит проекту. Неважно какому. Важно, что власть для него — средство осуществления этого проекта. Все остальное — в том числе, собственная жизнь, благополучие, безопасность — мелочи, которые имеют значение только постольку, поскольку способствуют или не мешают этому осуществлению. Здесь можно назвать Ленина и Наполеона, Сталина и Гитлера, Петра Великого и Чингисхана, Карла Великого и Авраама Линкольна.
Второй, более низкий тип лидера: который служит своей власти. Ему более или менее все равно, что осуществляет эта власть. Важно, чтобы она была сильна и находилась в его руках. Он служит этой власти. Она, пока она находится в его руках — для него важнее и жизни, и совести, и благополучия.
Третий, самый примитивный тип лидера: тот, для которого власть — лишь средство для собственного благополучия. Как только борьба за власть становится рискованной, как только ему говорят: "Отдай власть, ведь могут убить", "Отдай власть, стремно становится, проиграешь — посадят", "Отдай власть! Прольешь кровь — ругать будут!", — он сдается. Власть нужна ему не для великой цели, даже не сама по себе — ему нужен комфорт, который она обеспечивает. И если можно сохранить комфорт, отдав власть, а, не отдав — можно его утратить — он никогда не пойдет на риск.
Есть, правда и четвертый, "прото-тип". Это те лидеры, которые во власти служат своему тщеславию. Они хотят войти в историю "Великими Реформаторами", понимают, что с помощью власти могут что-то сделать, понимают, что нужно что-то сделать, — но не знают что. К этому типу относится Михаил Горбачев и, пожалуй… Ладно, поживем — увидим…
Так случилось, что в СССР в 1980-90-е годы лидера первого типа не было. Хотя, возможно, чем-то подобным мог стать Андропов. Это уже шутка истории: такие вообще редко появляются.
Лидером второго типа в этот период был только Ельцин. Остальные, рожденные в аппаратных недрах мирного советского общества, в лучшем случае были лидерами третьего типа. Поэтому, они всегда и проигрывали Ельцину. У них и так всего, что их интересовало, было достаточно. Ельцин, потенциально, готов был драться за свою власть не на жизнь, а на смерть. Они — никогда. Власть для них была не самоценна, была вторична, рисковать за нее большим — они никогда не решались. И всегда ему проигрывали.
Все они — были производны. Как писал в свое время в рецензии на роман "Зубр" Гаврила Попов, после Сталина в системе не было "зубров". А система, лишенная "зубров", могла существовать, только если Зубр был наверху. Зубр, как самодостаточное начало, для системы такого типа — излишество. Он не подвластен системе. Он готов пойти против нее. Пойти против тенденции, против течения. А "Система" — это и есть само течение.
Обычный функционер ждет, пока течение выведет его наверх. Он интригует, работает, ловчит, чтобы укоротить очередь на выдвижение, в которой стоит изначально, — но никогда не пойдет поперек. Это — нарушение правил. Это — нарушение внутренних принципов системы. Поэтому система это — отторгает. Хотя, без такого начала может существовать только до тех пор, пока ситуация не обостряется и пока ей не бросает вызов внесистемный Зубр. Иногда, она может такого задавить. Иногда — нет. От многого зависит.
Ельцин был воспитан системой. Может быть — глубже и искренне верил в то, от имени чего эта система (не социально-экономическая, а корпоративная) выступала. И попытался, в 1986–87 гг. служить этому, большему, чем сама система, началу, отождествляя их между собой.
Система могла поставить на Ельцина — и тогда она стала бы непобедима. Но вынуждена была бы служить не себе, а этому большему. И система интуитивно испугалась — что служить придется не себе, а тому делу, для которого ее создавали и наделяли властью. И система его отвергла, выбросила, сломала ему некий ценностный хребет. При прочих равных, иной мог бы на этом и закончить свое политическое существование.
Но Ельцин, во-первых, был достаточно силен, чтобы не умереть от этой боли, боли сломанного позвоночника, боли сломанной веры: ведь Система и Дело, Знамя — для него были синонимами. Во-вторых, его стали выхаживать. Те, кто если и не хотел сломать систему, хотел использовать его для взятия контроля над ней. Его подобрали "демократы". Он отлежался.
Хребет сросся. Но это уже был искривленный и изуродованный хребет. Вместо веры и служения хребтом стала ненависть. Ненависть к тем, кто сломал этот хребет абсолютно ни за что ни про что — ну не было выступление его в октябре 1987 ни нелояльным, ни антипартийным. Умеренное выступление. Более или менее по делу. Били то не за выступление. Били за то, что увидели намек на Зубра. И вместо веры — осталась желание мстить. Мстить системе, которую он так и отождествлял с тем большим, чем она была. Мстить Делу и Знамени.
Ельцин остался с искривленным хребтом — и теми качествами лидера, которые у него были. С умением вставать и идти против течения. С умением драться. С умением мобилизовываться в минуты опасности. С умением сметать со своего пути преграды.
У Пушкина в "Борисе Годунове", возглавляя поход против России, Самозванец говорит: "Вы за царя подьяли меч, вы чисты. Я ж вас веду на братьев; я Литву позвал на Русь, я в красную Москву кажу врагам заветную дорогу…" Ельцин олицетворил собой, по сути, вполне социалистические ожидания, направив их против коммунистической партии и социалистической системы. Без этих ожиданий никто никогда не совершил бы в стране контрреволюцию. Никогда никакой Сахаров, Афанасьев, Собчак, Чубайс и Гайдар не сумели бы поднять народ против компартии и своей страны. И, похоже, вот это вот: "Я Литву позвал на Русь…" стало неосознанным ночным кошмаром Ельцина.
Первый крупный его запой, — на несколько недель, — был в сентябре 1991 г. На вершине власти и славы. И чем дальше — тем чаще они стали повторяться. Потому что, отомстив, он, с одной стороны исчерпал основную внутреннюю мотивацию, а, с другой, — потому что он, возможно не осознавая, чувствовал — он уничтожил то, что было и его сутью.
Мстя, он мог побеждать и давить врагов. Но не мог ничего создавать. Потому, что не знал — зачем… Ельцин не мог создать ни капитализма, ни буржуазной демократии в России — потому, что это было не его.
Он, изначально, мог быть плодотворен в создании того, во что верил, служении тому, что его создало. Но это — он уничтожил. Осталась сила драться, осталась любовь к власти. Осталась мощь бесплодия.
Вся личная сила, все блестящие личные лидерские качества, которые, служи они правому делу, могли дать этому делу великие победы, — оказались бесплодны и разрушительны, став на службу "темной стороне силы".
А все что он говорит — про борьбу за свободу, про создание демократии, про разрушение тоталитаризма… Ну, надо же что-то говорить. И дело не в том, что людям и обществу, а себе, ночью, когда вокруг кошмары. Это Борису Годунову "кровавые мальчики" являлись. Борису Ельцину — наверное куда побольше. Куда там царевич Димитрий, — страну под нож пустили.
Да, Ельцин — черная фигура истории. Но он был борцом и бойцом. Он мог встать и пойти против элиты и против течения. Мог переломить ход событий.
Оценивать отрицательно его роль — справедливо. Только надо понять, что сыграть ее он мог потому, что обладал всеми этими качествами. А у тех, кто был против него — их не было. Учиться надо.
