Мнение о том, что Россия страдает национальной депрессией, получило еще одно подтверждение в преддверии Нового Года в связи с публикацией данных нового исследования "Gallup International Association", посвященного уровню оптимизма населения в различных странах. В частности, согласно этим данным, только трое из десяти россиян (30%) оптимистично смотрят в будущее. Каждый пятый россиянин настроен пессимистично, полагая, что 2006 год будет хуже, чем 2005-й. Граждане России, таким образом, больше подвержены пессимизму, чем в среднем жители Земли, 48% процентов которых считают, что 2006 год станет лучше минувшего. Для сравнения число американцев, настроенных оптимистически в отношении своей жизни в будущем году, еще выше, хотя оно и снизилось весьма значительно за последний год — с 65% до 51%. Тем не менее, российские данные примерно соответствует уровню Западной Европы, где выраженных оптимистов — всего 31%, а пессимистов в ряде стран — еще больше, чем в России. Так, в России 19% опрошенных считают, что 2006 год станет хуже, чем было в 2005. В Португалии считающих, что 2006 год будет хуже 2005 целых 46%, а во Франции — 43%.
Интересно, что если сравнивать состояние России со многими другими государствами так сказать "объективно", никакого оправдания подобному пессимизму не находится. Да, экономическое положение большинства групп населения оставляет желать лучшего, однако резервов для его быстрого улучшения предостаточно, так что плохое положение теперь, казалось бы, должно внушать как раз оптимизм в плане возможности его изменения в лучшую сторону. Ан, нет: объективные предпосылки оптимизма почему-то не превращаются в России в сам оптимизм.
А все из-за нашего максимализма, — склонны считать многие. Во всем подавай нам абсолютный мировой рекорд. И если что-то не дотягивает до рекорда, то разочарование столь велико, что лучше бы этого вовсе не было. "Дневной дозор" должен был перещеголять "Ночной…" по кассовым сборам раза так в два, чтобы сорвать аплодисменты критиков. На меньший успех продюсеры, лично занимавшиеся проверкой статистических данных, никак не соглашались. Но этот случай заведомого успеха блекнет, если учесть, какие отзывы о фильме пишут "простые кинозрители": обращенные к продюсерам просьбы "выпить йаду" густо перемежаются с обещаниями "набить морду режиссеру ".
А вот "Мастеру и Маргарите" вообще не повезло: ну, нет пока в мире человека, который сумел бы сделать из культового романа Булгакова такой же культовый фильм! Еще труднее было бы сделать настоящий блокбастер в формате телеспектакля — 10 серий, но, похоже, именно этого ожидали многие зрители. Четвертая мировая экранизация — и опять с отнюдь не мировым успехом. Нет, это нас совершенно не устраивает!
Такая же картина и в спорте. Сколько было стенаний еще несколько лет назад по поводу дорогих технических видов спорта: и бедные мы, и технологически отсталые, куда нам до мировых "грандов"! И вдруг оказывается, что российские "КамАЗы" выигрывают наиболее престижное международное ралли "Париж-Дакар", если не ошибаюсь, уже шестой год подряд. Без великолепного уровня техники, ее исключительной надежности, это, конечно, было бы просто невозможно. И что же? Поток апокалипсических предсказаний о скором конце российского автопрома и "ужасном" качестве российской сборки не ослабевает. В то же время о технологических достижениях КамАЗовцев предпочитают не писать вообще, дабы не портить столь милую сердцу картину разрухи и упадка.
Несмотря на неизменный декаданс прессы, в 2005 г. события в мире развивались для России, в общем, неплохо, особенно, если сравнивать его с 2004-м. Удалось остановить оранжевую эпидемию. Более того, начал формироваться подающий большие надежды своего рода "антиоранжевый альянс", причем у самих берегов США — основного спонсора и вдохновителя "оранжевых" переворотов в Старом Свете. Там потихоньку формируется, пользуясь лексикой противоположной стороны: "союз народов, ставших на путь свободы". Только в данном случае речь идет о свободе не следовать указаниям из ВашингтонаК таким странам относятся Венесуэла, Куба, в какой-то степени Бразилия. К ним совсем недавно присоединилась Боливия, новый президент которой первым делом полетел в Гавану, чтобы обсудить создание своего рода "латиноамериканского ГУУАМа" — блока государств, желающих совместными усилиями отстаивать свою независимую точку зрения. Ну самое последнее событие в ряду "оранжево-красных народных революций" — это бескровный демократический переворот в Чили, который поставил жирную точку на спонсированной США серии кровавых латиноамериканских переворотов второй половины ХХ века. Все это сулит России не только выгодные сделки в ее оружейном магазине, но и открывает опцию на реставрацию системы контругроз, с тем, чтобы "держать палку поближе к собаке". В случае успеха такого развития можно смело надеяться, что ни одно поползновение издалека на стабильность в российском пограничье более не останется безнаказанным.
С другой стороны, геополитический соперник повторяет наши собственные прежние ошибки, закручивая гайки у себя стране и увязнув по уши в зарубежных авантюрах. Европа к ужасу одних и к злорадному удовольствию других вновь покрывается сетью концлагерей, — как всегда тайных. Секретные американские тюрьмы по некоторым данным действуют даже на Украине. Сами американцы начинают подозревать своего собственного президента в том, что он и есть главный источник зла в мире. А ближайшие союзники Вашингтона по пакту НАТО переживают новый комплекс неповиновения, что-то вроде "пражской весны лайт", все активнее критикуя нарушения прав человека Соединенными Штатами.
В противоположность весьма сомнительным успехам американской демократии в Ираке и Афганистане, внешнеполитические успехи кремлевской власти в минувшем году достаточно очевидны. Особенно если сравнивать с предыдущими двумя годами, отмеченных терактами, поражением на Украине и неуверенностью в плане возможностей России влиять на нефтегазовые цены. Теперь эти сомнения полностью рассеялись.
Так, на украинском направлении в течение "газового кризиса" Путину необходимо было покончить со странной практикой субсидирования антироссийских режимов, параллельно напомнив о своем существовании многим, кто об этом забыл, в том числе и оранжевым политикам. При этом — поднять цены на газ существенно, но не слишком, чтобы не оттолкнуть дружественные элементы на Украине. Не поставить под угрозу шансы партий Юго-востока на предстоящих в марте парламентских выборах, а наоборот, дать бело-голубой оппозиции дополнительные козыри, чем она не преминула воспользоваться, отправив очередное оранжевое правительство в длительную прогулку с "сексуальным уклоном".
Хотелось российскому президенту также напомнить и европейцам о том, кто на самом деле контролирует энергоресурсы значительной части Евразии, но в то же время не напугать чересчур, чтобы те от испуга не начали переходить на других поставщиков и другие виды энергии, не поставив под угрозу давно предсказанный (http://www.apn.ru/?chapter_name=advert&data_id=640&do=view_single) статус России, как энергетической сверхдержавы. Характерно, что довольно решительные действия России в ходе газового конфликта демонстративно совершались на фоне передачи Путину полномочий главы "Большой Восьмерки", — что также обнаружило наличие еще одной цели, а именно, расширения Россией "границ дозволенного", своеобразной дрессировки партнеров Кремля, приучения их к восприятию его более активной и эгоистической внешней политики.
Если учесть наличие такого числа одновременно поставленных задач и их сложность, то очевидно, что решение ни одной из них в 2005 году и на рубеже 2006-го не могло быть идеальным. Тем не менее, Кремлю удалось выбрать для себя взвешенную прагматичную позицию и добиться значительного успеха в ее продвижении. Казалось бы, народ должен отнестись с пониманием к таким "объективным" трудностям власти, но что делать, если народу хронически мечтается совсем о другом: о решительном изменении опостылевшей реальности. Одновременно, правда, народ мечтает о стабильности и правопорядке, что несколько противоречит другим его мечтаниям, однако мечтать ведь не запретишь. Впрочем, данное противоречие в мечтаниях, не имело бы никакого практического значения, если бы сферы мечтаний и практики были полностью разъединены…
На самом же деле, душевный настрой народа имеет большее значение, чем можно предположить с первого взгляда. В экономике, не входя явным образом в экономические расчеты, он в значительной мере определяет готовность экономических игроков к риску, а, значит, прямо влияет на ценообразование и другие основные экономические параметры. Кстати говоря, понятие, обозначаемое многозначным словом "настроение", практически означает готовность человека к рискам вообще, будь-то риск потерять деньги или риск рождения ребенка.
При сниженном настроении, что является на самом деле эвфемизмом депрессии, всякий успех оценивается, как недолговечный и случайный, а любая неудача — как закономерность. При таком отношении к себе надеяться на постоянную "репликацию успеха" в долгосрочной перспективе не приходится. Однажды руководитель одной из самых успешных в России электронных фирм весьма тонко подметил (elvees.ru/news/elvis.pdf) различие в этом плане между русскими и американцами. В Америке, отмечает он, когда у женщины положительный тест на беременность, ее родственники и друзья, начинают относиться к будущему ребенку, как к событию, состоявшемуся может быть, и не на 100%, но на 99%. В России говорят по-другому: пускай сначала родит, а потом посмотрим. Суеверная боязнь успеха и неверие в него, как в закономерное, повторяющееся явление — наша своеобразная национальная болезнь. И это сказывается не только на рождаемости. При таком подходе получить деньги на венчурный технологический проект, заложенный под инновационную идею в России оказывается гораздо труднее, чем в США, а если деньги и займут, то под существенно больший процент, Последнее отражает как степень нашего недоверия друг к другу, так и недостаточный оптимизм относительно ожидаемых результатов деятельности "гуманоидов" соответствующего вида…
Кроме имиджевых и экономических потерь, аномально низкая оценка перспектив своего будущего сопровождается в России и таким достаточно печальным явлением, как рекордно высокий уровень самоубийств.
По уровню самоубийств Россия за последние 7–8 лет обогнала традиционных лидеров — Скандинавские страны, впервые за все время наблюдения закрепив за собой сомнительный титул одного из "чемпионом мира" по самоубийствам. Еще в 1995 году, отнюдь не блестящем с точки зрения экономического положения, уровень самоубийств в России оставался значительно ниже, чем, например, в Финляндии — 23,5 против 34,1 человек на 100 тысяч населения, то есть близким к среднеевропейскому уровню. Но к 2000 г. ситуация в России серьезно ухудшилась. Особенно высокой в России стала частота суицидов среди мужчин — 70,6 человек на 100 тыс. населения в 2000 г., причем лишь с небольшим снижением в последующем, несмотря на экономическую стабилизацию после кризиса. Так в 2002 г. средний показатель по России оставался 38, а среди мужчин — 60 на 100 тысяч населения.
Сравнивая цифры статистики, следует, однако, помнить, как она собирается, и какие факторы влияют на её собираемость. Так, в тех странах Запада, в которых сильные позиции в обществе занимает религия, на собираемость статистики самоубийств существенно влияет традиционно негативное отношение к самоубийцам: под давлением общественного мнения родственники часто предпочитают, чтобы причина смерти была записана, как "несчастный случай", а не как самоубийство. На эту погрешность, связанную с давлением религиозного фактора, давно обратили внимание. Согласно американским данным, недооценка реальной частоты самоубийств в некоторых категориях американских граждан может достигать 80%. Так что, учитывая более слабое влияние религиозного фактора в России, скорее всего разница между числом самоубийств в России и северной Европе меньше, чем можно допустить, принимая официальные цифры за чистую монету. Однако, даже если в считающейся "благополучной" Европе суициды почти столь же часты, как в России, это — слишком малое утешение.
В XIX веке один из классиков социологии Эмиль Дюркгейм в своей знаменитой работе "Самоубийство" связывал существенно более низкую частоту суицидов, наблюдающуюся в то время в католических странах, с большей социальной интегрированностью в католическом обществе по сравнению с упором на индивидуализм и свободу личного выбора в странах протестантских. Между тем католические страны уже обогнали протестантские по числу суицидов, но зато стали проявляться иные "маркеры" народов-самоубийц. В настоящее время страны-лидеры по числу самоубийств (не считая Россию) — это, как правило, страны с белым, небольшим по численности населением, отсутствием или слабым оформлением национальной идеологии, а также очевидным подчиненным положением в мировой иерархии. Среди государств, где число самоубийств в год выше 30 на 100 тыс. населения — такие страны, как Финляндия, Латвия, Литва, Новая Зеландия, Словения, а также республики СНГ. Наоборот, страны Африки всегда отличались необычайно низким уровнем самоубийств, вне зависимости от их экономического и политического положения. Даже в США из года в год отмечается парадоксально низкий уровень самоубийств среди афро-американцев: Согласно официальным данным частота самоубийств в США в 2002 году составила у черных 5,1 против 12,2 на 100 тыс. населения у белых.
Таким образом, можно предположить сочетание ряда факторов суицидальности: среди которых значимо также отсутствие значительных идеологических проектов, способных придать индивидуальной жизни коллективный "смысл", создать ощущение ее "полноты", особенности культуры, климата, а также генотипа. В России, очевидно, должно иметь место совпадение ряда факторов, которые и обусловливают столь невероятно высокое число суицидов в период так называемой "путинской стабильности".
То ли из-за расовых, то ли из-за культурных особенностей наша коллективная самооценка невероятно хрупка. Это можно сформулировать несколько по-другому: необходимая степень подтверждения самооценки у нас выше, чем у других. Иными словами, в России приходится предъявлять народу сравнительно более масштабные национальные достижения для того, чтобы он сохранял достойный уровень самооценки. Отсюда объяснимой становится все быстрее и быстрее раскручивающаяся спираль коллективных ожиданий, которые власти приходится переводить на язык национальных амбиций. И если настоящая или будущая российская власть хочет и дальше пользоваться благами эволюционного развития, ей придется изрядно попотеть в деле формулировки и последующего удовлетворения таких амбиций.
Как мы видели выше, общественная польза от преодоления общественной депрессии вполне очевидна, по крайней мере, в медицинской, демографической и экономической сферах. Однако, перебороть последнее обострение русской депрессивности невозможно чисто бюрократическими мерами, поскольку нельзя одним росчерком пера придать жизни смысл, даже если это перо президента. Похоже, для радикального оздоровления общественного сознания необходимы более глобальные "резкие движения", которые однозначно символизировали бы уход страны от закрепившегося в общественном сознании "подчиненного положения" и формирование "большого национального проекта". И если таковые не будут опущены "сверху", политическая стихия рано или поздно предложит соответствующие решения "снизу".
Но наша пониженная коллективная самооценка не только приводит к снижению готовности принять риски во имя будущего индивидуального успеха. Она толкает нас к рискованным и не всегда продуманным действиям, если они только они осознаются, как возможность реванша за прошлое унижение и таким образом избавления от мучительного ощущения национального унижения. Вспомним начало XX века: поражение в войне и "неудачная" революция, а через 12 лет — поражение в войне и опять революция, уже "удачная". Революция 1991 года воспринятая обществом, как "неудачная", так и не предоставившая выхода из душевного состояния "отстающая в социальном отношении страна" к желанному ощущению себя "сильной передовой нацией". Пока последнее не придет, опасность революции "со второй попытки" не исчезнет. Однако нет никакого указания на то, что в Кремле осознают растущую ограниченность своей подчеркнуто сдержанной "прагматической политики", которая все более отстает от ожиданий общества, а значит, становится, по большому счету, все менее прагматичной.
Маловероятно, однако, что команда, не сделавшая за 6 лет никаких "подвигов", которые бы были всем очевидны, решится на таковые именно теперь, под занавес. Тем не менее, не исключены некие имитационные движения: под знаменем национального самоутверждения власть будет все более настойчива, держа себя, тем не менее, в жестких рамках прежних прагматических задач и прежнего стиля, как это было ею вполне отчетливо проявлено в истории с газовым кризисом.
Стратегию Кремля весьма точно сформулировал Павловский, сказав, что "Россия не заинтересована торопить мировые процессы". Проблема, однако, в том, что это — только одна сторона медали. С другой же стороны, Россия ради спокойствия западных партнеров Путина лишь до определенных границ в состоянии сдерживать свои амбиции — пока народ, увязший в реальном и мнимом самоистреблении, не начнет самоутверждаться стихийно. За счет "мигрантов", "инородцев", в борьбе против "кровавого режима" etc. Непонятая своим лидером, нация будет стремиться поднять свою коллективную самооценку, несмотря даже на риск новых катаклизмов.
