Великая Отечественная война, начавшаяся с внезапного нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года, стала для России, возможно, столь же значительным событием XX века, как и революция 1917 года. В этой войне русский народ и народы других советских республик потеряли погибшими более 43 млн. человек, из которых на долю Красной Армии пришлось более 26 млн.
Главный парадокс Великой Отечественной войны заключался в том, что без советского, сталинского режима она не стоила бы СССР таких огромных жертв, но без этого режима Советский Союз не мог победить, поскольку этот режим смог устоять и перейти в наступление после тяжелейших поражений 1941–1942 годов. Можно, конечно, долго рассуждать на тему, что без Сталина, или, скажем, без большевистской революции вообще бы не было Второй мировой войны, но тогда мы заходим в жанр альтернативной истории, которая относится к научной фантастики.
Реальность же заключалась в том, что для очень многих советских граждан приходилось делать мучительный выбор между двумя диктатурами — Сталина и Гитлера. Для коренного населения балтийских государств и некоторых северокавказских народностей этот выбор был скорее в пользу Гитлера, как меньшего зла. Население только что присоединенной Западной Украины вело безнадежную борьбу как против советских, так и против немецких войск, а заодно и против поляков. Остальные же народы, и что главное, русский народ, Сталина поддержали. Как писал поэт Николай Глазков, «Господи, вступися за Советы, Охрани страну от высших рас, Потому что все Твои заветы Гитлер нарушает чаще нас». Кстати сказать, за такое стихотворение, если бы кто-нибудь донес, поэту вполне реально светила 58-я статья. ГУЛАГ в чем-то был даже хуже немецких концлагерей: советские лагеря располагались в более холодном климате, и смертность там была повыше. Но сталинский режим хотя бы оставлял своим народам какие-то формы государственности и культуры. Гитлеровский же режим грозил колониальным порабощением одним и быстрой насильственной ассимиляцией другим. И они выбрали Сталина.
Разумеется, в одиночку Сталин Гитлера бы не победил, хотя и заручился поддержкой подавляющего своих бесправных подданных. Этому мешала как его истребительная стратегия, так и относительная техническая отсталость Советского союза по сравнению с Германией и другими передовыми в экономическом отношении странами мира. Без ленд-лиза Красная Армия не победила бы. Поставки из США и Англии были критически важны для ряда отраслей советской военной экономики. Оттуда поступило более половины авиабензина, около трети всех взрывчатых веществ, более 60% алюминия, почти все легирующие добавки, необходимые для производства бронестали, подавляющее большинство использованных в годы войны автомобилей, паровозов вагонов, рельс, радиостанции и многое другое, кончая знаменитой американской тушенкой. Без всего этого воевать было нельзя. Естественно, ленд-лиз не был благотворительностью.
Для Америки и Англии было жизненно важным, чтобы Советский Союз был в состоянии противостоять Германии. Чем больше немецких солдат гибло на Восточном фронте, тем меньше погибало британских и американских солдат на других фронтах. Это была элементарная арифметика, и Рузвельт с Черчиллем ее очень хорошо понимали. И даже готовы были, ради победы над Германией, не только закрыть глаза на характер советского режима, который Рузвельт еще в начале Второй мировой войны называл «абсолютной диктатурой», но и пойти на серьезные геополитические уступки Сталину, отдав под его контроль Восточную Европу. Тут другого выхода не было. Элементарная география подсказывала, что в случае поражения Германии освобождать Восточную Европу, равно как и германские восточные земли, будет Красная Армия.
Без ленд-лиза, без действий англо-американских войск против германской авиации и флота, а также на других военных театрах — в Северной Африке, Италии и в Западной Европе Германию было не одолеть. Не случайно же крах немецкого сопротивления на Восточном фронте, приведший к образованию гигантских «котлов» с десятками и сотнями тысяч пленных, начался с лета 1944 года, с высадки англо-американских войск в Нормандии. Для борьбы на два фронта у немцев уже не было сил. Однако необходимо помнить, что первую свою победу над вермахтом Красная Армия одержала в битве под Москвой зимой 41-го, когда роль поставок по ленд-лизу была минимальна, а за пределами советско-германского фронта боевые действия вели лишь четыре немецкие дивизии в Северной Африке. Может быть, Сталин в одиночку Гитлера одолеть бы не смог, но продолжать сопротивление в течение длительного времени и наносить врагу отдельные поражения, вероятно, сумел бы. А уж в случае, если бы он продержался достаточно долго, западные союзники рано или поздно все равно пришли бы Советскому Союзу на помощь.
Германию, как более мощную в экономическом и военном отношении державу, Англия и США считали гораздо более опасным врагом, чем СССР, тем более, что территориальные претензии Гитлера были направлены в первую очередь на государства Антанты. А уж когда Гитлер напал на Польшу, и западные союзники оказались втянутыми во Вторую мировую войну, то СССР сразу же сделался их потенциальным союзником, что сразу же осознал такой дальновидный политик как Уинстон Черчилль.
Без Советского Союза Гитлера было не победить, или эта победа стоила бы западным союзникам и Европе слишком дорого. Если бы СССР рухнул в 1941–1942 годах, то американцам для победы над Гитлером пришлось бы использовать атомную бомбу не против Японии, а против Германии. И тогда легко можно представить Берлин и Гамбург, Мюнхен и Нюрнберг, Дрезден и Кельн, лежащие в 1946 году в радиоактивных развалинах. Слава Богу, от столь веселенькой перспективы избавила Европу Красная Армия.
Война, в которой победитель получал все, а проигравший исчезал с политической карты мира в качестве самостоятельного государства, не могла вестись в белых перчатках. И русские, и немцы сражались с невиданным ожесточением. Отсюда и расправы с пленными, и эксцессы против мирного населения, и этнические чистки, уничтожение или депортация целых народов. Десятки миллионов людей вынужденно сменили в ходе войны место жительство.
Этнические чистки вошли в широкую практику именно после нападения Гитлера на Советский Союз. Нацисты сочли момент подходящим для «окончательного решения еврейского вопроса» и начали истребление евреев на оккупированных советских территориях, где насилие не ограничивалось никакими законами, и куда иностранные наблюдатели не могли попасть в принципе, а также на территории столь же закрытой с началом Восточного похода генерал-губернаторстве (оккупированной немцам территории Польши). Жизнь поляков и жителей оккупированных советских территорий тоже недорого стоила. Их всех легко могли убить в ходе карательных антипартизанских акций, расстрелять в качестве заложников за убитых партизанами и подпольщиками немцев. Не говоря уж о том, что смерть от голода на оккупированных советских территориях была обычным делом.
То насилие, которое творили многие красноармейцы над немецким населением, во многом были местью за те преступления, которые совершали немцы на советской земле. Но не только местью. Советские солдаты прекрасно знали, что цена их жизни — копейка. Уцелевшие, видевшие горы трупов своих погибших товарищей, еще более-менее сдерживавшиеся, когда бои шли на своей территории, отвели душу, когда пришли к «чужакам». Поэтому от гнева победителей страдали не только немецкие женщины, дети и старики, но и поляки, сербы и даже французы (из числа перемещенных лиц), т. е. представители тех народов, которые против СССР не воевали, и мстить им было не за что.
Вполне понятно, что память о Великой Отечественной войне в Советском Союзе, а потом в России подверглась очень жесткой цензуре, причем не только со стороны властей, но и в индивидуальной коллективной памяти как самих участников войны, так и их потомков. Плохое, стыдное старались забыть, героическое — выпятить, поднять на щит (благо, героев и подвигов, подлинных, и мнимых, хватало с избытком). Хотя по большому счету двойственность в восприятии минувшей войны была неустранима — ведь характер репрессивного режима Сталина ничуть не изменился и даже появились новые категории репрессированных — жители оккупированных территорий и «наказанные народы».
Однако вместе с тем Великая Отечественная война была временем небывалого единения советского народа вокруг своего вождя. Даже многие убежденные противники Советской власти, в том числе в эмиграции, на время оставили идейные разногласия и поддержали СССР и Красную Армию. Сталин же вместо прежних интернационалистских лозунгов на первый план выставил русские национальные. Вместо «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» появилось «За Родину! За Сталина!». Были реабилитированы героические страницы русской истории, добрым словом вспомнили многих русских полководцев, в том числе князей и царей. Православная церковь после более чем трех десятилетий непрерывных преследований получила наконец возможность легального существования.
То необычное, никогда не бывшее ни до, ни после чувство единения со всем народом и с властью, охватившее интеллигенцию в годы войны, хорошо запечатлел Борис Пастернак в «Докторе Живаго». Отразилось оно и в дневниках и письмах современников. И сегодня именно Великая Отечественная война остается единственным событием советской истории, которое входит в русскую и формирующуюся российскую национальную идентичность.
И, наверное, в тот момент, когда Россия осознает свое место в мире как государства, начнется процесс демифологизации Великой Отечественной войны в общественном сознании. Пока же военный миф для формирующегося национального самосознания по-прежнему необходим.
