Я окончательно уверился в том, что Саркози станет следующим президентом Франции где-то месяца за полтора до французских выборов, после того, как услышал впечатления от одного своего друга о Кувейте.
Район Саламия (Salamiya): шикарный район Кувейт-Сити, «сердце Азии», недалеко от родины Ксеркса, шикарный кинотеатр недалеко от дворца Эмира, ухоженные толстые кувейтские арабы, каждый с доходом «много выше среднего», в золотых кольцах, белые арабские одеяния вперемежку с дорогими европейскими костюмами, в зале, кроме него, ни одного иностранца. Демонстрируется американский (американцев в Кувейте открыто недолюбливают) фильм «300 спартанцев» — о конфликте Запада и цивилизации Азии, демократии и азиатской монархии.
Как, казалось бы, мог этот фильм восприниматься зрителями — подданными одного из последних абсолютных монархов планеты, которые ежедневно интеллектуально окормляются антизападной «Аль-Арабией» и «Аль-Джазирой»?
Сказать, что «зрители активно сопереживали спартанцам» — это будет ещё ничего не сказать! В самые напряжённые моменты народ в зале в прямом смысле слова кричал, поддерживая или предупреждая греков. Например, когда Леонид повернулся спиной к Ксерксу, зал заревел: «Не поворачиваться к нему спиной! Не поворачивайся!!!», «Это перс! Им нельзя доверять!!».
Вообще, как оказалось, в Эмирате Кувейт и в Королевстве Саудовская Аравия фильм пользуется бешеным успехом.
* * *
В конце второго тысячелетия мир вдруг заговорил о войне цивилизаций. В начале тысячелетия третьего миру стало постепенно проясняться, что никакой войны цивилизаций нет. А есть — война цивилизации и варварства. Был диалог цивилизаций, потом война цивилизаций, теперь — цивилизация и варварство.
Мир оказался сугубо двуцветным — и цветовая гамма фильма «300» это прекрасно, и, надо полагать, намеренно, передаёт. Есть «мы» — и есть «они». И только «мы» имеем право именоваться «цивилизацией», только «мы» имеем право именоваться культурой, только «мы» имеем право на существование. «Они» — должны умереть. Никакого диалога с «ними» быть не может в принципе. «Они» могут только исчезнуть, провалиться в небытие, в подземный ад, из которого «они» и вышли на нашу погибель. Провалиться туда, как проваливается от удара ноги царя Леонида в шахту глубокого колодца персидский переговорщик — посол — так и только так могут вестись переговоры с «ними».
Персы — «они» в фильме — отнюдь не примитивные дикари. У них великолепная государственная машина, их окружают роскошные произведения искусства — но, тем не менее, — это «варвары». Варвары не потому что персы примитивны — а потому что «они» не разделяют базовых ценностей «нашей» цивилизации.
Подход этот, конечно, обоюдоострый. У линейки с двумя концами «началом», при желании, может быть объявлен любой конец.
Лозунг Леонида «Здесь мы встанем, и здесь они умрут», например, вполне может прийтись «Аль-Каеде» — если уж, как выяснилось, со спартанцами отождествляют себя арабы-мусульмане Саудии и княжеств Персидского Залива. У «них» ведь тоже своя система ценностей — и не разделяющих эту систему «их» с тем же успехом могут объявить принадлежащим к миру «варварства».
Однако западное «мы» в фильме покоится на твердой и чёткой системе координат.
Основная идея «нас», Западной цивилизации, согласно фильму — возможность свободного выбора.
У персов этой возможности нет.
Персидский мир величественно прост и чётко организован, персы как бы говорят грекам: «У нас все просто, мы строим, империю, вот у нас Ксеркс — Царь Царей, и каждый может присоединиться к нам».
Для входа в свой мир персы не требуют ничего невыполнимого, наоборот, Ксеркс обещает Леониду всяческие блага: лишь будьте с нами, в нашей империи, место у нас есть для всех. И никакой неподъёмной цены за это, кажется вначале, платить не придётся — лишь примите наши, персидские, правила игры.
Ключевой момент, когда Леониду становится ясно, с чем он на самом деле имеет дело — когда персидский посол замечает, что женщина говорит в его присутствии — и высказывает по этому поводу своё возмущение. И тут Леонид начинает понимать, что он сталкивается с системой, где у всех намертво закреплены свои роли, что приглашают его — в кукольный театр, где куклы — абсолютно все.
Да, у «них» абсолютно стройный, логически выстроенный, красивый мир. Но в этом мире имеется только одна проблема — он не приемлет личности.
Один из ключевых моментов ленты — разговор Леонида с женой. «Мои законы, которые я, в принципе, должен защищать, велят мне ничего не делать. Так что я должен делать?» — жена отвечает ему: «Законы эти созданы для того, что мы были свободными — так надо делать то, что должен делать свободный человек». «Это не правильно спрашивать, что должен делать ответственный гражданин. Вместо этого надо спросить, что должен делать свободный человек».
При этом никаких иллюзий относительно «нашего» мира ни у Леонида, ни у зрителей не возникает.
Подкупленные персами эфоры запретили Леониду брать армию — и царь отправился на прогулку со своими телохранителями.
Леонид приходит слушать пророчество — и находящиеся при храме эфоры изображены похотливыми старцами, абсолютно неверующими, предающимися разврату со жрицей. И в завершение ситуации — как только Леонид уходит — приходит спартанский «гражданский» политик, который передает эфорам золото Ксеркса
Но всё это не вызывает у Леонида гневного протеста — лишь горький юмор. Да, как бы говорит он, (а вслед за ним и зритель): «наш» мир очень несовершенен, политика грязное дело, «мы» погрязли в коррупции — однако несмотря эту продажность, Леонид считает свой, «наш», мир высшей ценностью. Потому что мы сами его выбрали, потому что мы живем в нём так, как сами того хотим и как сами заслуживаем. Потому что нам некого обвинять в своих бедах и в несовершенствах нашего общества — кроме самих себя: «Вы встретили здесь свободных людей, не рабов»! или «Завтракайте плотнее — ужинать мы будем в Аиде!».
Поразительна прокатная судьба ленты. Вопреки распространяющимся конспирологическим теориям о «заказе Пентагона» и прочее — фильм «300» был создан на обочине американской киноиндустрии.
В репортаже CNN журналист спрашивает у американского зрителя, только что вышедшего из кинотеатра где-то в американской глубинке, его мнение о гневной реакции руководства Ирана на выход ленты. Американец удивляется: «А при чем тут вообще Иран? Там же про персов! Спартанцы дерутся с персами! При чем тут вообще иранцы — вечно они лезут, куда их не просят!». — «А про что этот фильм?» — спрашивает журналист. — «Фильм про свободу».
Из фильма совершенно неочевидно, что та страна Персия, что изображена в нём, и современный Иран — это одно и тоже. Знание истории и географии на таком уровне совершенно не характерно для массовой американской публики. Если бы действительно имел место «заказ Пентагон», как заподозрили иранские аятоллы, — в фильме о тождественности «той» Персии и современного Ирана была бы чётко сообщено зрителю.
На самом деле это малобюджетная лента с малоизвестными актерами. Для привлечения зрительского внимания, для создания кассовых сборов в ней нет ничего, кроме оскаленных зубов — нет ни глубокой игры, ни звёзд, ни спецэффектов, ни дорогих декораций, весь фильм снят в павильоне. Не было и шумной и дорогостоящей рекламной компании. Но неожиданно этот примитивно снятый кино-комикс стал бешено популярным, народ повалил на нёго толпами.
Не менее наглядное, чем четыре недели на первом месте по кассовым сборам, свидетельство этой огромной популярности, — причем свидетельство, которое нельзя организовать ни за какие деньги, — даёт www.youtube.com. На нём размещено колоссальное количество музыки на кадры из фильма «300» — музыки, которую исполняют всевозможные самодеятельные и полусамодеятельные западные группы, «простой народ». Американские и европейские обычные ребята считают своим долгом поставить свою композицию или песню на этот видеоряд.
В российском прокате этот фильм назвали «300 спартанцев». Думаю, это не просто неправильно, но есть прямое искажение авторского замысла.
Именно «300» — не каких-то давно вымерших спартанцев, а «нас» — американцев, британцев, немцев, израильтян, «в числе трехсот», могут быть посчитаны и русские. Даже арабы, как оказалось, видят себя в зеркале этой ленты наследниками Греко-римской цивилизации.
До «300» были и другие ленты с подобным антуражем и сюжетом. Про «встречу Востока и Запада». Самая известная из них, пожалуй — фильм «Александр». Но, несмотря на обилие голливудских звезд, великолепную и очень дорогую съемку, живых слонов и прочее — «Александр» не пошёл, зритель не смог идентифицировать себя с Александром с его восхищением восточной культурой.
Фильм «300» стал столь популярен, потому что «белый человек» услышал вдруг правду, которую долго прятали от него за завесой постмодернистской политкорректности.
Мир, когда клубящаяся завеса была сдёрнута, оказался чётко разделенным:
— вот варвары — они живут в своем мире, с шахидскими воплями «Аллах Акбар» и прочей «мистикой и магией»;
— а вот мы — мы живем в нашем реальном мире, где все продается и все покупается — но это мы сами выбрали так жить, и никто не может отнять у нас это право выбора.
Рациональное оказывается противопоставленным иррациональному абстракту.
При этом спартанцы изображены отнюдь не «белокурыми бестиями» — это типичные чернявые жители юга.
Западная цивилизация — давно уже не чисто «белая» и даже не чисто «западная». Тот, кто разделяет её ценности — тот становиться частью Запада. Главное условие для вхождения в «наш» мир — жить по нашим ценностям и, главное, быть готовым защищать силой и заплатить за эту защиту их любую цену — как царь Леонид. И поэтому венгр с еврейской кровью, эмигрант с Востока во втором поколении, Николя Саркози естественным образом выбирается народом Франции Первым Французом — потому что именно он показал максимальную готовность и умение защищать эти ценности.
Оказывается, западный человек устал от «обмена культур».
И фильм показывает ему, как этот обмен культур должен происходить на самом деле: — Ксеркс после сражения: «Наш конфликт есть результат непонимания, нужен культурный обмен». Леонид отвечает ему: «Мы занимались с тобой культурным обменом все утро».
В фильме никто не строит «Новый Ближний Восток» — спартанцы строят стену из персидских трупов.
Кульминацией картины является последняя сцена — сцена битвы при Платеях, речь перед началом битвы единственного выжившего в Фермопилах спартанца: «В этот день мы спасаем весь мир от мистицизма и тирании и обеспечиваем, что в будущем мир будет гораздо светлее и более наполненным, чем мы даже можем себе представить».
И после этих слов греческие фаланги устремляются в сокрушительную атаку на персов: 30 тысяч свободных греков против 150 тысяч рабов—персов — и никакого сомнения нет, что греки — свободные люди — победят.
Террористы 11 сентября оказали неоценимую услугу западной — белой — цивилизации, спасли ее от гибели. Во всяком случае — дали ей шанс. Указали путь спасения, этакую обходную тропу Эпиальта.
Мир снова чёток и понятен:
Вот стоим мы — вот варвары.
Что делать с варварами — тоже понятно.
И понятно и естественно, что варвары видят нас и дрожат.
