Признаться, я с большим интересом прочитал проект новой Конституции России, разработанный экспертами Института национальной стратегии. Многое мне показалось там правильным, многое — спорным.
В частности, несогласие вызвала статья 72 — "Высший совет национального единства". Авторы предлагают создать в лице ВСНЕ некий блюстительный орган, наделенный существенным полномочиями. В частности, ВСНЕ может выдвигать кандидата в президенты, отрешать президента от должности на основании обвинения парламента. Он же "осуществляет контроль за соблюдением свободы слова", а также "обеспечивает систему квалификационных экзаменов для высших категорий государственных служащих". Состав ВСНЕ "формируется на 1/3 Всеармейским офицерским собранием, на 1/3 — Русской православной церковью и организациями, официально представляющими другие традиционные конфессии России. На 1/3 — Российской Академией наук и государственными университетами".
По сути, речь идет о вовлечении в политику новых субъектов. (Ведь блюстительная роль ВСНЕ требует вмешательства в политическую жизнь страны. А это есть самая настоящая политика.) И невольно возникает вопрос — смогут ли эти субъекты принять правильные, с точки зрения, национальных интересов, политические решения"
Особенно тревожит, в данном плане, армия. И не то даже вызывает тревогу, что она может сделать какой-либо переворот и установить свою диктатуру. Просто у нас военные, даже будучи талантливыми (а часто и гениальными) полководцами, почти всегда были очень плохими политиками.
Приведу несколько примеров. Первый — Февральский переворот 1917 года. Как известно, важнейшую роль в его осуществлении сыграла военная верхушка (начальник Генштаба Алексеев, командующий Северо-Западным фронтом Рузской и т. д.). Именно армейцы заперли Царя в Ставке, отрезали его от основных источников информации и скрыли факт наличия верных монархии частей. Сейчас я не буду касаться вопроса — насколько "хорош" или "плох" был последний Государь. В любом случае свержение главы государства во время войны есть акт полнейшего политического идиотизма. Тем более что власть досталась не генералитету, а либеральным болтунам, которые и довели дело до Октября 1917 года.
Второй пример — политический кризис 1923 года. Тогда РКП (б) погрязла в межфракционной борьбе. Часть партии встала за Троцкого, часть — за триумвират Сталина, Зиновьева и Каменева. В этих условиях начальник Политуправления Красной Армии Антонов-Овсеенко сделал важное и беспрецедентное заявление. Он призвал все стороны немедленно прекратить свару, пригрозив, что в противном случае свое слово скажет армия. Лидеры партийных фракций вошли в состояние шока (характерно, что Троцкий хоть и стоял во главе РККА, но при этом вовсе не собирался выдвигать армию на первые роли). У армейцев появились неплохие шансы на то, чтобы стать главной и объединяющей силой в Советской России. Но они так и не предприняли никаких реальных попыток взять власть, ограничившись пустой болтовней. Само собой, как только партийцы оправились от шока, они немедленно сняли Антонова-Овсеенко со всех его постов.
Третий пример — Тухачевский и 1937 год. Маршал и его товарищи вдрызг проиграли Сталину, хотя и контролировали большинство ключевых постов в армии. И дело здесь не в какой-то там щепетильности Тухачевского. "Герои" гражданской войны, травившие несчастных крестьян газами, никаких сантиментов не испытывали. Все дело в их нерасторопности и недальновидности. Сталин сыграл на опережение и выиграл у "военной партии".
Четвертый пример — маршал Жуков. Полководцем он был весьма талантливым, хотя его талант зачастую преувеличивают. Но как политик Жуков показал свою полную непригодность. Именно он в 1957 году поддержал Хрущева в его противостоянии с так называемой "антипартийной группой" (Молотов-Маленков-Каганович). Прославленный маршал сделал ставку на "волюнтариста" Никиту Сергеевича и проиграл. Уже в 1958 году Хрущев отправил его в отставку.
Здесь можно было бы, конечно, сказать много "теплых" слов в адрес некоторых военных, которые участвовали в политике в последние лет пятнадцать. Но как-то не хочется. Это уже самый низший уровень. Достаточно хотя бы указать на Лебедя и Хасавюртский договор. Да и Руцкому следует сказать отдельное "спасибо" за 1993-й год.
В чем же здесь дело? Очевидно, что армия в России очень уж военная. Ее отличало предельное прямодушие, столь свойственное для воина, кшатрия. Иного и быть не могло в стране, которая столько времени воевала, причем, едва ли не большую часть войн вела именно на выживание. Прямодушных армейцев всегда возмущала бюрократия с ее крючкотворством. И они, со своим воинским максимализмом, впадали в другую крайность, часто выступая против государственности. Часто при этом военные поддерживали либерализм, что было уже совсем пагубно.
Конечно, нынешнюю военную верхушку в прямодушии и максимализме, мягко говоря, не упрекнешь. Скорее она находится ближе к той же самой бюрократии. Но ведь речь то идет о проекте новой конституции, которую примет новая возрожденная Россия. А вместе с Россией, несомненно, возродится и ее армия. Следовательно, могут возродиться и максималистские наклонности военной верхушки. Так зачем же способствовать этому, прямо вовлекая армию в политику через особый институт?
Теперь об интеллигенции (представительство от РАН и университетов). Здесь, как и в случае с армией, также заметную роль играет фактор максимализма. Причем максимализм этот явно отдает беспочвенностью. Конечно, я вовсе не хочу обвинять всю интеллигенцию и даже большую ее часть в нигилизме, но то, что очень многие ее представители этот нигилизм исповедуют отрицать невозможно.
Ну ладно, а как же Русская Православная Церковь (о других конфессиях рассуждать не берусь)? Ведь ее вряд ли можно упрекнуть в максимализме? Конечно. Напротив, Церковь стремится быть вне (вернее даже над) борьбы за власть, которая и есть, по большему счету, политика. Поэтому втягивание Церкви в борьбу за власть может вызвать отрицательную реакцию у самых широких кругов духовенства и мирян.
Это — в лучшем случае. А в худшем мы получим политизированную Церковь, забросившую окормление паствы и сосредоточившуюся на выборах и прочей мирской суете. И сейчас ведь ее критикуют за "коммерциализацию". А что же будет в случае политизации?
Ну и самое главное (причем касается не только указанных трех "корпораций") — политикой могут эффективно заниматься только профессионалы. Это очень важное и тонкое дело, которое можно поручить лишь компетентным работникам. Нельзя заниматься политикой время от времени, этому должно быть посвящено именно рабочее время.
Вот почему современная демократия основана на том, что политикой занимаются профессионалы, которые и призваны защищать интересы социальных групп на политическом уровне.
Возникает закономерный вопрос — а стоит ли делать фетиш из современной демократии, пришедшей к нам с Запада? Не может ли Россия пойти своим, самобытным путем? Мне представляется, что фетиша делать ни в коем случае не нужно, а свой путь у нас, конечно, должен быть. Но если мы хотим идти своим путем, то нам следует коренным образом реорганизовать всю систему представительства, а не пытаться скрестить ужа с ежом, то есть партийность с корпоративностью. Альтернативой партийности могло бы стать прямое представительство профессиональных групп. При этом каждая из этих групп рассуждала бы о судьбах своей профессии, то есть находилась бы на уровне собственной компетенции. Тогда субъектами избирательного процесса стали бы не партии, но профессиональные корпорации. И вот тут нашлось бы почетное место представителям от Церкви, Армии и Науки.
Но как же быть с политиками? А они тоже должны стать профессиональной корпорацией.
Но разве сейчас нет такой корпорации? Разве не заботятся о себе политики? Да, конечно, заботятся. Но при этом они вынуждены обслуживать интересы различных социальных групп. Либералы постоянно оглядываются на бизнес, "медведи" — на бюрократию, левые разрываются между бизнесом и бюрократией. Изо всего этого, политики, безусловно, извлекают выгоду, в том числе и материальную. И допускаю, что политики таким положением довольны. Но вот сама политика от этого страдает и страдает сильно.
Общенациональное сознание проходит через различные партии, а значит и через социальные группы, чьи интересы эти партии выражают. И в процессе этого прохождения оно, сознание, неизбежно теряет свою полноту, попадая под ножницы узкоклассовых пристрастий. Получается как бы несколько сознаний, которые могут вступать между собой в острый конфликт.
Политики не должны выражать интересы разных классов. Более того, они должны сами составить особый класс. Но только это будет не социально-экономический, а именно политический класс, лишенный доступа к средствам производства. Точнее говоря, речь идет о классе, которому и не нужен будет доступ к средствам производства. Он будет типичным порождением информационной (постиндустриальной) эпохи, в которой знание возьмет верх над владением.
Миссия будущего политического класса заключается в том, чтобы придать национальному самосознанию всю его полноту. И это возможно лишь в том случае, если взглянуть на саму нацию и ее бытие с точки зрения ученого-обществоведа, а не актерствующего политикана — приказчика одной из социальных групп. Политика должна стать наукой, что предполагает и политизацию определенного сегмента самой науки. Здесь имеется ввиду именно общественные науки. Возможно, что именно научные работники из этого сегмента составят корпорацию политического класса, которая и составит свое представительство в парламенте.
Конечно, для этого необходимы очень серьезные подвижки. Они и произойдут — по мере продвижения в информационное общество. Давно уже было подмечено, что наука становится производительной силой, а статус работника современного производства сближается со статусом научного работника. И надо предположить, что по мере дальнейшей автоматизации и развития технологий дистанция будет все больше сокращаться. Иными словами наука превратится в производство и наоборот.
Но ведь тут речь идет о естественных науках. А если брать в расчет науки общественные? Тогда уже придется говорить о соединении науки и политики. Между прочим уже сейчас в политике огромную роль играют так называемые политтехнологи, которые делают ставку, в первую очередь, именно на знания, на науку, на технологичность.
Создание политического класса необходимо. И неизбежно. Причем именно Россия может стать лидером в этой области. Ведь это очень даже неплохо, что наша партийная система столь слаба! Партии — вчерашний день, всецело принадлежащий индустриальной эпохе. И нечего нам заниматься их укреплением. Надо создавать новые, постиндустриальные формы. Так победим!
