Зашифрованная экономика

Несмотря на кажущееся затишье, битва за контуры российского бюджета на следующие три года не закончена. Мяч в настоящее время находится на поле Комитета Государственной думы по бюджету и налогам, и, согласно официально объявленной повестке дня, 10 октября 2005 там запланировано рассмотрение законопроекта № 211446-4 "О проекте федерального бюджета на 2006 год" во втором чтении. Эта борьба в нынешнем году проходит под знаком объявленного летом президентом "социального поворота", и всем интересно, насколько бюджет в конечном итоге будет на деле соответствовать заявленной цели — улучшению благосостояния широких масс населения.

По данному вопросу существуют самые различные оценки, и прежде, чем перейти к оценкам, рассмотрим для начала возможные критерии таковых оценок: что вообще следует считать в экономике "позитивным"? Давайте будем честны, общепринятого определения экономической "позитивности" не существует. Чтобы не впасть в экономическое манихейство, нам придется каждый раз раскрывать ситуацию более конкретно, для кого и для чего те или иные тенденции являются "позитивными". Расстановка приоритетов также крайне важна, поскольку определяет, каким из них мы можем пожертвовать в первую очередь, и в какой последовательности будем добиваться "улучшения".

Основные критерии экономической "позитивности", кстати, совершенно не экономические: ни в одной экономической формуле вы не найдете ничего похожего на ответ на вопрос, что есть "хорошо" для граждан страны и что есть "плохо". Ответы на такие вопросы входят в сферу политического, так что пускай экономисты не будут на нас в обиде за то, что мы "забредаем" в их профессиональную область. Такая уж особенность экономической сферы: она затрагивает карман каждого, и поэтому каждый имеет право на понимание последствий экономической политики власти, по крайней мере, для себя самого и своих близких. Без этого понимания гражданин не способен пользоваться правом голоса сознательно, — причем, по наиболее существенным для него, экономическим, вопросам. Попытаемся же влезть в шкуру простого человека и провести анализ, так сказать, мета-экономически.

Экономическое "древо познания"

Несмотря на то что "добро" и "зло" не входят в список экономических понятий, свое совершенно определенное понимание, что "хорошо" и что "плохо" для российской экономики у власти все же имеется. Всем известно, что одним из главных, если не главным, критериев экономической "позитивности" Кремлем объявлен низкий уровень инфляции. В расчете на этот критерий и составляется из года в год профицитный бюджет, идет "антиинфляционная" откачка денег на Запад. Для кого же этот критерий "позитивен" в России? Не секрет, что от низкого уровня инфляции выигрывают в наибольшей степени люди со значительными денежными сбережениями. При этом и инфляции большие деньги способствуют в большей степени. Сошлюсь на мнение экономистов: "деньги бедного человека инфляцию разгоняют значительно слабее, чем деньги богатого". Люди работающие, но не имеющие при этом значительных сбережений, а таких в России большинство, могут от мер по снижению инфляции даже пострадать, поскольку часть оных тормозит рост производства и углубляет безработицу.

Президент пообещал, что его главной целью является "забота о благосостоянии людей". При этом усилия по борьбе с инфляцией преподносятся, как неотъемлемая часть этой "неуклонной заботы": "…инфляция, которая вспыхнет, все мгновенно съест. И это будет абсолютно бессмысленный акт политического популизма, который нанесет вред экономике, а значит, каждой российской семье". Однако характер проводимых на деле усилий показывает, что основную выгоду от российской антиинфляционной политики получают наиболее богатые капиталовкладчики, в том числе зарубежные, а побочные действия в виде безработицы сказываются особенно сильно на бедных.

Как известно, инфляция в России носит преимущественно немонетарный характер, то есть повышение цен идет за счет повышения контролируемых государством тарифов: темпы повышения тарифов и в 2005, и в 2004 годах примерно в три раза превышали совокупные темпы роста цен на товары и услуги. В то же самое время в борьбе с инфляцией проводятся преимущественно монетарные меры, в виде "откачки" из экономики денежной массы. Побочным эффектом таких мер, однако, оказываются рост безработицы и торможение роста зарплат и соответственно благосостояния категорий граждан со средним и низким доходом. Другими словами за сохранность карманов кучки богатых капиталовкладчиков, в том числе иностранцев, руководство страны предлагает расплатиться не богатейшим монополиям, а наиболее бедным и незащищенным гражданам страны, которые одновременно являются наименьшими бенефициариями политики сдерживания инфляции. Антиинфляционная политика, ведущаяся за счет роста безработицы, наглядно показывает, благосостоянием каких именно людей в первую очередь озабочен Путин, и кому именно "на Руси жить хорошо" должно стать при таком президенте.

Кремлевские экономисты при обосновании политики агрессивного сдерживания инфляции любят ссылаться на опыт США и Европы, где инфляция порою не превышает долей процента. Однако разница между странами Западной Европы и Россией в том, что уровень зарплат и денежных сбережений там гораздо выше, чем в России, а значит, значительной части населения есть, что терять, в отличие от России, где большинство населения по-прежнему живет от зарплаты до зарплаты. В России же, чтобы хоть как-то выжить, не занимаясь грабежом, надо, как минимум, иметь работу. Чтобы политика сдерживания инфляции приобрела такой же социальный смысл, как на Западе, следует вначале довести уровень зарплат и сбережений граждан до западного, при том с соответствующим уровнем социального страхования на случай безработицы.

Если прибегнуть к физической аналогии, монетарную инфляцию можно сравнить с энтропией, с освобождением некоторого количества бесполезного тепла, неизбежном при любом полезном использовании энергии. Если под полезным экономическим действием власти понимать повышение благосостояния народа, инфляция означает неизбежную "энтропийную" плату за него. Наличие последней, конечно, нисколько не отменяет обязанности власти стремиться к как можно более быстрому повышению реального жизненного уровня населения. Именно этот критерий — максимально возможная скорость роста благосостояния народа — а не критерий минимальной инфляции, наиболее правилен с точки зрения "моральной политики". Существует, правда, еще достаточно веский конкурирующий критерий: необходимого противодействия внешним угрозам, но на него, как на причину активного сдерживания роста зарплат, не может ссылаться руководство страны, тратящей на оборону меньший процент ВВП, чем любой из её потенциальных противников. Опять же подчеркнем, что выбор "правильного" критерия "хорошей" экономической политики — политический, а не экономический.

Кстати, инфляционная плата за рост общественного благосостояния зависит от качества принимаемых профессионалами-экономистами решений, в частности, от их умения распорядиться оказавшимися в их руках ресурсами, вложив их прямо или опосредовано в рост производства. Чем выше профессиональный уровень инженеров от экономики, тем (при равной скорости роста благосостояния) инфляционные издержки будут меньше. Можно было бы назвать это коэффициентом полезного действия экономической политики. Собственно, этим и определяется квалификация экономистов: тем, насколько им удается сдерживать инфляцию при заданной, я подчеркиваю — заданной, скорости роста благосостояния. И уж совсем не имеет отношения к экономике попытка некоторых экономистов претендовать на выбор основных приоритетов экономического развития. В этом вопросе последнее слово по праву принадлежит избранным, то есть ответственным перед избирателем, политическим структурам. То, что часть экономической команды страны, ссылаясь на высокую инфляционную опасность, по сути, происходящую из их собственной профессиональной некомпетентности, требует вообще заглушить "мотор" экономики или хотя бы ехать как можно тише, — вопиющая демагогия. Это — классический пример профессиональной эксплуатации низкой методологической грамотности широких слоев населения, да и самих депутатов Думы. Вспомним, как депутаты недавно жаловались на то, что бюджет продолжает оставаться непрозрачным. Правительство, очевидно, желает, чтобы депутаты за него проголосовали "втемную", без конкретно расписанных статей расходной части.

К сожалению, пока приходится согласиться с теми экономистами оппозиционного крыла, кто говорит о крайне низком профессиональном уровне экономической команды российского президента. Сам же президент, по-видимому, полностью полагается на мнение своего экономического окружения, не владея экономической ситуацией на местах. О том, насколько далек Путин от понимания реальных проблем населения, показывает его реплика на "Прямой линии" с Президентом России ", когда он объявил себя сторонником привлечения пенсионеров к труду: "нужно стимулировать, создавать экономические условия заинтересованности продолжения трудовой деятельности". Да будет известно президенту, что в стране даже сорокалетним в случае увольнения сейчас крайне трудно найти новую работу, не говоря уже о пенсионерах, многие из которых продолжают работать на старом месте и после ухода на пенсию не потому, что не могут сидеть без дела, а просто потому, что на столь мизерную пенсию невозможно прожить. В этом смысле условия для "стимуляции" российских пенсионеров к труду уже давно и "успешно" созданы, и они вполне бесчеловечны.

Признаться, "Прямая линия" предоставила богатую пищу для сомнений по поводу объявленного "поворота к социальной политике" и к "бюджету развития". Надо признать, Владимир Путин, как заправский разведчик, очередной раз преуспел в зашифровке своих истинных намерений. Если до этого некоторые его заявления были недостаточно ясны, после "Прямой линии" они перестали быть понятными вовсе.

Возьмем хотя бы официальную причину путинской инициативы. Если ранее Президент объяснял ее появление необходимостью решения наболевших социальных вопросов в сочетании с наличием достаточных денежных средств. Однако апофеозом диалога с народом, по нашему мнению, стало совсем другое заявление президента: "Мы делаем это специально, чтобы в конце 2007 года, в начале 2008 года, когда страна будет переживать понятные периоды политической активности, чтобы это не привело ко взрыву популистских решений и не разрушило те позитивные тенденции в экономике, которые у нас сложились".

Насчет популизма Путин совершенно правильно подметил: в то самое время, когда капитал лоббирует свои экономические интересы в режиме что называется "реального времени", у простых граждан кроме предвыборного периода просто не имеется других возможностей, чтобы попытаться пролоббировать свои. Если быть совсем уж откровенным, большинство голосующих, если и ходит на выборы вообще, то исключительно для этого. Если кого-то наверху такое "потребительское" понимание демократии не устраивает, это, конечно, его дело. Однако, если подойти с другой позиции: "не человек для демократии, но демократия для человека", — станет очевидно, что по-другому и быть не может. Для чего действительно нужна демократия, так это для того, чтобы средне- и малоимущие слои имели возможность "популистски" лоббировать свои интересы. Благо, миллиардеры обычно справляются со своими материальными проблемами безо всякой демократии.

Магическим словом российского президента с некоторых пор стала "конкурентоспособность на международной арене": страны в целом, и ее экономики в частности. Следует отметить, что мы в этом пункте вполне согласны с озвученной президентом идеей, тем более, что наши взгляды по этому вопросу сложились, может быть, даже несколько ранее президентских. Действительно, мир на глазах "уплотняется", и конкуренция между различными нациями и даже целыми цивилизациями нарастает. Каковы же реальные результаты объявленных Путиным усилий, начиная с 2001 года, когда о них было впервые объявлено президентом, как о важнейшей национальной задаче? Если говорить коротко — полный провал. По рейтингу экономической конкурентоспособности Россия пережила существенный откат назад. Мы имеем возможность воочию наблюдать, как российские товары все более вытесняются импортом на собственном рынке, не говоря уже о том, что Россию локтями вытесняют с ее традиционных рынков. При этом вместо критического анализа и постановки вопроса о необходимой корректировке президент продолжает, как ни в чем не бывало, трещать о "продолжении намеченного курса".

Повторяющиеся время от времени призывы к широкому населению повысить конкурентоспособность, — очевидно, чтобы страна могла на равных конкурировать с западными и китайскими монополиями — на этом фоне выглядят особенно несуразно. Если кого и призывать повысить, наконец, конкурентоспособность страны, так это в первую очередь президента. По крайней мере, он — более естественный адресат таких призывов с точки зрения Конституции, да и возможностей у него поболее…

Если бы конкурентоспособность России действительно росла, можно было бы сказать, что проводимая Кремлем экономическая политика действенна хотя бы в рамках поставленных им самим задач. Насколько эти задачи соответствуют ожиданиям народа — отдельный вопрос. Однако снижение конкурентоспособности России в последние 5 лет делает очевидным, что даже в рамках собственного целеполагания экономическая политика Кремля несостоятельна: президент сам объявляет тотальную войну экономической неэффективности — и… сам же ее с треском проигрывает.

Что касается других международный экономических рейтингов, то существует такой рейтинг, как "рейтинг экономической свободы". И по этому показателю Россия, как выяснилось, устойчиво находится в хвосте, занимая 115-ое из 127 мест (или 31-ю позицию из 41) между Непалом, Сирией и Зимбабве. При этом показатели России в последнее время не улучшаются. Об этом говорил на встрече с журналистами в Санкт-Петербурге, прошедшей в сентябре, экономический советник Президента РФ Андрей Илларионов. К методологии составления данного рейтинга, который проводится организацией с жутковатым названием "Мировая сеть сторонников экономической свободы", возникает ряд вопросов, между тем, факт остается фактом: даже по собственным критериям официальной экономической доктрины "либерального экономизма" Путину похвастаться абсолютно нечем.

Впрочем, даже по тем экономическим показателям, по которым Россия вроде бы находится в мире на хорошем счету, при более пристальном рассмотрении дело обстоит не так просто. Так, во время уже упомянутой встречи с журналистами экономический советник Кремля сообщил, что система российского налогообложения "весьма прогрессивна" и заработала высокую оценку на Западе в качестве фактора повышения "экономической свободы". Насколько "прогрессивна" эта система на самом деле, нам самим известно куда лучше любых зарубежных экономистов: налогообложение в стране фактически является полуприватизированным, как и правоохранительная система, работники которой давно и прочно овладели основами "частной инициативы". Не секрет, что беспрецедентный наплыв молодежи на всевозможные юридические факультеты, в фискальную систему, таможенную службу и другие "шоколадные" места объясняется просто: туда идут с совершенно сознательным намерением жить за счет взяток.

В своем последнем диалоге с гражданами президент России особо отметил свою обеспокоенность разворовыванием бюджетных средств. Это, естественно, ни для кого не новость, но попробуем проанализировать ситуацию не с позиции экономики, а с позиции банальной человеческой психологии. Зарплаты госслужащих, на которые прожить невозможно по определению, — есть совершенно однозначный "сигнал из Кремля", благословение на взяточничество, вольно или невольно даваемое на самом высоком уровне. Закономерно возникающая в результате этого система тотального взяточничества, существующая в России, является, по сути, системой частного налогообложения в дополнение к государственному. В этих условиях разговоры о якобы невысоком "плоском" налогообложении, как положительном признаке российской экономики, является всего лишь словесной эквилибристикой, результатом весьма произвольного сужения смысла понятия "налоги". На деле, в стране, куда ни сунься, плати "налог".

В этих условиях экономить деньги на достойные зарплаты госслужащим под тем предлогом, что они "все равно воруют", — прямой обман населения. Все обстоит как раз наоборот: бюджетные деньги потому и разворовываются, что перераздутый и одновременно недофинансируемый сектор госслужащих вынужден жить за счет сбора "частных налогов" либо напрямую с населения, либо с государства и такого вот перераспределения ВВП в свою пользу. Сокращение числа чиновников, милиционеров с одновременным радикальным повышением их заработной платы смогло бы значительно снизить проблему взяточничества и воровства бюджетных средств, поскольку в этом случае люди гораздо больше дорожили бы своей профессиональной репутацией.

Другой яркий пример фактически узаконенной коррупции — система образования. Тот, у кого ребенок стоит перед выбором учебного заведения, знает, что огромная сеть так называемых "частных репетиторов" является по сути дела отлаженной системой сбора взяток за поступление в ВУЗ. За исключением глухой провинции частные репетиторы в городах Центральной России, и особенно в Москве, — это преподаватели ВУЗов, берущие немалые деньги за гарантированное принятие на "бесплатное" обучение. В такой ситуации понятна "особая обеспокоенность" ректоров московских ВУЗов перспективами введения единого письменного госэкзамена, ведь они могут потерять источник взяток, размер каждой из которых в Москве колеблется от нескольких тысяч до десятков тысяч долларов и делится на всю цепочку сборщиков этого приватного "налога на образование". А более всего денег оседает на вершине пирамиды. Ясно, что разрушить столь порочную систему можно только путем радикального увеличения зарплаты преподавателям. Без этого частные лица в инициативном порядке будут продолжать взимать с населения "частные налоги на образование", пользуясь при этом вполне рыночными методами. Введение единого письменного госэкзамена, проводимого под внешним контролем и с выставлением оценок путем централизованной и независимой от ректората ВУЗа машинной проверки, может сработать только при условии повышения зарплаты преподавателям, поскольку в настоящих условиях, не беря взяток тем или иным путем. они не смогут достойно существовать и просто разбегутся.

Другой пример того, как полурабские зарплаты приводят к неэффективности и растранжириванию бюджетных средств, а вовсе не к их сохранению, дает недавняя история с камчатской мини-подлодкой. Не знаю уж, какая зарплата была у того оператора, который угробил дорогостоящий импортный спасательный аппарат, но какие в принципе зарплаты на российском флоте — примерно известно. Хроническое недофинансирование флота, недовложение средств в привлечение, отбор и подготовку специалистов закономерным образом привели к соответствующему качеству человеческого материала. Бессмысленно доверять сложнейшее оборудование ценой в несколько миллионов долларов и человеческие жизни людям, получающим зарплату меньше московской секретарши, которая полдня красит ногти и ни за что серьезное не отвечает. Участь загубленного подводного аппарата теперь закономерно ожидает многомиллионное медицинское оборудование, которым Путин собирается "наградить" нищих российских врачей.

Искреннее беспокойство Путина по поводу возможного популистского разбазаривания средств Стабилизационного фонда в предвыборный период особенно комично, если учесть что они вложены преимущественно в американские бумаги и находятся в американских банках. Беда может прийти оттуда, откуда ее не ждут: а именно со стороны Капитолия, а не Думы.

Кстати, и Илларионову во время недавней встречи с журналистами был задан вопрос, почему эти деньги оседают именно в банках страны, с которой у России имеются геополитические трения, а не идут в относительно нейтральную страну, например, в Швейцарию. Как объяснил экономический советник российского президента, это делается потому, что США имеют наиболее высокую репутацию по критерию бережного отношения к финансам собственных граждан. Правда к деньгам других граждан, как мы знаем, это совсем не относится, и путинский советник об этом должен догадываться. Почему не учитываются риски политического характера, такие, как опасность замораживания российских авуаров, непонятно. Советник президента на этот вопрос не ответил. Ясно одно: российские живые деньги, изымаемые из развития, и помещаемые в США, превращаются в заложников "хорошего поведения " России по отношению к американским интересам. Воистину "лучшего" применения этим миллиардам и не придумаешь!

В ряду безусловно неплохих показателей страны остается относительно стабильный, хотя и замедляющийся рост ВВП, но и здесь, как справа, так и слева, слышна критика. Она раздается даже из уст ближайшего окружения президента. Так, Илларионов заявляет, что вклад политики правительства в экономический рост является фактически отрицательным. Причину этого он усматривает в опережающем росте государственных расходов — на 23% при росте ВВП всего в 5,6%, и усилении государственного вмешательства. По его мнению, государство не способно тратить деньги эффективно, поэтому любые "фонды развития" только уменьшают экономическую свободу и тормозят рост. Говоря проще, по Илларионову, если бы страна жила совсем без правительства, экономика росла бы быстрее на 12% годовых.

Обвиняет президентскую команду в торможении темпов роста экономики и экономист совершенно иного направления — Глазьев. По странному совпадению, его претензии к правительству Фрадкова — те же 12% "убитого" ВВП. Однако возражения Глазьева не просто отличаются от илларионовских, они им прямо противоположны. По мнению лидера "Родины", политика стерилизации денежной массы — это "безумная стратегия торможения экономического развития страны", а проект так называемого "бюджета развития", наоборот, недостаточен: капля в море, не способная переломить ситуацию.

Как же выглядит в "расшифрованном" виде позиция Кремля на фоне этих споров?

Одна из версий гласит, что Путин сознательно отстаивает интересы тех сил, которые на деле выигрывают от его политики, а провозглашаемые публично "высокие цели" являются всего лишь искусным пропагандистским прикрытием. Тогда перебранка крайнего экономического либерала Илларионова с экономистами левого лагеря должна создать ощущение политической дискуссии с последующим обрезанием "краев" спектра экономических мнений. В этом случае линия Путина выглядела бы умеренной — то есть единственно возможной. На самом деле, никакой "золотой середины" здесь не получается, поскольку, как было показано выше, проводимая экономическая политика провальна даже в соответствии с ее же собственными критериями.

Другая версия состоит в том, что вокруг Путина собрался круг крайне недобросовестных либо малоквалифицированных экономистов, мышление которых заражено доктринерскими теориями в духе "научного капитализма". Учитывая тесную ангажированность экономических решений политическими интересами, отсутствие реального экономического оппонирования курсу Кремля следует в этом случае признать следствием слабости оппозиции политической. Экономическая наука — крайне специфична и отличается от сферы точных наук. Мы видим, как различные экономические школы в одинаковых ситуациях могут давать абсолютно противоположные рекомендации, поэтому абсурдно слепо полагаться на любые экономические модели, как на "объективную реальность", без тщательного анализа мировоззренческих и интенциональных основ предлагаемых экономических решений.

В результате — интересы широких групп граждан России при проведении экономической политики продолжают оставаться недоучтенными. Характерный пример — пренебрежение государством проблемой восстановления сбережений граждан, утерянных в результате гиперинфляции. Этот вопрос, несмотря на его болезненность для массы граждан России, вообще остается в тени в отличие от бодрых рапортов министра финансов о досрочных выплатах долгов иностранным банкам. В любом случае — вина президента, как нам представляется, в том, что, он, будучи не в состоянии самостоятельно провести экономический анализ и стать интегратором экономической политики, избегает реального участия экономистов политической оппозиции в её формировании.

Андрей Илларионов, надо отдать ему должное, привел журналистам на встрече один яркий пример дискриминации граждан России в собственной стране: оказывается, собственность граждан России в стране защищена от рисков ее утери гораздо хуже, чем собственность иностранцев. Зато этот, в общем-то, оскорбительный для России факт, высоко оценен зарубежным капиталом, ринувшимся скупать в России вся и всё.

Причина такого явления, прискорбным образом напоминающего правовую ущербность граждан бывшего СССР по сравнению с иностранцами, по нашему мнению, очевидна. Она — в том, что экономические права иностранцев в России, особенно граждан влиятельных стран, лоббируются их собственными правительствами. В то же время самим гражданам России не хватает лоббистского влияния на собственную власть для отстаивания своих прав. Путинская открытая война с "предвыборным лоббизмом", которую, кстати, он объявил уже несколько лет назад, еще более ухудшает проблему непредставленности экономических интересов широких слоев народонаселения. В условиях такой оторванности власти от народа, в общем-то, правильные призывы к росту благосостояния простых граждан закономерно повисают в воздухе, если только не обращаются своей полной противоположностью.

Как мы уже подчеркнули выше, к любым экономическим выкладкам следует подходить с известной долей скептицизма: слишком уж подозрительным является то, что разные школы науки, претендующей на право называться точной, регулярно предлагают совершенно противоположные рецепты решения одной и той же проблемы. Однако в данном случае разница между точкой зрения экономистов левого и либерального направлений состоит в том, что практическая реализация либеральных рецептов в течение последних 15 лет не дала ожидаемых результатов, в то время как рецепты лево-консервативной экономической политики в современной России пока не испробованы.

Правда, у таких экономистов, как Илларионов, и на это имеется свое возражение: они считают, что в России в течение последних 15 лет никакой либеральной экономики на самом деле не было, а были одни только разговоры о ней. На этот счет даже имеется "железный", как кажется его сторонникам, аргумент: "рейтинг экономической свободы" в современной России всегда был далек от либертарианских идеалов. Однако такое возражение содержит изрядную долю лукавства. Ведь если сменявшие друг-друга у руля экономические либертарианцы, несмотря на свою постоянно декларируемую приверженность "идеалам экономической свободы", так и не смогли ее реализовать на практике, может быть, она в России просто невозможна? По крайней мере, невозможна в — в том виде, в котором она существует в уме у либеральных экономистов.

Сам Илларионов высказывал мысль, что только культивирование в течение нескольких столетий европейского отношения к частной собственности может привести к построению развитой экономики, но если для того, чтобы стать экономически состоятельными мы должны ждать столетия, то какой практический смысл имеют эти умственные упражнения? Не правильнее ли в таком случае дать шанс вывести страну на путь ускоренного развития людям, которые хотя бы обещают это сделать гораздо быстрее, чем за сто лет?