Общество, скрепленное духовным единством, способно на выполнение гораздо более серьезных задач, нежели общество, разобщенное конфликтами и разногласиями. Несущей конструкцией общественной сплоченности является доминирующая культура и ее концентрированное выражение — идеология. Несмотря на метафизические особенности идеологии, она призвана обслуживать вполне конкретные политические цели: поддерживать этнический мир в многонациональных государствах, обеспечивать геополитические притязания и предоставлять инструментарий давления на власть.
История предлагает немало примеров тесной связи идеологии и политики. По сути, можно сказать, что идеология является обоюдоострым выражением политики и культуры.
Приднестровскую идеологию следует разделить по временной направленности ее блоков. Различные пласты приднестровской идеологии, равно как и любой другой, призваны разъяснять сущность определенных временных отрезков. Приднестровская идеология имеет ретроспективный, консолидирующий и направляющий вектор. Эти вектора открывают массам прошлое, сплачивают их и направляют в будущее, к заветной цели.
Подвергая анализу три направления приднестровской идеологии, можно прийти к выводу о различной степени их проработанности. Это позволяет выявить определенный ресурс уязвимости приднестровского общества перед лицом более привлекательных символов.
Любое мировоззрение конструирует свой уникальный образ социальной реальности. В приднестровской семантике прослеживается значительное влияние других идеологических концепций и политических мифологий, но, несмотря на это, приднестровская идеология предлагает собственную почву для построения четкой и стройной картины мира.
Приднестровская идеология не носит отчетливо выраженного характера, на манер коммунистической в СССР, или либеральной демократии в США. Она растворена в различных посланиях СМИ, действиях власти, общественных движениях и процессах.
Любое общество задумывается над вопросом "откуда есть оно пошло", поэтому весьма резонно было бы начать с пласта, описывающего этапы формирования приднестровской государственности и общества.
Ретроспективный вектор идеологии описывает истоки возникновения социума. Предлагает получателям эпизоды, пригодные для их возвеличивания и мифологизации.
Центральным элементом этого направления является тематика "войны 1992 г.". Символ "1992 год" является одним из краеугольных камней приднестровской семантики в целом. Это своего рода символ "жертвы, требующей искупления".
Тематика 1992 г. в приднестровской идеологии используется как:
1. Морально-этическое основание требования независимости. То есть страданий, причиненных Молдовой уже самих по себе достаточно для требования независимости.
2. Напоминание о жертвах войны, которые не должны быть напрасными. "Воззвание к памяти предков" как способ напоминания цели исторического движения. Достаточно распространенный сюжет в мировой истории.
3. Точка отсчета времени. Не случайно в массовом сознании дата "1992 г." намного сильнее, чем 2 сентября 1990 г. — официальной даты основания ПМР. Использование даты "1992 год" как точки отсчета — это продукт "произвольного народного творчества".
4. Тематика героики. К сожалению, она наименее проработана и носит замкнутый характер, ценный, прежде всего, для участников войны.
5. Символ общей беды, общей трагедии. Он настолько силен, что его одного достаточно для становления идентичности приднестровцев, как народа, пережившего войну.
6. "Врата в историю". Приднестровье вошло в новейшую историю как территория, пережившая один из локальных конфликтов нач. 90-х гг. XX века.
7. Основание для сравнения с современной ситуацией. Начиная с окончания военной фазы конфликта, в СМИ ПМР был запущен журналистский штамп — "хрупкий, но мир", — отсылающий сознание аудитории к мысли о позитивной динамике нового этапа развития.
Сакральность символа "1992 г." в дальнейшем подвергалась эрозии. Неоправданно частое его использование в утилитарных целях перешло допустимые рамки. Некоторое снижение ценности образа "1992 г." сравнимо с десакрализацией символа "Великой Отечественной Войны" в глазах поколения 70-90-х гг., напичканного обилием фильмов про партизан, немцев и красных командиров.
Процесс девальвации образов может быть преодолен, что видно на примере современной России, где в последние годы тема "Войны 1941-1945 гг." получила новое рождение. Но для реставрации сакральности требуется значительное время, профессионализм и осторожность.
Достаточно свежим элементом приднестровской идеологии стал образ "Первой государственности". Речь идет о появлении в 1924 г. Молдавской автономной ССР в составе Украины. Это событие носило подчеркнуто политизированный и конъюнктурный характер: оно служило подтверждением незаконности румынской оккупации Бессарабии в 1918–1940 гг. Несмотря на то, что новое государственное образование в виде автономной республики просуществовало 16 лет, умелое использование этого исторического факта обеспечило Приднестровье важным для него образом "Первой государственности".
Образ "Первой государственности" заимствован приднестровцами у других постсоветских государств, в частности Украины, Грузии, стран Прибалтики, которые также акцентируют внимание на более длительном сроке своей политической истории, прежде всего, не российской ее природы. В свою очередь, "Первая государственность Приднестровья" акцентирует ее нерумынскую, небессарабскую основу.
Модель "Первой государственности" направляет свои ресурсы для решения двойственных задач — внешнего и внутреннего порядка.
Подчеркнуто украинский характер "Первой государственности" приносит немало пользы в виде исторической "дружбы", "партнерства" с Украиной и при этом еще более отдаляет сознание приднестровцев от Молдовы.
Важность данного символа прослеживается и в логической связи: коль существовала "Первая государственность", значит должна существовать и вторая государственность — нынешняя. Эта логическая цепочка предлагает дополнительное основание для уверенности в целесообразности существования нового государства.
Роль образа "Первой государственности" подчеркивается и противостоянием с Кишиневом за право обладания этим "брэндом". Кишинев, используя тематику МАССР, делает акцент на создании этнической — молдавской — автономии. Факт ее расположения на левом берегу Днестра игнорируется. Приднестровье выделяет в равной степени интернациональные и географические характеристики образования автономии. Параллельное празднование даты 80-летия МАССР в Кишиневе и Тирасполе было, по сути, сражением за право обладания этим важным историческим символом.
К сожалению, недостаточная разработка цифры 80-летия "Первой приднестровской государственности", а также некоторых других идеологических элементов не сделали данную модель доступной для массового пользования. Пока она остается достоянием академических или околоакадемических кругов ПМР.
Если образ "Первой государственности" замкнут в рамках украинского эпизода политической истории Приднестровья, то символика "российско-советского наследия" вводит Левобережье в контекст общероссийской истории.
Общее советско-российское прошлое оставило своим наследием — диффузию идентичности, т.е. форму мироощущения, при которой люди, оказавшиеся в новых государствах, не могли однозначно мыслить себя гражданами Молдовы, Латвии, Украины — поскольку над ними еще доминировала советско-российская, а также этническая идентичность. Такое положение было и остается неприемлемым для государств, появившихся на осколках СССР.
Новые государства стремились легитимизировать себя в глазах населения. Обеспечение повседневной управляемости общественными процессами населения, проголосовавшего за сохранения СССР, являлось не самой простой задачей. Для ее выполнения в семантическом пространстве был избран самый легкий способ — дать своему населению новую историю, новую идентичность, а, следовательно, обеспечить "гражданское повиновение". Процесс формирования новой идентичности сопровождался не столько созданием новой модели мироощущения, сколько демонтажем старой советской и дискредитацией российско-советской истории.
Новые государства, занявшись семантической архитектурой, до сих пор не смогли достигнуть "символической" независимости, что наиболее ярко проявило себя в ходе выборов на Украине, где борьба происходила не столько за конкретные программы кандидатов, сколько за форму идентификации — общероссийской или европейской.
Молдавская символическая архитектура, фундаментом которой была этническая и культурная близость с Румынией, как это ни парадоксально, обеспечила приднестровскую государственность пространством для идеологического маневра. Приднестровью достаточно было сохранить прежнюю советско-российскую идентичность. Не теряя времени и усилий на написание новой национальной идеи, Приднестровье легко пережило кризис идентичности, потрясавший соседей.
В этом смысле Приднестровье оставалось намного более Россией, чем она сама, потерявшая исторические ориентиры в 90-х гг. ХХ века.
"Российско-советское наследие" использовалось и для заполнения пробелов в приднестровском мировоззрении. Нехватку и/или неумелое использование собственной героики Приднестровье компенсировало российской.
Центральным ее элементом был Суворов. Он принял на себя функции "отца-основателя" Приднестровья, в равной степени созидателя и воина. Унаследование этого образа должно подчеркивать желание жить в мире, соединенное с готовностью к войне.
К сожалению, приднестровская идеология не смогла вырастить или позаимствовать другие историко-героические фигуры. Особенно это чувствуется, если посмотреть на историю Приднестровья, начиная с 1990-х гг. Приднестровью не удалось воспитать собственного Че Гевару — "героя-борца". Приднестровские герои носят подчеркнуто страдательные, жертвенные функции. Самые яркие примеры В.Воздвиженский или А.Гусар, погибший от рук молдавского экстремиста И.Илашку.
Практическая задача сохранения этнического мира в республики должна была реализовываться посредством унаследованного от СССР "интернационализма, "дружбы народов". Безусловно, что интернационализм в той форме, в которой он существовал в СССР, не сумел погасить тлевшие все семьдесят лет межэтнические противоречия, что особенно ярко проявилось в конце 80-х начале 90-х гг. XX века. Однако, не стоит умалять и влияния интернационализма.
Лозунги — "Русский, молдаванин, украинец — братья навек", сопровождающие изображения людей в национальных костюмах, до боли напоминают недавнее советское прошлое. Приднестровье, унаследовав традиции советского интернационализма, сумело нейтрализовать потенциально опасные этнические противоречия. Безусловно, это не избавляет приднестровцев от банального бытового национализма, но это уже представляет не проблему государства, а отдельных личностей.
Помимо заимствования идентичности, героики, интернационализма, Приднестровская идеология впитала также образы "врагов", характерные для российско-советской традиции. Наиболее рельефно образ "врага" выражен в символе "Запада". Во многом он имеет ретроспективное направление, подчеркивая историческую, экзистенциональную природу противостояния "России и Запада".
Образ глобального врага в лице "Запада", который достаточно глубоко вошел в нашу психологию и культуру, легко переносится на локальный уровень, преподнося конфликт ПМР-Молдова в контексте общеисторического противостояния, где Приднестровье — "бастион России", а Молдова — авангард наступающего "Запада".
Такое перенесение дает приднестровцам ощущение собственной значимости, вписывая их в рамки глобальной исторической борьбы. Эта тема развивается и еще в одной составляющей — "рубежности" существования Приднестровья. Оно преподносится в виде границы славянского мира, проходящего по Днестру.
Понятие "рубежа" на протяжении истории России не раз видоизменялось: от границ православного мира, проходящих в Балканах — до границ социалистического Варшавского блока, соприкасающихся с Западной Германией.
Ретроспективный вектор приднестровской идеологии совершенно отчетливо представляет обществу истоки его появления. Описывая прошлое, он делает его таким же реальным, как и происходящие ныне события. Интерпретация прошлого, которая заложена в этой семантической формуле, является ядром исторических чувств приднестровского общества, его историческим компасом.
В приднестровской идеологии выделяется также консолидирующий вектор. Его задача состоит в том, чтобы придать постоянство и устойчивость историческому движению общества, обеспечить его единство перед лицом амортизирующих факторов внешней среды.
Консолидирующий вектор приднестровской идеологии имеет две составные части: позитивную и негативную.
Негативный консолидирующий вектор описывает "временные трудности" — отрицательные элементы социально-политической реальности, апеллируя при этом к необходимости сплоченности, как единственному способу преодоления негатива.
Позитивный консолидирующий вектор демонстрирует успехи и благоприятные элементы социально-политической реальности, придающие уверенность в правильности избранного пути.
Образ "врага" можно рассмотреть и применительно к задачам консолидирующего вектора. Данный образ в своей структуре содержит значительную консолидирующую силу.
Существует большое количество выгодных преимуществ наличия образа врага:
Во-первых, наличие "врага" объединяет "мы-группу". Разногласия, разделяющие "мы-группу", направляются на "врага". Вопрос приватизации государственной собственности потенциально мог бы обострить социально-политическую обстановку в Приднестровье. На этом пытался сыграть Президент Молдовы В.Воронин, выступавший осенью 2004 г. за принятие закона "о приватизации в левобережных районах РМ". Но ПМР использовала привычную схему, акцентировав алчную природу "врага" в лице Молдовы и Запада, и сняла с повестки дня столь важный вопрос. Общество в своем большинстве не интересуется подробностями приватизации, ее законности и открытости, но испытывает удовольствие от очередной победы над РМ.
Во-вторых, существование "врага" означает, что "мы-группа" находится в центре внимания. Приднестровцы, поневоле оказавшиеся в центре конфликта, получают своего рода информационные дивиденды, выполняющие компенсирующую функцию. Бедность, сложность политической обстановки уравновешиваются повышенным вниманием со стороны других государств, международных организаций, средств массовой информации.
Кстати тот факт, что приднестровцы ревностно относятся к информационным успехам других непризнанных государств, также демонстрирует ценность стороннего внимания для местного общества. Малопонятная скрытая радость от фигурирования политических лидеров в списке невъездных в Европу, составленным ОБСЕ — еще одно подтверждение "трепетного" отношения приднестровцев к чужому вниманию.
Агрессивная информационная среда нейтрализуется следующей психологической функцией образа "врага": Появление "врага" означает наличие группы заведомо худшей, чем "мы-группа". В силу того, что критика исходит из уст врага, она признается ложной. В силу ложности критики враг еще более становиться негативным. Безусловно, перманентная демонизация Молдовы является элементом, придающим стабильность всему идеологическому конструкту.
Сопутствующим образу "врага" является символика "изоляционизма", который может считаться негативным консолидирующим фактором, поскольку изоляция сама по себе создает изолированное приднестровское общество.
"Изоляционизм" не является официальным политическим курсом приднестровского государства, равно как и не является классическим изоляционизмом иранского или ливийского образца, продиктованные в первую очередь соображениями внутреннего порядка и лишь усиленные внешней реакцией окружающего мира.
Приднестровские СМИ, напротив, пытаются преодолеть изоляционизм, рассказывая о поездках, успехах спортсменов; каждый зарубежный визит приднестровских лидеров преподносится как успех, вне зависимости от итогов. Приднестровский "изоляционизм" навязан извне, само общество желает видеть Приднестровье равным среди других государств. Поэтому подобное противоречие еще более укрепляет приднестровцев во мнении относительно природы "врага", воздействующего не столько на государство ПМР, сколько на общество, отсекая его от внешнего мира. Идея "изоляции" не прослеживается явно в приднестровских СМИ, но является частью приднестровской идеологии, сформированной социальным бытием приднестровцев.
Присутствие негативных консолидирующих факторов не должно превышать определенный уровень. Дозированная подача негатива укрепляет общество, мобилизует его силы. Неограниченное впрыскивание отрицательной информации грозит обернуться социальным пессимизмом и индифферентностью. К сожалению, приднестровское общество сейчас находится в полосе социального пессимизма. Для преодоления такого состояния требуется то, что украинский специалист по PR Г.Почепцов называл "витаминами оптимизма", мы же их обозначим как позитивные консолидирующие факторы.
Центральным элементом позитивных консолидирующих факторов является идея "союзника". Наличие "союзника", одобряющего действия Приднестровья, придает силы обществу. Восприняв советско-российское наследие, получив поддержку России в ходе конфликта 1992 г., Приднестровье приписало образ "союзника" России. Образ "России" в приднестровской идеологии включает в себя следующие элементы: сила, культурное доминирование, мудрость, экономическая мощь.
Российская политика, направленная на достижение собственных государственно-олигархических интересов, не всегда дружелюбна. Поэтому ПМР должна быть готова к реакции на недружелюбные действия РФ. В 2001-2002 гг., когда Россия проводила политику сближения с коммунистической Молдовой, приднестровские СМИ откровенно блефовали, говоря о возможной переориентации на США.
У населения Приднестровья возник диссонанс восприятия, поскольку информация СМИ не соответствовала образу "России". Поскольку символика "России" одна из самых мощных, население предпочло игнорировать аргументы СМИ ПМР. Хотя в тот момент, приднестровские СМИ занимались реализацией государственных интересов, приднестровское общество готово было интерпретировать ухудшение отношений с Россией, просчетами руководства республики, дабы сохранить неприкосновенным образ "России".
В условиях, когда образ "России" практически непогрешим, при необходимости переориентировать политику республики, руководству ПМР придется существенно постараться, чтобы получить визу от своего общества.
И все же у Приднестровья есть возможность для отступления. Образ другого "союзника" — "Украины", позволяет это сделать. В приднестровской идеологии Украина — это 1. историческая родина приднестровской государственности (имеется в виду создание МАССР включенной в Украину), 2. славянская страна, практически неотличимая от России, 3. потенциально прозападная, европейская страна, 4. культурный донор.
Эти образы также призваны дополнить приднестровскую государственность. Заимствуя отдельные прозападные элементы образы "Украины", Приднестровье может достаточно безболезненно начать переориентацию. Но на данный момент образ "Украины" трактуется в категориях славянской страны. Эта характеристика доминирует, поскольку, повинуясь "океаническому чувству", вводит Приднестровье в общее пространство славянской цивилизации.
Если бы "Украина" преподносилась исключительно в западенском стиле НЕ-России, тогда у Приднестровья не было бы пространства для маневра — приходилось бы выбирать одного "союзника". Однако, и общеславянский образ — конгломерат "России-Украины" — таит в себе опасность. Повинуясь конструкту, вводящему Украину в образ ПОЧТИ-России, Приднестровье испытало культурный шок от победы "западенца" В.Ющенко, готовясь чуть ли ни на казнь.
Для преодоления подобного состояния, Приднестровью следует более опираться на политически нейтральный символ — "культурной близости" и "Первой государственности", дабы обезопасить себя как от следствий неурядиц в самой Украине, так и от противоречий между Россией и Украиной. Культурные факторы при этом не должны игнорироваться, поскольку именно "культурная близость" является каналом усиления Украины в регионе. Осуществляя поддержку Приднестровья по линии образования, этнической диаспоры, Украина создает для себя заделы для политических претензий на данную территорию в будущем.
Еще одним элементом позитивных консолидирующих факторов являются символы государственности.
Символы государственности — элементы, окружающего физического мира, несущие значительную идеологическую нагрузку и призванные закрепить в сознании общества реальность, а не условность существующего политического строя.
Приднестровская идеология реализовалась и в символах государственности.
Среди них:
§
Валюта ПМР, на которой изображены "отцы-основатели" Приднестровья — Суворов, Шевченко, Екатерина II, Д.Кантемир.§
Награды и грамоты, которые Приднестровье раздает достаточно активно, далеко не всегда оправдано.§
Шевроны и военная форма.Символы привязывают общество к государству. Вполне логично, что обладатели наград, местных денег, грамот, значков различия, которыми одарили, признавая заслуги перед государством, будут наиболее последовательными сторонниками государственных интересов (правда, в том формате, в котором они их понимают).
Существенным элементом приднестровской идеологии является направляющий вектор, указывающий на конечную цель исторического пути государства.
Ретроспективный и консолидирующий являются обслуживающими главного элемента идеологии — направляющего. В идеократических государствах именно направляющий вектор наиболее значим. Зачастую он используется как один из инструментов управления социумом. Вера в достижимость конечной цели является условием допуска к общественным благам. Неверие в него — достаточное условие для социального остракизма.
Приднестровская идеология, возникшая как реакция на национализм, первоначально использовала в качестве направляющего вектора, близкую к христианско-коммунистической, идею равенства. Этим и объясняется нейтральные требования автономии, как защиты для местной культуры.
Молдова, стоявшая в авангарде республик, отрицавших ценность СССР и идею равенства, также наделила Приднестровье идеологическим ресурсом. Действительно, в 1991 г. перед Приднестровьем встал парадоксальный выбор: не жить более в СССР или влиться в националистическую Молдову. Таким образом, избрание иного альтернативного пути было единственно оправданным выбором Приднестровья.
Социальная усталость и социальный пессимизм приднестровцев в настоящее время все более возрастает. Идея "независимости" подверглась эрозии, прежде всего, в силу несостоятельности независимых постсоветских государств. Люди, активно исповедующие идею "независимости", видят в ней не столько экономическую целесообразность, сколько символический способ мести Молдове.
Если принять на веру слова Горбачева о том, что перестройка — это был социальный проект, призванный придать коммунизму новое рождение, то можно сказать, что в Приднестровье, созревает предперестроечная ситуация. Умелое и профессиональное ее использование позволить обновить приднестровскую идеологию, оживить массы и придать им запас оптимизма, неумелое — приведет к гибели государства.
"Рутинизация" мощного символа "независимости" не является окончательной. Но даже если "независимость" как политическая цель утратит былую привлекательность, это нельзя будет рассматривать как информационно-психологическую победу Молдовы, хотя бы потому, что идея "аншлюса", который в Молдове называется "реинтеграцией", абсолютно непопулярен в приднестровском обществе.
Стагнационные процессы, приобретающие все большую силу в Приднестровье, грозят опустошить идеологический ресурс государственности. Не впадая в искушения обвинений и наставлений, следует признать факт: идеологические фреймы пригодные для начального этапа становления Приднестровья, не годятся для реализации прагматических задач современного этапа истории ПМР.
Приднестровью необходимо идеологическое и символическое реформирование, сопряженное с реформами и в других отраслях.
С 1990 г. в Приднестровье выросло новое поколение, мыслящее себя, если не рафинированными приднестровцами, так уж точно не частью молдавского государства. Обновление идеологии означает сбрасывание омертвевших идей и придание нового импульса идеям увядающим. Обновление не предполагает отказ от конечных и главных целей создания приднестровского государства — жизни в независимом, демократическом, а, главное, конкурентоспособном государстве. В силу подвижности общества, должна изменяться и идеология, обеспечивая при этом преемственность движения общества в долгосрочной перспективе.
