Одной из тенденций последних пяти лет стало стремление к стабилизации состава сложившейся в России к концу 1990-х годов политической элиты. Отсюда и нридание нескольким крупнейшим общероссийским партиям статуса единственных субъектов властеобразующего процесса с ужесточением критериев отбора в круг избранных, и резкое ограничение доступа новых игроков на политическую сцену. Складывающуюся ситуацию можно уподобить разделу рынка между несколькими крупными компаниями-монополистами в одной сфере, договаривающимися о правилах игры и мягкой конкуренции между собой, в которой каждой компании принадлежит чётко оговоренная доля участия на рынке, и сегменты рынка, таким образом, заранее распределены. Потребителю, якобы формирующему спрос, остаётся весьма узкий выбор между тремя-четырьмя видами номенклатуры продукции посредственного качества. Допустим, покупателю хочется воды "Байкал", однако ему говорят, что он может выбирать только между "Спрайтом", "Колой" и "Фантой", так как "Байкал", не прошедший 5%-ного барьера потребительских симпатий по итогам торгового оборота прошлого года, ныне не допущен на рынок тонизирующих напитков. В данном случае произошёл монопольный раздел политического рынка. Появление новых деятелей на нём практически полностью исключается. Единственным путём кадровой ротации политической элиты становятся внутрипартийные механизмы, которым, как известно, высокая вертикальная мобильность совсем не свойственна.
Русская общественная мысль в лице своих лучших представителей всегда выступала против формирования органов государственной власти по принципу партийной принадлежности. Удручающий и, казалось бы, навсегда предостерегающий пример был дан 1917-м годом и последующими годами гражданской войны, когда дух партийной обособленности и доктринёрства возобладал над соображениями государственной целесообразности. В эмиграции И.А. Ильин предостерегал от придания партиям решающего значения в государственном строительстве будущей постсоветской России: "Партия не может и не должна быть сговором частных лиц на предмет захвата государственной машины и эксплуатации её в свою пользу… Никакая партия как таковая не может и не должна рассчитывать на захват власти по большинству голосов. Напротив, партийная принадлежность должна скорее затруднять политическую карьеру, чем облегчать её… Вверх должно вести качество лица и его дел, предметность его воли, сила его духа, верность его совести; и не партиям дано распознавать эти свойства людей".
Однако конструируемая сегодняшней властью модель существенно отличается от того, каким виделся партийный строй многим российским политикам начала прошлого века. Доминирующее стремление к сужению "политического рынка" больше отвечает соображениям, выдвинутым идеологами белого движения после того, как пагубность стихии безудержной межпартийной конкуренции проявилась на деле: "Будущий политический строй должен быть не свободной игрой политических партий, а установлением твёрдого порядка". Ключевая роль в политической игре отводится нескольким крупным действующим лицам, которые априори предполагаются стоящими на платформе не узкоклассовых и групповых, а подлинно государственных интересов.
Разница между партиями в такой системе по идее состоит не в том, притязания каких социальных групп они выражают, а в понимании ими общенациональных задач. Власть, сознательно или нет, пытается заставить действовать принцип, на котором тот же Ильин допускал участие партий в политической деятельности: "Должен быть представлен план общенародной политики и общенародного хозяйства, план, компетентно продуманный и серьёзно обоснованный, рассчитывающий на сочувствие всех граждан; ибо партия от партии отличается пониманием общенародного блага, а не предпочтением одного социального класса другому". Заметно также, что власть вдохновляется германской моделью стабильной многопартийности, обеспечивающей преемственность основных приоритетов государственной политики независимо от состава правительственного кабинета и предохраняющей от частых правительственных кризисов.
Однако все эти черты не отменяют главного недостатка формирующейся системы: блокирование допуска в политическую элиту по всем каналам, кроме канала крупнейших политических партий искусственно сужает морально-ресурсную и кадровую базу законодательной власти и всего класса профессионалов, ответственных за формирование и реализацию государственной политики. О том, что власть осознаёт этот недостаток (другой вопрос — насколько серьёзно), свидетельствует создание параллельного контура элитостроительства в виде Общественной палаты.
В том, что Общественная палата предполагается органом, служащим в каком-то смысле противовесом партийной системе законодательной власти и, одновременно, механизмом контроля над нею, убеждают некоторые заявленные в законе принципы её функционирования. Участие в Общественной палате несовместимо с членством в политической партии, что, очевидно, по замыслу проектировщиков данной структуры, должно обеспечить независимость и придать авторитет формально беспристрастным суждениям членов Палаты и выносимым ею рекомендательным решениям. Выдвижение потенциальных кандидатов на вхождение в Общественную палату будет происходить по линиям неполитической деятельности. Хотя эти линии в законе не обозначены чётко, скрываясь под общей личиной "общественных объединений", но, с другой стороны, инициирование процесса формирования Палаты предполагает консультации Главы государства с "объединениями некоммерческих организаций, российскими академиями наук и творческими союзами". Потенциальными каналами ротации нового контура государственной системы становятся научные и образовательные корпорации, союзы предпринимателей и профессиональные союзы, а критерием отбора альтернативной внепартийной политической элиты — авторитет, связанный с общественно значимой деятельностью производителя материальных или духовных благ для нации.
Оптимистический взгляд на Общественную палату может усматривать в ней прообраз сословно-корпоративного представительства при отсутствии (пока ещё) сложившейся структуры трудовых "сословий". Способы, которыми будет формироваться Палата, в принципе могут стать первыми шагами на пути легитимации государством такой структуры как основы корпоративного общественного устройства, альтернативного либерально-капиталистическому атомизму индивидов. Но это лишь один из возможных путей развития. В законе нет гарантий против того, чтобы при комплектации Общественной палаты в ней не получили преобладание политически ангажированные "общественные объединения" какой-нибудь одной направленности, формально не являющиеся партиями (например, общество "Мемориал" или ему подобные). Ничто не препятствует члену Палаты быть членом политической партии до и после двухлетнего срока участия в Палате. Тем более невозможно предусмотреть, чтобы член Палаты не выражал партийную точку зрения — можно лишь, как это делает закон, запретить создание внутри самой Палаты партийных (а также этнических и конфессиональных) фракций.
Тем не менее, при всех возможных трактовках, Общественная палата выражает собой совершенно иной принцип кадрового строительства и деятельности государственных органов — принцип внепартийности. В дополнение к двум основным ветвям власти (судебная власть как самостоятельная ветвь находится у нас ещё пока в зародышевом состоянии), или, лучше сказать, контурам формирования государственной элиты — государственной службе (федеральная исполнительная власть) и партийной деятельности (законодательная власть) — создаётся контур внепартийной, формально неполитической общественно значимой профессиональной деятельности. И если СМИ традиционно считаются четвёртой ветвью власти в демократическом государстве, то, в таком случае, Общественную палату можно с некоторым основанием назвать пятой властью.
Вопрос — не станет ли Общественная палата вместо пятой ветви власти пятым колесом в телеге Российского Государства? В теории, вероятны два основных варианта развития новой структуры, зависящие от того, насколько успешно будет реализован при её комплектовании заложенный в неё принцип беспристрастной внепартийности, а также от того, серьёзные или конъюнктурные задач ставила перед собой при создании такого органа нынешняя верховная власть.
Вариант первый. Подбор членов Общественной палаты осуществляется по принципу наибольшей лояльности существующей власти или наибольшего конформизма. В этом случае Палата становится органом, автоматически дающим положительное экспертное заключение по любым проектам законов и других актов, вносимым властью. Палата будет служить лишь тому, чтобы освящать авторитетом известных лиц, входящих в её состав, непопулярные мероприятия исполнительной власти. Не исключено, что время от времени, по "указивке" сверху, Палата станет играть роль бутафорской оппозиции исполнительной власти — исключительно в тех случаях, когда Президенту необходимо будет продемонстрировать размежевание своей позиции с действиями вконец дискредитировавшего себя правительства.
Такая модель поведения Общественной палаты достижима даже при отсутствии явного стремления власти обеспечить её абсолютно лояльный состав. Неполитические общественные структуры — академические, творческие, профессиональные — ещё менее, чем политические, склонны к заявлению собственной позиции. Всеми предшествующими десятилетиями советской и постсоветской власти они приучены к конформизму или, точнее, привыкли отождествлять свободную лояльность власти с конформизмом по отношению к ней. Впрочем, на этот счёт хотелось бы ошибиться.
Вариант второй. Общественная палата становится реальным органом неполитического представительства, своего рода коллективной совестью нации, возвышающей свой независимый и морально авторитетный голос при обсуждении жизненно важных для государства вопросов. Для этого нужно, чтобы искренние усилия верховной власти по созданию такого органа встретили в обществе не только понимание, но и готовность к заявлению и отстаиванию позиции, могущей вызвать недовольство со стороны тех государственных структур, в которых наше "гражданское общество" традиционно искало и ищет опору собственного существования.
Данный сценарий возможен даже при конъюнктурном подходе верховной власти к формированию Общественной палаты — в том случае, когда Палата рассматривается ею как своего рода противовес исполнительной и законодательной власти, обеспечивающий свободу политического манёвра. Если Общественная палата не становится лишним пятым колесом в машине государственной бюрократии, то она вполне может стать опорой против бюрократии. Есть основания полагать, что в основе реализуемого проекта лежит именно такой замысел — отделить верховную власть от исполнительной и законодательной, придать ей больше независимости в опоре на внепартийное и внебюрократическое представительство нации, особенно в таком важном вопросе, как практическая властепреемственность. Не исключено и даже наиболее вероятно, что именно последний вопрос, неизбежно актуализирующийся в преддверии выборов 2007-08 гг., и стал непосредственным поводом к учреждению нового политического института.
Какие у власти есть возможности для использования Общественной палаты? В зависимости от того, какие перед ней ставятся задачи, Палата может содействовать реализации одного (или сразу нескольких непротиворечивых) из следующих вариантов:
1. Отбор рекомендуемого действующим Главой государства кандидата в будущие президенты независимо от высшего эшелона государственного аппарата, пронизанного кланово-олигархическими отношениями "взаимоповязанности".
2. Освящение своим авторитетом (который, впрочем, ещё надо будет завоевать) непопулярной или малоизвестной кандидатуры преемника Главы государства.
3. Экспертное одобрение (или, напротив, неодобрение) конституционной поправки, заключающейся в отмене запрета Главе государства занимать эту должность более двух сроков подряд.
4. Экспертное одобрение, или неодобрение, конституционных поправок, имеющих целью трансформацию режима президентской республики в парламентский режим с ключевой фигурой главы правительства.
5. Наконец, инициирование процесса принятия новой Конституции, причём, по принятии соответствующего федерального конституционного закона, Общественная палата может выступить в качестве Федерального Конституционного Собрания или, по крайней мере, стать важным источником формирования его состава.
Впрочем, не следует полагать, что Общественная палата механически одобрит любую инициативу верховной власти. В Палате наверняка будут представлены различные политические направления. Несмотря на формальную внепартийность, позиция членов Палаты будет во многом определяться их симпатиями или антипатиями к ключевым фигурам власти и политике, последними олицетворяемой. Несогласие Палаты с теми или иными предложениями, явно клонящимися к коррекции конституционного строя в сторону удовлетворения чьих-либо личных властных амбиций, будет способно придать больший авторитет новому органу и укрепить его положение в политической системе.
В то же время, решения Общественной палаты носят рекомендательный, а не обязательный характер. Эта норма заставляет сомневаться в серьёзности затеваемого предприятия. По логике, внепартийный контур представительства нации вправе иметь такое же, если не большее, значение, чем партийный. Каждый закон должен проходить утверждение обеих структур и, в случае разногласия между ними, восходить на окончательное разрешение Главы государства. Это была бы идеальная модель разделения власти и управления, вернее — разделения верховной власти и "управительных" властей. Кроме того, наше государство серьёзно нуждается в авторитетном органе, надзирающем за соответствием законодателей этическому и политическому цензу — своего рода коллективный цензор в древнеримском значении этого слова. Для обеспечения преемственности верховной власти в экстраординарных ситуациях также желателен институт, несвязанный с партиями и бюрократией и независимый от них.
Орган внепартийного, корпоративного, этически цензового представительства нации вполне был бы в состоянии выполнять эти важные для государства функции. Общественная палата, при наличии соответствующего согласованного воленаправления власти и общества, способна стать таким органом. Но нынешний закон делает пока только первые шаги к созданию структуры, не вписывающейся в архаичную механистическую модель трёх ветвей власти. И только будущее покажет, ведут ли эти шаги к искомому идеалу прочной государственности и нравственно обоснованной власти, или же это топтание на месте.
