Французское "Non" и голландское "Nee", сказанные на референдумах по ратификации Евроконституции, заставили евроскептиков говорить едва ли не о "конце" единой Европы. Пока очевидно только одно: кризис состоялся по причине сильнейшего конфликта нововыращенной общеевропейской и старых национальных идентичностей. Впрочем, прошедший этим воскресеньем референдум в Швейцарии, на котором граждане выразили свое согласие вхождению Швейцарии в Шенгенскую зону, говорит, что пути интеграции пойдут по более инертному сценарию. Евроинтеграция, ставшая более невозможной "сверху", возвращается на свой традиционный эволюционный путь растаскивания политических и экономических форм "Единой Европы" на отдельные "еврозоны".
Девиз "Больше. Шире. Важнее" как идеология нового витка евроинтеграции через год после расширения Евросоюза на Восток на практике оказался мыльным пузырем. Активно проталкиваемые через Брюссель идеи, традиционно находящие живой отклик на уровне панъевропейских элит, неожиданно стали буксовать на самом низовом и важном уровне — на уровне гражданского восприятия. Это начинают понимать даже в среде евробюрократии. Вице-спикер Европарламента Пьер Московичи фактически расписался в идейном поражении Брюсселя, констатируя, что "падение популярности европейской идеи среди европейцев напрямую связано с расширением на Восток. Мы все наделали кучу ошибок".
У евробюрократов даже появился свежий чудовищный неологизм — "демократический дефицит", которым они окрестили казусы с Францией и Нидерландами. Ожидания граждан от европейской интеграции и идея "единой Европы" политических элит впервые разошлись настолько диаметрально, что впору говорить о серьезном кризисе "общеевропейской идентичности", усиленно конструируемой "архитекторами Европы" последние полтора десятилетия. Жителям "старой Европы" постоянно навязывают извне наспех состряпанные в еврокабинетах правила общеевропейского общежития, в котором администрация объединила кухни на всех этажах, отменила замки на дверях комнат, а в комнаты теперь могут быть подселены новые соседи, от которых уже нельзя отказаться. Страх перед звонком в дверь европейского комфорта пресловутого "польского сантехника" вместе с "чешским каменщиком" и "литовским водителем трейлера" на фоне "нового османского ига" стали только внешними раздражителями, под сенью которых оказались спрятанными куда более серьезные тревоги.
Ситуация в отношении будущего сегодняшней модели евроинтеграции действительно грозит стать революционной. Недовольными оказались буквально все слои общества "старой Европы". Финансовая элита Европы также бьет тревогу, так как значительная доля издержек на содержание "восточных братьев" ложится по новым законам на их плечи. Так, например, у западных европейских банков процесс евроинтеграции забирает 30–35% доходов, что резко портит привлекательность банковского и инвестиционного климата в "старой Европе", который был создан не одним поколением национальных правительств. Жителям Западной Европы не совсем понятны конкретные выгоды от поста общего министра иностранных дел и упразднения части полномочий их национальных правительств. Гораздо больше "старых европейцев" интересуют миллиарды евро, уплывающие из их карманов на Восток. Вслед за этими миллиардами, вместе с уходящими в страны Восточной Европы фабриками и заводами, где производство несоизмеримо дешевле, уплывают и рабочие места простых французов и голландцев. Экономические бонусы от эффективности евро и навязываемых европейцам в Евроконституции сверхлиберальных рыночных моделей по американо-британскому образцу, сводящиеся к дерегулированию и тэтчеризму, оказались для людей такими же сомнительными, как и непонятные политические выгоды от обретения общеевропейской политической субъектности. К тому же чиновники из Брюсселя представили всеобщему вниманию не брошюру, доступную для нормального чтения и восприятия, а пятисотстраничный "талмуд", в котором нумерация статей слишком сильно напоминает нечто среднее между номерами старых советских паспортов и идентификационными бирками деперсонифицированных героев известных голливудских антиутопий. Граждане стран Европы все больше приходят к убеждению, что они стали терять контроль над Евросоюзом.
Во Франции и в Голландии, сознательная иммиграционная политика откровенно глобалистски настроенных элит сделала все, чтобы предельно обострить национальные чувства даже у либерально настроенных категорий граждан. Недавнее убийство общенародного любимца Голландии Тео Ван Гога исламским фанатиком на фоне беснующихся толп "добрых соседей с Кораном в руках" вызвало острую реакцию отторжения голландцами глобальных моделей Пан-Европы, испортивших им повседневную жизнь и пейзаж. Издевательская позиция "общечеловека" Ширака, настоявшего на изъятии из текста Евроконституции строки о "христианских корнях европейской цивилизации", не могла не отразиться в общественном сознании огромного числа французов, многие из которых увидели в этом решении президента предательство подлинно европейских культурных ценностей. Тем самым чувство национальной и социальной униженности французов сформировало разношерстный лагерь оппонентов Евроконституции, состоящего из ультраправых, националистов, монархистов, коммунистов и троцкистов, к которым примкнула часть социалистов. Накануне референдума можно было заметить в толпе противников Евроконституции неестественное перемирие идейных соперников. Знамена ультраправых "Не трожь мой народ!" шествовали вместе с постерами левых, типа "Долой разгул либерализма!" и "Защитим социальные завоевания".
Любопытно, что такая колоритная фигура, как граф Парижский Анри, наследник престола и глава французских монархистов, призвал соотечественников провалить референдум. В противном случае, предупредил граф Анри, Францию и французов ждет "запрограммированная смерть". В то же время, его сиятельство выразил всеобщие надежды, что "не мы, а Европа должна умереть 29 мая". По-видимому, надежды графа Парижского уже начали оправдываться.
Французский и голландский демарши на самом деле вскрыли подземное течение медленного, но неуклонного процесса, который уже достаточно давно подтачивает почву под ногами общеевропейских интеграторов. "Старые" европейские народы все больше пытаются остаться французами, немцами, итальянцами и шведами, а не безликими "европейцами". Об этом говорят становящиеся все более частыми успехи правых партий в Германии, Италии, Австрии, Голландии, во Франции и других европейских странах, с которых постепенно слетает тяжелый шарм ренегатов, мракобесов и "душителей свобод". Политические пристрастия молодого поколения Европы с середины 1990-х годов "правеют" едва ли не в геометрической прогрессии, а партии правой и националистической ориентации занимают все больше кресел в палатах местных представительств. По-видимому, скоро они обретут моральную готовность к штурму, казалось бы неприступных для них политических высот. Свидетельствами этому могут стать очевидные успехи NPD в Германии и не столь давние политические прорывы Йорга Хайдера в Австрии и Жан-Мари Ле Пена во Франции. Интересно, что взлету австрийца помешал только его собственный язык, непривычный к политкорректной общечеловеческой фразеологии, а Ле Пен пострадал от крайне неудачно сложившейся внешней политической конъюнктуры, напоминающей знакомые изгибы судеб героев и антигероев украинской "оранжевой революции". Впрочем, весьма показательным является тот факт, что оба деятеля остались на политической сцене и в последнее время усиленно заявляют о себе. В обойме популярных правоцентристов не повезло лишь голландцу Пиму Фортейну. Но даже его скорая смерть от рук активиста левых говорит, что правая идея в Европе пугает именно потому, что продолжает набирать очки.
Примечательно, что процесс "правения" некоторых стран Европы в пику моделистам-конструкторам из Брюсселя, пытающихся превратить Европу в полигон для интерсоциального Lego, идет осторожными эволюционными шагами "низовой демократии". "Правые" создают скорее фон, нежели отдельные прецеденты своих политических успехов. Есть вероятность, что большая часть Европы через несколько лет испытает "шотландский синдром". Иными словами, можно ожидать, что отношение среднеевропейского обывателя к правым партиям сможет прогрессировать из прохладно-настороженного к пассивно-благожелательному. Этот прецедент вошел в историю в 1997 г. — на выборах в Шотландии, где Шотландская национальная партия (SNP), хотя и не смогла занять достойного представительства в местном парламенте, но сумела создать вокруг себя ауру общенационально значимой силы, которая привлекла к себе внимание достаточно широкого спектра общественных мнений. Кандидаты от других партий, остерегаясь слишком сильно задеть национальные чувства своих избирателей, не рискнули в процессе предвыборной борьбы открыто критиковать взгляды националистов.
О том, что политический маятник качнулся вправо, свидетельствуют не только первые робкие успехи правых партий, но и серьезный кризис социал-демократического пояса, охватившего Западную Европу от Даунинг-стрит до Бундестага. Социал-демократическая партия Германии понесла позорное поражение на выборах в Северном Рейне-Вестфалии, и Герхард Шредер будет вынужден на выборах этой осенью уступить место канцлера главе Христианско-демократического союза Ангеле Меркель. Любовь к Евросоюзу Ангелы Меркель носит вполне прагматичный характер, что, разумеется, вполне соответствует с ее общим проамериканским настроем. Но еще очевидней не политическое, а моральное поражение всей команды Шредера, чья политика привела одну из самых динамично развивающихся держав Евросоюза в страну со стагнирующей экономикой, массовой безработицей и проваленным пакетом социальных реформ, где люди вспоминают время Хельмута Коля как "золотой век". Неудивительно, что после французского "non" в Германии началась массовая кампания по сбору подписей в поддержку проведения повторного референдума по Евроконституции. Германия, которая по сложившейся традиции "франко-прусской связки" в ЕС, должна быть готовой "подхватить выпавшее знамя" из рук Франции, вряд ли окажется способной в полной мере продолжать "великую миссию лидера Евросоюза". И хотя канцлер Германии незадолго до германского визита Ширака в прошедшую субботу, заявил, что "геополитическое землетрясение" во Франции не станет "концом франко-германского партнерства внутри Европы и для Европы", факт остается фактом: оба паровых котла, двигающих паровоз Евросоюза, уже сейчас дают серьезные трещины.
Похоже, единственным полноценным двигателем Евросоюза остается Великобритания, в которой третья победа подряд Лейбористской партии на майских выборах в Парламент стала возможной во многом по причине абсолютно неадекватности тори, которые не сумели представить убедительные концепции национального развития. Истеричный лидер консерваторов Майкл Говард против харизматика Блэра проиграл по всем очкам. Также на исход выборов, несомненно повлияли ожидания председательствования в Евросоюзе Великобритании с июля будущего года, которую достойно представить может только член команды Тони Блэра — главного в Соединенном Королевстве протектора Единой Европы. По Блэру, Евросоюз должен проводить единую экономическую и бюджетную политику по либеральному образцу англосаксонских стран и максимально дистанцироваться от франко-германской идеи создания объединенных Европейских вооруженных сил. Уже сегодня идея единого бюджета вызвала в континентальной Европе серьезные разногласия и впоследствии грозит не меньшим скандалом, чем цепочка континентальных фиаско с Евроконституцией. Не менее важный фактор, позволяющий Тони Блэру пока держаться на плаву — стабилизация сепаратистских тенденций национальных окраин Великобритании. Не секрет, что в Ольстере воцарилась в последние годы более-менее спокойная обстановка именно по причине особых надежд северных ирландцев на роль Евросоюза в решении проблемы их национального суверенитета. "Проевропейский Блэр" выступает в глазах ирландских и шотландских националистов как временное, но полезное зло, льющее воду на мельницу их будущей независимости.
Процент евроскептиков в Британии по самым скромным прогнозам не меньший, чем во Франции, а может быть даже и больше. Можно вспомнить, с каким скрипом британцы приняли переход на интернациональную систему мер и весов. Традиционная английская "вольница", привыкшая к "особому положению" Великобритании в Европе, вряд ли согласится распрощаться с привычным фунтом, открыть границы королевства и подчиняться "какой-то общей Конституции". Кстати, референдум по Евроконституции в Великобритании, намеченный на 2006 год, местные власти решили перенести на неопределенный срок, боясь стать не столько очередной костяшкой в "эффекте домино", сколько подлинным могильщиком ЕС. Огонь в масло периодически подливает британская желтая пресса, которая регулярно пугает местных обывателей жутковатыми слухами о том, что Конституция Евросоюза запретит хоровое пение на стадионах во время футбольных матчей и что банкноты достоинством в 10 евро являются причиной импотенции.
Судя по всему, решающим станет ближайший саммит ЕС в Брюсселе, где общеевропейцы из Брюсселя будут вести довольно тяжелые и местами конфликтные переговоры с главами ряда наиболее крупных национальных государств Европы, в первую очередь — Франции и Нидерландов. Вероятно, Брюссель предпримет беспрецедентную попытку давления на национальные элиты "непослушных" стран. Нельзя исключать, что евробюрократия санкционирует создание "новой" Единой Европы без Франции и еще ряда "старых" стран. Возможен и другой, не менее жесткий вариант: эти государства будут принуждены Брюсселем начать ратификацию Евроконституции по второму разу, через свои парламенты. В случае победы "евроренегатов" Еврокомиссия будет поставлена перед необходимостью существенно пересмотреть весь текст Евроконституции, что может повлечь за собой частичное денонсирование договора в Ницце 2001 года и приостановку дальнейшего хода реформы ЕС.
Одна из главных проблем Евросоюза заключается в том, что мотивы его противников в разных странах настолько различны и несовместимы между собой, что, при попытке удовлетворить одних, неизбежно усиливается недовольство других. Во Франции, например, одна часть граждан недовольна тем, что Европа идет слишком далеко, другая хочет совсем другую Европу, третья видит большую Европу, но не "эту Европу". Поэтому совершенно очевидно, что каждый европейский кризис всегда является точкой приложения самых разных векторов развития. Предугадать, какие именно пути изберет евроинтеграция через пять-десять лет, практически невозможно. Понятно, что в ближайшее время Евросоюз будет сконцентрирован на решении своих внутренних проблем. И его активность в мировых делах неизбежно снизится. Впрочем, это не означает, что страны-члены Евросоюза также все свое внимание направят на строительство единой Европы. Скорее, наоборот. Чем острее будут разногласия внутри ЕС, тем активнее станут его члены станут искать поддержки "на стороне".
Первые неясные контуры именно такой схемы межгосударственных отношений уже стали проявляться во внешнеполитическом торге между "новой" и "старой" Европой. В ответ на попытки ограничить полномочия малых стран в составе Евросоюза эти государства могут еще более радикально последовать курсом проамериканской политики, портящим всю обедню таким старым евроцентристам, как Германия и Франция. Памятуя об этом, уже сейчас наиболее развитые страны Евросоюза стараются решать все вопросы самостоятельно. Логика здесь вполне понятна: если уж груз ЕС оплачивают почти целиком его крупнейшие страны, то и "контрольный пакет" должен принадлежать им. Саммиты глав больших государств Европы по форме "3-4" уже стали обычным явлением. Сегодня становится ясно, что дальнейшие интеграционные процессы в Европе с очень большой долей вероятности примут "зонтичный характер", объединяя лишь тех, кто поддается объединению. С другой стороны, страны, имеющие особый статус в Европе или собственную точку зрения на ряд вопросов, предпримут попытки эксплуатации европейской идеи и ее немногочисленных институтов исключительно на пользу собственных национальных интересов. Это стало заметно в прошедшее воскресенье после референдума в Швейцарии, которая не являясь членом ЕС и не входя в зону евро, высказалась за присоединение к Шенгенскому соглашению. Похожие тенденции проявились и в доселе "тихой" Италии. Сразу два члена итальянского кабинета — министр по социальным вопросам Роберто Марони и министр финансов Роберто Кальдероли призвали соотечественников отказаться от евро и вернуться к лире, как к более надежной единице обращения, более тесно связанной с долларом и тем самым лучше отвечающей национальным интересам. В перспективе Европу может ожидать усугубление "зонтичных тенденций", когда "общеевропейские бонусы" будут уходить по частям. Европейское пространство может быть расколото на несколько политико-экономических союзов, первоначальные принципы формирования которых станут напоминать союз стран Бенилюкса. Такая судьба, вероятно, ждет скандинавские страны, Францию-Германию, а также часть стран Восточной Европы (Польша, Чехия, Венгрия).
Можно уже сейчас сказать, что та идея "Единой Европы", которая все еще теплится в головах еврочиновников из Брюсселя, неизменно канет в Лету. По большей части, это произойдет по одной причине: "Единая Европа" на практике всегда формировалась сначала как деструктивный политический полюс, а уже потом, как идейный объединитель. Современная идея "Единой Европы" возникла в качестве альтернативы СССР и Восточному блоку просоветских стран. Затем ЕС стал необходимым полем борьбы всех "цивилизованных сил" с "неправильными" европейскими режимами — остатками эпохи "народных демократий" в Восточной Европе. Как только "фактор противостояния" нивелируется и меняет свои знаки и смыслы, Евросоюз начинает "играть в созидание", продолжая на деле разрушать все, до чего дотягиваются его руки, выстругивая из европейских государств-наций общечеловеческие големы без внятных внешних и внутренних границ. Пригласив с одной стороны в Европу мусульман, а с другой — буферные государства Восточной Европы, "цепных псов Европы", будки которых исторически не предназначены для полноценного "европейского дома", ЕС окончательно отменил все смыслы координат собственного пространства. После договора в Ницце возник своеобразный вакуум современной Европы: вместе с расширением Евросоюза на Восток становится совершенно непонятно, где именно и по какому принципу заканчиваются его политические и цивилизационные границы. Сегодня Евросоюз выступает как саморазрушающийся унификатор последнего внутреннего препятствия, которое все еще сохраняется в Европе — самих европейских народов, их идентичности и самосознания. Но на самом деле Евросоюз все больше уподобляется легендарному Кроносу, который в припадке безумия и страха, что у него отберут власть, начинает пожирать собственных детей. Как мы помним, последствия этого процесса для самого Кроноса оказались весьма плачевными.
