"Оранжевую революцию" в Москве не допустить очень легко. Ее надо просто допустить. А еще лучше — спровоцировать. Судя по некоторым признакам, в Кремле это понимают.
Казалось бы, опыт бишкекских погромов должен был хоть чему-то научить наш "политический класс". Но куда там! И трех месяцев не прошло, как потушили последние пожары и убрали последние трупы (да и последние ли? — еще вопрос), а прогрессивная общественность уже снова застыла в ожидании бескровной народной революции в Москве. Дмитрий Шушарин — неглупый, вроде бы, человек — пишет на "Гранях" буквально следующее:
"У нас в 1991-м не было красно-коричневой революции, была совсем другая. И почему будущий общественный кризис должен непременно стать красно-коричневым? Может быть, это будет продолжение августа 91-го?".
Ну, по поводу "продолжения августа 91-го" тоже можно поспорить. Думаю, что у русских, бежавших из Грозного от проснувшейся у чеченского народа тяги к свободе и независимости (выразившейся, как известно, в грабежах, убийствах и работорговле) может быть свое мнение насчет "славной революции девяносто первого года". Правда в силу ряда причин, русские беженцы очень редко публикуются на "Гранях". Но дело даже не в этом.
Прогрессивная московская общественность сегодня старательно напрашивается не на девяносто первый, а на девяносто третий год — со всеми его прелестями. В многомиллионном, многонациональном городе, где имущественное и социальное расслоение достигло уже крайнего предела, где, по самым скромным оценкам, четыре миллиона человек проживают нелегально, где от блошиного рынка на Черкизовской до бутиков Третьяковского проезда всего девять остановок на метро — в таком городе любая революция может начаться только под одним лозунгом: "Запирайте этажи — нынче будут грабежи!" Если прогрессивная общественность этого не понимает, власть всегда может сделать ей такую любезность — оставить ее, общественность, один на один с собственным народом. На одну или на две ночи. Опыт девяносто третьего года показывает — этого будет достаточно.
"Применить все силы правопорядка для подавления фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований! Если этих сил будет недостаточно — использовать регулярные вооруженные силы!" Знаете, кто автор этих кровожадных призывов? Ни за что не догадаетесь. Григорий Явлинский собственной персоной! Последовательный борец с антинародным режимом в ночь с третьего на четвертое октября буквально призывал этот самый антинародный режим "проявить максимальную жесткость в подавлении бандитствующих элементов. Убрать насильников с наших улиц, выкинуть их из наших городов!" Михаил Леонтьев отдыхает.
Вообще, совесть нации в ту ночь показала себя с самой лучшей стороны. Кто-то еще пытался изображать невинность ("Я всю жизнь пытался бороться за права человека, защищать достоинство личности от произвола власти. Но столь же твердо я готов защищать эти права от осатанелой толпы, которой ее преступные вожаки вручили оружие, превратив ее в острие фашистского мятежа" — Сергей Ковалев), большинство же просто и без затей требовали крови ("Эту фашистскую банду надо подавить! Чем скорее, тем лучше. Сегодня к преступникам не должно быть снисхождения, так как их руки уже обагрены кровью" — Елена Боннер). Здесь уже отдыхает не Леонтьев, а прокурор Вышинский. В некоторых кругах это называется — "очко сыграло".
Одним словом, двухдневное рандеву российского общества с российским народом прошло в точности по рецептам Аркадия Аверченко: "Когда открыли ворота, во двор выбежал какой-то оборванный человек и с криком — "Городовой! Городовой!" — скрылся в толпе. За ним выскочил еще один такой же оборванец, размахивая большим мясницким ножом и крича: "Ну подожди, дурачок! Я же не всё, я только кусочек! Ну что тебе — правой руки жалко?!"
Был ли девяносто третий год результатом простой халатности властей, или же итогом тщательно спланированной и лихо осуществленной провокации (на что указывает, например, чудесное исчезновение с улиц Москвы дивизии Дзержинского в ночь на второе октября и столь же чудесная ее материализация утром четвертого) — история этого не знает. Да это, в общем, и не важно. Важно другое: населению — как "общественности", так и "народу" — дали посмотреть на себя в зеркало. Население застыло в ужасе — больше, чем на десять лет. Всем вдруг сразу стало ясно: лучше любая власть, самая циничная, самая лживая, самая вороватая — чем отсутствие какой-либо власти вообще. Анархия = грабежи, пожары и кровь. После девяносто третьего года Ельцину прощали всё — и ваучеры, и подтасованные итоги выборов, и семью, и Чечню. Всё, что угодно — лишь бы не эти. В девяносто шестом году на вопрос: "поддержат ли вас на выборах?" — Ельцин усмехнулся и ответил: "А куда они денутся?" Он мог себе это позволить.
Но ради приведения в чувство российской общественности не стоило и огород городить. Главный адресат "послания девяносто третьего года" находился в Вашингтоне. Надо признать, там все быстро и правильно поняли. Просто сравним два заявления одного и того же человека. "Госсекретарь США Уоррен Кристофер обеспокоен эскалацией напряженности вокруг здания парламента в Москве и предупреждает президента России, что отрицательно отнесется к возможному насилию против парламентариев и любым другим нарушениям в России прав человека". Двадцать девятое сентября. "Госсекретарь Уоррен Кристофер выразил полную поддержку мерам, принимаемым президентом и правительством России по стабилизации положения в Москве". Пятое октября. Как говорится, почувствуйте разницу. В ночь с третьего на четвертое в Вашингтоне со всей силой встал вопрос: кто в России контролирует КНОПКУ? Ее хоть кто-нибудь контролирует?! Когда выяснилось, что ядерное оружие — под контролем, когда отлегло от сердца, Ельцин автоматически получил карт-бланш на всё, в том числе — на активную политику в "ближнем зарубежье". Удачная аннексия Абхазии, неудачная — Чечни, протекторат над Приднестровьем — на все это Соединенные Штаты старались не обращать внимания. В том же девяносто третьем году в Москву был послан Ричард Никсон — посмотреть, как и что. Ельцин Никсона просто не принял. Он мог себе это позволить.
По возвращении в Америку уже умирающий Никсон публично призвал новое поколение американских политиков "никогда не забывать, что Россия на сегодняшний день — единственное в мире государство, реально способное уничтожить Соединенные Штаты". Фактически это означало признание ядерного суверенитета России. Ровесники Никсона, напуганные холодной войной, хорошо понимали, что хотел сказать бывший президент. Сегодня в американскую политику пришло новое поколение, так сказать, непуганое. Как говорили классики, "самое время пугнуть".
Полускрытая угроза насчет "утренника в детском саду", которым покажется "нашим ближним и дальним соседям" распад СССР по сравнению с возможным распадом России, была услышана, но понята была, к сожалению, неправильно. Разговоры о "контроле над ядерным потенциалом России", визит в Москву Кондолизы Райс, судя по всему, с теми же предложениями… Адекватный ответ с российской стороны сегодня может быть только один: "Если вы захотите прямо контролировать российский ядерный арсенал — попробуйте. Только в этом случае мы ни за что не ручаемся". Даже если одна российская бомба в ходе "передачи ключей" куда-нибудь случайно потеряется, или одна ракета откуда-нибудь случайно взлетит — любые ядерные упражнения Ирана и Северной Кореи (даже если таковые и впрямь имеют место), любые угрозы "Аль-Кайеды" (даже если таковая и впрямь существует) — действительно покажутся детским утренником. А расползание российского ядерного арсенала практически неизбежно в случае любой сколько-нибудь серьезной попытки педалировать здесь "оранжевую революцию". Одним словом, как грозил сто лет назад Троцкий, "если нас заставят уйти, мы, уходя, так хлопнем дверью, что на мир обвалится крыша". Сегодняшняя власть имеет возможность осуществить эту угрозу в самом буквальном смысле.
С чисто технической стороны и организация "демо-мятежа", и его последующее подавление трудности не составляет. Для первого необходимо просто не выпускать милицию на улицы денек или два. Для второго же отличным образом подойдет "возрожденная в Чечне российская армия", равно как и другие карательные структуры, накопившие за последние десять лет богатейший практический опыт усмирений. Эксперимент в Благовещенске ясно показал, что некий порог преодолен и вооруженные формирования различного подчинения (Минобороны, МВД, ФСБ и проч.) "стрелять в народ" все-таки будут, при условии, если им не станут задавать вопросы о методах, применяемых в рамках усмирений. Да и потом — за прошедшие десять лет на всех "силовых структурах" такого накопилось… Это Ельцин в девяносто третьем году вынужден был гнать "Альфу" на штурм "Белого дома" чуть ли не из-под палки. Сегодня все будет значительно проще: "Не хотите защищать "антинародный режим"? Как хотите. Нам-то что, мы-то улетим, а вот к вам останутся вопросы. Например, о подробностях штурма "Норд-Оста". Или об операции в Беслане. Или… ну да сами знаете. При смене власти всегда возникает ажиотажный спрос на козлов отпущения. И не пришлось бы вам стреляться по десять раз, как Юрию Кравченко в Киеве". После этого "лейб-кампанцы" из различных спецназов проведут усмирение не за страх, а за совесть.
Два или три года назад ГУВД Москвы заказало одному пиаровскому агентству (которое я сознательно не называю) серию социально-рекламных материалов — уличных бигбордов, листовок и баннеров под общим слоганом "Что будет, если нас не будет". "Нас" — в смысле милиции. Как всегда в российском пиаре, идея была хорошая, а исполнение получилось так себе. Изображения на бигбордах были исполнены в стиле голливудских антиутопий — "Безумного Макса" или "Терминатора": горящие дома, трупы, банды мародеров… ГУВД исполнением заказа осталось недовольно и идею тихо похерили. Похоже, не навсегда. Похоже, сегодня власть не прочь на практике продемонстрировать "общественности" — как внутри страны, так и за ее пределами, "что будет, если нас не будет".
