Осуществлявшийся до недавнего времени руководством России односторонний внешнеполитический курс привел к ослаблению российских позиций и утрате многих рычагов влияния в Центральной Азии. Стремление архитекторов российского либерализма к преодолению "евро-азиатской" социокультурной природы России с сохранением лишь европейской компоненты предопределило их отношение к центральноазиатскому региону как к конгломерату отсталых государств с авторитарной формой правления, сброс которого "с плеч" России был призван благоприятствовать проведению либеральных реформ и становлению демократии. Следовавшая в русле подобных представлений и узкокорпоративных интересов политика российских властей 90-х гг. привела к разрыву многих хозяйственных, культурных и экономических связей, преждевременному выталкиванию центральноазиатских государств из рублевой зоны в 1993 г., сокращению транзита добываемых в них энергоносителей через российские нефтегазопроводы и так далее.
Вследствие одностороннего сворачивания Россией своего влияния в ЦАР страны региона стали объектом повышенного интереса со стороны основных геостратегических конкурентов России за влияние в масштабах СНГ — прежде всего США и Турции, и в меньшей степени Ирана, Пакистана и Китая. Неслучайно, что выступающий идеологом этой политики З.Бжезинский в ряде своих последних работ прямо указывал, что поддержка независимости государств ЦАР в их противостоянии давлению и интеграционным устремлениям России, помощь им в укреплении национальной экономики, вооруженных сил и поиске альтернативных каналов экспорта энергоносителей безусловно отвечает стратегическим интересам США, поскольку блокирует воссоздание "советской империи" и обеспечивает доступ к прикаспийским энергоресурсам.
В русле этих наработок был осуществлен ряд проектов. В политической сфере — патронирование блока ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдова) в экономической — выдвижение проектов Транскаспийского газопровода и Евразийского транспортного коридора (ТРАСЕКА) в обход российских коммуникаций, в военно-технической — вытеснение России с центральноазиатского рынка вооружений и вовлечение стран региона в военные мероприятия альянса (например, создание под патронажем НАТО Центральноазиатского батальона).
Политика Турции, которая является членом НАТО и проводником влияниия США, в первую очередь была связана с использованием фактора ее этнической и конфессиональной близости с большинством народов Центральноазиатского региона. Несмотря на то, что внутренние проблемы, а также драматичный процесс интеграции с ЕС пока не позволяют Анкаре реализовать в ЦАР сколько-нибудь значимые проекты в духе воссоздания "Великого Турана", Турция сохраняет свое влияние благодаря активности в области инвестиций, культурных контактов, помощи в сфере высшего и среднего образования, подготовки офицерского корпуса.
Влияние Китая на Центральноазиатский регион осуществляется сегодня в форме политического и военного давления, но преимущественно — посредством экономической экспансии (создание СП, участие в нефтяных проектах Казахстана, наращивание грузопотоков через железнодорожный переход Урумчи-Дружба и др.). В перспективе именно Китай, вероятнее всего, станет главным конкурентом США в регионе. В то же время КНР, потерявшая с распадом СССР полноценный противовес распространению идей исламизма и пантюркизма в подконтрольном ему Синьзян-Уйгурском автономном районе, едва ли заинтересован в полном уходе из региона России.
Что же касается влияния на ЦАР идеологии "исламского фундаментализма" и связанных с ним террористических структур, то после военного поражения и свержения в 2001 г. талибского правления в Афганистане, а также жестких мер в самих центральноазиатских государствах, нанесших заметный ущерб действующим в подполье партиям "Исламское движение Узбекистана" (ИДУ) и "Хизб-ут-тахрир", потенциал "фундаменталистского подполья" ослаблен, но полностью не исчез и может проявиться через некоторое время в весьма неожиданных формах.
Период правления В.Путина с точки зрения выстраивания центральноазиатской политики оказался неоднозначным. С одной стороны, произошел колоссальный геополитический "откат", связанный с допущением военного присутствия в регионе США (военные базы в Казахстане, Киргизии и Таджикистане) в связи с осуществлением антиталибской операции в Афганистане и последующим "политическим урегулированием" — что создало предпосылки для дальнейшего снижения влияния ЦАР в регионе. С другой стороны, в его правление произошло существенное укрепление ШОС (бывшей "Шанхайской пятерки"), ставшего важным фактором укрепления стабильности на рубежах ЦАР и Передней Азии, произошло сближение в экономической военно-технической сферах с Узбекистаном. Помимо этого, два стратегических союзника России — Казахстан и Кыргызстан — стали членами ЕЭС, а сама Россия в качестве ответного жеста была принята в ОЦАС (Организацию стран центральноазиатского сотрудничества).
Невозможность ухода России из ЦАР определяется целым рядом факторов. Среди них — наличие сокращающегося, но все же достаточно многочисленного русского населения (около 10 млн. человек), подвергающегося во многих из государств региона дискриминации. Очевидная неустойчивость границ, зачастую произвольно проведенных между "республиками" в советский период, накопившиеся веками территориальные споры, межнациональные (межклановые) конфликты как между, так и внутри новых независимых государств, соседство с хронически нестабильным Афганистаном — грозят дестабилизацией ситуации в регионе и возникновением "вакуума влияния", который будет заполнен криминальными и фундаменталистскими структурами, что в условиях фактической прозрачности границ угрожает безопасности самой России. Помимо этого, наличие в ЦАР значительного объема энергоносителей привлекает к нему внимание многих внешних сил, заинтересованных в геоэкономическом вытеснении из него России, пока еще сохраняющей в своих руках контроль над немалой частью системы экспортных нефте- и газопроводов.
В перспективе система российского влияния в ЦАР сталкивается с целым рядом препятствий. Тем более, что назревающая угроза распада или демонтажа СНГ требует "аудита" российской политики в регионе и реструктурирования системы отношений со странами региона. На наш взгляд, политика России в регионе должна быть дифференцированной с учетом базовых особенностей входящих в него стран:
1) Степень стабильности и устойчивости политического режима, который определяется:
а) уровнем поддержки лидера центральноазиатского государства со стороны правящей элиты и населения, легитимности его власти с точки зрения национальных религиозных и кланово-земляческих традиций;
б) степенью укорененности в сознании центральноазиатских народов ценностей традиционного ислама (различается у "кочевых" и "оседлых народов");
в) положением, численностью и реальным общественно-политическим весом русского и русскоязычно населения;
г) степенью остроты межнациональных, религиозных, межклановых и социальных конфликтов, потенциалом социокультурного раскола в рамках формирующихся наций;
д) степенью развитости и консолидированности институтов гражданского общества, от чего зависит уровень развитости партийной системы и возможности возникновения оппозиции правящему режиму;
е) реальным положением оппозиции (официально признана и дееспособна, изолирована, сведена на нет), степенью влиятельности и внешнеполитической ориентацией (про- либо антироссийская, националистическая либо общегражданская, светская либо исламско-фундаменталистская и т.п.).
2) Геополитическое и геоэкономическое положение страны, которое определяется:
а) географическим положением страны, наличием либо отсутствем у нее выхода к стратегическим коммуникациям, прочностью связей между ее регионами;
б) наличием и степенью остроты военной угрозы либо экспансии со стороны сопредельных стран, а также территориальных споров с ними;
в) уровнем оборонспособности конкретного государства и его актуальной военно-политической ориентацией (на вооруженные силы России, США или НАТО) и степенью военно-технической зависимости национальных вооруженных сил от России и других стран;
г) характером внешнеполитической ориентации: "пророссийская", "протурецкая" и т.п., либо комбинированная (лавирующая);
д) стратегической линией по отношению к структурам СНГ и интеграционным процессам (активное либо умеренное участие, наблюдательная позиция с ориентацией на взаимодействие с отдельными членами Содружества в рамках локальных союзов и др.).
Учет вышеназванных факторов позволит Росси при использовании имеющихся у нее ресурсов побудить страны ЦАР к сотрудничеству в разных областях, в решении политических, экономических и оборонных задач.
3) Характер внутри- и внешнеэкономической политики стран Центральной Азии, предопределяемый следующими факторами:
а) выбранной моделью рыночных реформ и результатами преобразований;
б) степенью контроля государственных структур над экономикой, деятельностью хозяйствующих субъектов и бизнес-элитой в целом;
в) уровнем экономической зависимости от России в тех или иных областях экономики;
г) уровнем внедрения нероссийского частного капитала в их национальные экономики;
д) преобладающей внешнеэкономической ориентацией и направленностью внешнеэкономических связей.
В зависимости от соотношения вышеперечисленных факторов экономическая политика России в отношении центральноазиатских государств предполагает разработку и продвижение совместных экономических проектов, лоббирование интересов российского частного капитала для налаживании контактов с национальными бизнес-элитами и получения определенных льгот.
Оценивая возможности влияния России на страны ЦАР в соответствии с обозначенными параметрами, можно заключить, что наиболее ограниченными являются шансы воздействовать на политический режим, существующий сегодня в Туркменистане — стране, лишь номинально состоящей в СНГ и де-факто игнорирующей работы всех его координирующих органов. Газовая "самодостаточность", сведение экономических контактов с Россией к газовым проектам, закрытость режима, элиминирование оппозиции, незначительная численность русских при отсутствии у них собственных СМИ и собственных организаций ограничивают возможности использования в российских интересах оппозиции и взаимодействия с бизнес-элитой. Трансформация ашгабатского режима, как можно предположить, будет неэволюционной, и неизбежно будет сопровождаться клановой борьбой и расколами. В то же время, России не следует делать ставку на его демонтаж, поскольку это может привести к дестабилизации ситуации в Прикаспии. В то же время, российским властям не следует делать односторонний упор на схему "газ в обмен на права россиян, живущих в Туркмении" — но, взаимодействуя с туркменскими властями на основе норм международного права, всемерно отстаивать их права.
Казахстан, из всех стран региона является наиболее влиятельным и предсказуемым партнером России, что подтверждается не только его активным участием в ОДКБ, ШОС, ЕЭП, но и рядом интеграционных инициатив в рамках СНГ (не оцененных, впрочем большинством его членов). Следует также помнить, что именно Казахстан является инициатором приглашения России в Организацию стран центральноазиатского сотрудничества (ОЦАС), и соотносит свои внешнеполитические шаги с интересами и позициями России (не ущемляя при этом собственных интересов). Русскоязычная община Казахстана, при наличии целого ряда проблем, достаточно консолидирована, и имеет возможности для представительства своих интересов. Оппозиция режиму "просвещенно-плюралистического" авторитаризма является достаточно консолидированной (что подтверждается деятельностью Координационного совета демократических сил), но в силу своей завязанности на систему кланово-жузовых отношений пока не может бросить достаточно эффективный вызов действующей власти (что, в частности, подтверждается недавним расколом между КСДС и ведущей оппозиционной партией "Ак жол"). Помимо этого, возможности осуществления "бархатной революции" в Казахстане затруднены вследствие наличия достаточно мощной властно-силовой вертикали, а также способности Н.Назарбаева поддерживать определенный баланс между региональными кланами и жузами, что позволяет прогнозировать его победу на следующих президентских выборах. В силу этого, России следует совместно с властями Казахстана участвовать в реализации взаимовыгодных интеграционных инициатив и проектов в рамках уже действующих структур, не игнорируя при этом взаимодействия с оппозицией
Узбекистан, активно борющийся за политическое и экономическое лидерство в ЦАР, обладает, пожалуй, наиболее сложившейся во всем центральноазитском пространстве национальной идентичностью — что, однако, не исключает борьбы кланов за власть. Все это, а также отсутствие прямого географического "соседства" с Россией подталкивает его к проведению самостоятельной политики, ориентированной не на комплексную интеграцию в СНГ, а на "двусторонние отношения". В то же время, известная уязвимость страны вследствие влияния внутреннего и внешнего "исламского фактора", необходимость продолжения модернизации экономики и вооруженных сил, а также назревшая необходимость смены элит побуждают его к расширению экономического, военно-технического, и в более узком масштабе — военно-политического взаимодействия с Россией (чем отчасти и объясняется "мягкая" интеграция Узбекистана в структуры ШОС). В то же время, Россия едва ли заинтересована в "обвальной демократизации" и падении нынешнего ташкентского режима (ибо на смену ему придет клановый раскол с перспективой "фундаментализации" страны), а возможности "игры" России на внутриузбекском "политическом поле" ограничены вследствие авторитарного характера власти и относительной слабости "русского фактора" в общественной жизни. Поэтому оптимальной линией в отношении Узбекистана является укрепление уже существующих контактов и налаживание связей с формирующейся национальной бизнес-элитой страны (представляющая интересы которой партия победила на недавних выборах в узбекистанский парламент). Как представляется, эта деловая элита в будущем окажется способна демонтировать клановую систему и стать главным субъектом формирования внутренней и внешней политики своего государства.
Таджикистан, переживший кровопролитную гражданскую войну 1992-1994 гг., с учетом "прозрачности" и уязвимости таджикского государства, экономической слабости и хрупкого коалиционного равновесия кланов (бывших "кулябцев" и "исламистов"), объективно нуждается в политическом и экономическом посредничестве и участии России — что признается и интегрированными в правящий режим представителями "демо-исламской оппозиции". Подкрепляют такую уверенность членство Таджикистана в ОДКБ, ШОС и ЕЭП. Маргинальное положение Таджикистана ОЦАС, сложные отношения с региональным лидером Узбекистаном также делают выгодными его партнерство с внешней влиятельной силой, в роли которой выступает Россия. В то же время, американское присутствие в ЦАР в связи с военной акцией в Афганистане, а также попытки Таджикистана подключиться к альтернативным России коммуникациям (собственный участок нового "шелкового пути" в рамках проекта ТРАСЕКА) не нарушают этих отношений. Главная проблема российской политики в данном случае — отсутствие у России собственного проекта интеграции центральноазиатских стран в новые проекты сотрудничества, что уменьшает возможности использования сильных позиций в республике.
Что касается Киргизии, то, на наш взгляд, Россия должна выстраивать отношения с новой властью и элитой, взаимодействуя с международными и региональными структурами, что требует методичной и последовательной дипломатической работы с различными политическими силами в самом Кыргызстане.
В ситуации же "вялотекущего развала" либо форсированного демонтажа СНГ, России следует предпринять максимум усилий для сохранения и укрепления существующих в его рамках структур (прежде всего ОДКБ), межгосударственных объединений (ЕЭП) а также региональных организаций (ШОС и в меньшей степени ОЦАС), выстраивая двусторонние отношения с отдельными странами ЦАР с учетом вышеперечисленных особенностей.
