В том, что в ближайшее воскресенье Владимир Путин станет президентом России, сомнений почти нет. Слишком слабы, рыхлы и непоследовательны его соперники. Слишком велик отрыв и. о. президента от группы вялых, почти уже безразличных ко всему происходящему преследователей.
Поэтому время задаться вопросом: Какими будут первые 100 дней Путина у власти? Как поведет себя новый Хозяин Земли Русской (ХЗР), отбросив опостылевший префикс «и. о.»? Как сказал поэт, чем обернешься еще, двуликая, - стройной постройкой? Грудой развалин?
И потому сегодня материалом народного аналитика Ивана ОХЛОБЫСТИНА мы открываем серию публикаций-прогнозов о первых ста днях Путина-президента. В добрый Путин!
Примечание. Любые возможные совпадения имен, фамилий и отчеств в прогностическом эссе Ивана Охлобыстина с идентификаторами реальных персонажей должны рассматриваться как чистая случайность.
Редакция АПН
* * *
Владимир Владимирович остановил машину посреди березовой рощи, в четырнадцати километрах от города, и вышел из нее навстречу еще прохладному весеннему ветру. Десять минут назад по радио сообщили, что его усилия увенчались успехом, и то, ради чего он не давал себе расслабиться все последние годы, наконец, свершилось. В душе его странным кружевом сплеталось торжество одержанной победы и глубокая, печальная усталость.
- Вот и весна, - подумал он, осторожно прикасаясь ладонью к нежным почкам, уже набухающим на ветках деревьев.
Он еще не знал, что через три месяца с небольшим враг окончательно утратит волю к сопротивлению, подпишет окончательную капитуляцию, и нация вздохнет с облегчением. А сейчас ему предстояло вернуться обратно.
Он напоследок глубоко глотнул весенней прохлады и пошел к автомобилю.
28 марта 2000 года. Москва. Кремль. 9.00.
Сегодня ему предстояло решить, наконец, вопрос Ельцина и его шайки. С одной стороны, именно этому человеку он был обязан своим нынешним положением, с другой – «ельцинисты» продолжали предпринимать беспардонные попытки использовать его президентскую власть. Плюс еще никак не могли успокоиться коммунисты и время от времени будоражили общество очередным законопроектом «об отмене неконституционного указа о неприкосновенности первого президента России и его семьи».
Путин знал, что среди сторонников Ельцина было немало умных людей. Наверняка кто-нибудь из них накопил компромат на нового хозяина Кремля. Но кто? И какой компромат?
Было уже доказано, что на коробке из-под ксерокса отпечатки пальцев Путина появились совершенно случайно. Это подтвердил и Коржаков.
- Кто? Кто? Какие? Какие? – напряженно думал он, поедая в гигантских количествах картошку, тайно выпеченную в камине Георгиевского зала.
Вдали раздались звуки шагов, и в кабинет вошел Волошин.
Владимир Владимирович тайно недолюбливал эту «лису» (как сам Путин окрестил шефа своего аппарата). Недолюбливал, но все-таки уважал за фантастическую способность к выживанию в любых обстоятельствах.
- Ходит слух, что Дьяченко встречалась с Зюгановым, - тут же с порога вкрадчиво сообщил тот.
«Так, - внутренне мобилизовался Путин, - этот слух, конечно, не более чем провокация, но то, что он исходит из уст Волошина, означает, что «ельцинисты» делают предупреждение. Но где их козырь?» – и уже вслух спросил, стараясь оставаться спокойным:
- По какому поводу?
- По поводу экономических афер одного очень влиятельного господина из Санкт-Петербурга. Более ничего не известно, ничего, - картинно всплеснул руками Волошин.
Стало понятно, что через Волошина главу государства пытаются шантажировать старыми ошибками, сделанными еще в его бытность заместителем Собчака. Но тут же на душе стало спокойнее. Наивные люди! Они явно недооценивают его, опытного разведчика. Год назад он уже прикрыл все концы, и оставался только один маленький хвостик в Швейцарии, куда он уже отослал Березовского, чтобы тот обеспечил полную конфиденциальность и будущее благополучие семьи Путина.
Газеты усиленно распространяли слух о жестком противостоянии Березовского и Президента, но это было лишь прикрытие их старой, доброй дружбы на почве обсуждения прочитанных книг и сыгранных партий в шахматы. Несмотря на свой идеализм, Борис Абрамович умел дружить и что самое главное – не потерял вкус к жизни.
4 апреля 2000 года. Берн. Швейцария. 14.00.
Борис Абрамович с удовольствием разглядывал витрину зоомагазина на небольшой улочке старинного городка. За стеклом щебетали разноцветные пичуги, напоминая ему старого, слепого кенора, который обитал в его любимом институтском кабинете лет эдак двадцать назад.
- Подумать только! – расчувствовался опальный олигарх, - когда-то вот так же, на этом месте мог стоять сам Гете!
Тут он вспомнил, что у него через пять минут важная встреча, и быстро зашагал в направлении дома.
Четыре «шестисотых» «Мерседеса» были припаркованы у левой стороны дороги. Это был знак, что его уже ждали. И только поднимаясь по лестнице, он понял, что забыл посмотреть, была ли у окна третьего этажа прикреплена зеленая «тарелка» «НТВ - плюс».
Но было уже поздно. С пятого этажа ему навстречу спускались страшные персонажи в черных костюмах от «Версаче», в которых он без труда узнал людей Абрамовича.
Это был провал.
Березовский ясно себе представлял, чем обернется его задержание для друга и старшего товарища Путина. И олигарху ничего не оставалось, как шагнуть через разноцветный витраж, украшающий окно четвертого этажа, навстречу вечности.
И все-таки за доли секунды в его голове пронеслись бессмертные строки Ростана – «….и крылья жизни сбрасывали в грязь. Скорей подбрасывали к звез…».
Встреча с холодными камнями мостовой помешала ему закончить фразу.
12 апреля 2000 года. Москва. Набережная Яузы. 21.00.
- Вы не представляете себе даже, как отвратительно мне иметь дело с этими идиотами! – тараторил Жириновский, прохаживаясь вместе с Владимиром Владимировичем по берегу реки. - Они думают, что что-то могут сделать сами, без моего бдительного, гениального руководства. Тоже мне политики. Говно! Просто говно какое-то!
Президент практически не слушал его. Час назад он узнал о гибели Березовского. Известие потрясло его, но он не мог себе позволить расслабиться – Жириновский окончательно дискредитировал патриотическое движение своими параноидальными выступлениями во всех гомосексуальных кабаках столицы. Он просто предал великую русскую национальную идею. Чисто по нездоровью, конечно, но от этого россиянам не становилось легче.
- Эта сволочь Баркашов думает, что он самый главный! И это он говорит мне – автору любви к родине! – продолжал бубнить сын юриста.
Дела у Жириновского шли не очень хорошо – приличные люди уже наотрез отказывались иметь с ним дело, люди же просто состоятельные понимали, что у ЛДПР нулевой эффект воздействия на власть, и в деньгах на содержание кремлевского шизофреника отказывали.
Путин огляделся по сторонам. Охрана по его просьбе давно отстала и скрылась за деревьями, а место было достаточно пустынное.
- Закончим эту комедию, - решил он, вытащил из нагрудного кармана револьвер и с бедра выстрелил в спину предателю.
Тот глухо ухнул, нелепо взмахнул руками и с застывшим выражением крайнего изумления на лице свалился в реку. За секунду серая вода с характерным «чмоком» поглотила обрюзгшее тело некогда популярного политического лидера.
Владимир Владимирович усмехнулся, бросил в центр расходящихся по воде кругов револьвер и, не торопясь, побрел к дороге.
28 апреля 2000 года. Подмосковье. Барвиха. 18.00.
Президент направил свой кортеж к одному ему известному дому в Барвихе. Здесь обычно он встречался с Абрамовичем.
Железные створки ворот плавно распахнулись, пропуская машины внутрь двора. Тут же им навстречу выскочили четыре молодых человека в черных костюмах от «Версаче» и с автоматами «Узи» швейцарской сборки в руках.
- Ждите меня в машинах, - приказал охране Путин и вышел к головорезам Абрамовича.
Один из них почтительно указал на входную дверь. Очевидно, Президента уже ждали.
Полтора часа назад ему позвонил в Кремль секретарь Абрамовича и сказал, что шеф хочет сделать Президенту подарок в виде живого или мертвого - на его вкус - Примакова. Перспектива увидеть почтенного дипломата бездыханным расстроила сегодняшние планы Владимира Владимировича, и он поспешил в Барвиху.
В своем ослеплении злобой (от ежесекундно утрачиваемой власти) Абрамович наивно полагал, что делает Путину приятное. Ему и в голову не приходило, что при всех разногласиях Путин уважал Примакова, можно сказать, даже более чем уважал. Периодически в свою бытность секретным агентом в Германии ему часто приходилось сталкиваться с агентами, перевербованными Евгением Максимовичем из других разведок. Их всегда выгодно отличало знание дипломатического этикета, безукоризненный арабский и отвращение к спиртным напиткам. И хотя Примаков давно и безнадежно устарел как политик, насилие над ним не имело никакого смысла.
Путина провели длинным коридором в гостиную и оставили там. Некоторое время он недоумевал, почему Абрамович сразу не вышел навстречу, но вскоре понял, что жестоковыйный олигарх тоже находится здесь, только прячется за портьерой.
- Здравствуйте господин Президент, - раздался вкрадчивый голос Абрамовича, - простите, что не показываюсь, но вы же знаете мои правила, и тем более я не совсем готов внешне – занимаюсь на велотренажере, видите ли. По нынешним временам надо себя держать себя в руках, мало ли – может, бегать придется. Но суть не в этом. Суть в моем мониторе, который стоит на столе.
Владимир Владимирович подошел к столу и заглянул в светящийся экран. На нем он обнаружил изображение тюремной камеры. У стены камеры, рядом с парашей стоял на одной ноге, как аист, Евгений Максимович, распластав в разные стороны руки. К нему, пригибаясь, приближался Гусинский. Небольшой динамик рядом с монитором донес до слуха Президента неприятный голос телемагната-банкрота: «Так вот, как ты, падла, мои эфирчики использовал! Проиграл, пень пердлявый, гоночку! Теперь пришла пора по долгам рассчитываться! Я тебе не чурка Хусейн, мне стеклянные бусы не нужны. Мне золото надо! А ну-ка, рот раскрой. У тебя там вроде зубик золотой. Я его выковыряю, и будешь должен не сто миллионов, а девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять баксов. За один зеленый один зубенок заберу!»
Путин быстро отошел от монитора и сказал Абрамовичу:
- Я вам очень признателен. Это поистине царский подарок. Возьму с собой, отдам ребятам с Лубянки, пусть поработают с ним.
- Хозяин – барин, - раздалось из-за портьеры, - но я, наверно, тоже смею рассчитывать на ваши чувства?
- Вне всяких сомнений, - с удовольствием соврал Президент и поторопил, - ведите этого бобра ко мне в машину скорее, у меня мало времени.
- Жалко, жалко, - хихикнул Абрамович, - а то бы посидели, чайку попили, «пульку» метнули.
«Я бы тебе в башку пульку метнул, разрывную», - подумал Владимир Владимирович, но вслух сказал только: «Будете у нас – заходите».
- Честно слово, зайду, как мама дорогая, - еще раз хихикнул олигарх, скрипя невидимыми педалями.
Когда Президент вышел во двор, Примаков уже сидел в его лимузине и ожесточенно грыз кусок пахлавы. Путин постился, и потому ничего скоромного у охраны для истощенного узника не нашлось.
Всю дорогу Евгений Максимович плакал и сквозь слезы кому-то грозил в окно кулаком. А Владимир Владимирович гладил его по седым кудрям и приговаривал:
- Это ничего! Мы им еще покажем! Вы кушайте саечку с отрубями. Очень полезно для желудка.
Примаков, всхлипывая, кивал и ел.
4 мая 2000 года. Санкт-Петербург. ЖЭК №8 - резиденция Зюганова. 11.00
Когда Валентину Ивановну ввели в холодную приемную жилищно-эксплутационной конторы и она увидела лежащих на столе у открытого окна абсолютно голых и мертвецки пьяных Кириенко и Немцова, у нее не осталось сомнений в серьезности намерений Зюганова. Сам лидер КПРФ стоял в солдатской шинели у окна, широко расставив в разные стороны ноги. Рядом с ним, на стуле у стены, сидел бледный Юрий Михайлович Лужков.
- Я надеюсь, что вам не стоит ничего объяснять, товарищ Матвиенко, - строго начал главный коммунист, - что лежащие перед вами враги всего трудового пролетариата - это подлые приспешники Антанты, иждивенцы, они нажрались до сизых веников на сиротские деньги в ресторане. Где их и нашел товарищ Подберезкин с товарищами.
- Что вы от меня хотите? – спросила Валентина Ивановна, чувствуя, как сознание оставляет ее. Все-таки она была женщина и мать.
- Мы хотим, чтобы вы поддержали умонастроения во всем прогрессивном человечестве и выдали нам бумаги, подтверждающие, что нынешний президент-сатрап обокрал собственный народ и построил на эти деньги гостиницу на родине революции.
- Я ничего не знаю об этом, - только и успела выдохнуть она и потеряла сознание.
В себя ее привела холодная вода «Святой источник», выплеснутая из бутылки ей в лицо Зюгановым.
- Вы мне все скажете, иначе этим змеенышам никогда не избавиться от простатита, - орал коммунист. Он было хотел сказать еще что-то, но Лужков неожиданно выхватил из-за пазухи пистолет, подаренный ему Умаром Джабраиловым на открытии международного конкурса детского рисунка, и дважды выстрелил Зюганову в живот. После чего мэр Первопрестольной помог Валентине Ивановне подняться с пола со словами: «Я не знал, что вот так вот получится, он обещал, что компартия поддержит меня на следующих выборах, я испугался, меня Доренко довел», - попутно оправдывался Юрий Михайлович.
- Ладно, уж, - отмахнулась Матвеенко, - лучше помогите мне ребятишек одеть.
- Точно, точно, - засуетился Лужков и побежал за трусами молодых реформаторов в соседнюю комнату.
6 мая 2000 года. Граница с Финляндией. 7.00.
- Мне нужны результаты, пусть они хотя бы подумают, как следует, - в последний раз Президент проинструктировал Примакова и подтолкнул его ладонью в спину.
Пожилой дипломат, неловко поджимая ноги, покатился с горы на лыжах в сторону финской границы.
Путин отправлял Евгения Максимовича за границу, чтобы тот убедил мировое сообщество, будто Россия спит и видит, как бы ей вступить в НАТО. Примакова за границей жалели и любили, соответственно, появлялась вероятность, что лидеры Североатлантического блока хотя бы для сохранения лица возьмут несколько месяцев на раздумье. Владимиру Владимировичу были нужны эти несколько месяцев, как воздух. Он надеялся за указанный срок реформировать российскую армию и частично восстановить экономику в стране. Что же касается самого Примакова, то перенесенная им в застенках Абрамовича психологическая травма не позволяла критично оценивать действительность, и очевидный абсурд присоединения России к НАТО был ему совсем не очевиден. Тем более, что за границей старика ждали медицинский уход и интеллигентное общество.
8 мая 2000 года. Санкт-Петербург. Невский проспект. 12.00.
- Бегите во двор! – крикнул Лужков Валентине Ивановне, а сам с пистолетом в руке встал на пути «бычка», доверху груженого преследователями пенсионного возраста.
Матвиенко, взвалив на себя рыхлые тела молодых реформаторов, побежала в указанном направлении.
Сзади взвизгнули тормоза, раздался глухой стук, и по мостовой покатилась окровавленная кепка.
Валентина Ивановна огляделась по сторонам. Это был тупик. Не имея иного выхода, она отодвинула чугунную крышку канализационного люка и спустилась туда. Едва она успела закрыть крышку, как по ней уже застучали каблуки преследователей.
- Где эта белогвардейская подстилка? - раздалось у нее над головой. Она узнала голос Селезнева.
- Не знаю, может, туда поскакала? - послышался второй голос, в котором она без труда опознала ломкий баритон Подберезкина.
Тут произошло непредсказуемое – Борю вырвало. Матвиенко внутренне распрощалась с жизнью и зажмурилась.
- Что это было? – истерично крикнул Селезнев.
- Это, Гена, у тебя газы от голода, - ответил Алексей.
- Это не у меня! – не согласился спикер.
- Не стесняйся, Гена! Ты только один из миллионов голодающих стариков, доведенных до последней черты бездуховностью власти! – настаивал лидер «Духовного наследия».
- А, хрен с тобой, очкастый! Побежали, - не выдержал Селезнев, и послышались их удаляющиеся шаги.
Валентина Ивановна облегченно вздохнула и принялась головой спихивать в сторону трехпудовый чугунный люк.
10 мая 2000 года. Санкт-Петербург. Ночной клуб «Сайгон». 2.00.
По старой доброй агентурной традиции, только один раз в четыре года специальное подразделение СВР в условиях строгой секретности устраивало встречу Владимира Владимировича с супругой. На этот раз в качестве условного места избрали ночной клуб «Сайгон», закамуфлировав семейное свидание под посещение новым Президентом мест отдыха прогрессивной молодежи.
Вот уже двадцать минут он сидел у стойки бара с полупустой рюмкой в руке, а жены все не было. Зато была бухая Элла Памфилова. Она задиристо трескала водку вперемежку с шампанским и монотонно требовала конфиденциальной встречи с Президентом в ванной комнате, мотивируя это своей наклонностью к точным наукам. Он морщился и не соглашался. Ему было не до этого. Он знал, что сразу после встречи ему придется перевозить в Москву прятавшуюся за помойными бачками на заднем дворе клуба Валентину Ивановну с молодежью на руках. И понимал всю ответственность этого поступка. Но теперь, после гибели Бориса Абрамовича, он стал практически неуязвим. Деньги пропали, зато появилась свобода действий.
Занавес распахнулся, и на сцену, под аккомпанемент электрогитары и тромбона, вышла ослепительная, сексуальная блондинка, в которой Путин не без изумления узнал свою супругу. Он чуть скосила на него глаза, поднесла к лицу микрофон и запела: «Не уезжай, ты мой голубчик» и т.д.
Невозможно передать весь комплекс чувств, охвативших в это мгновение душу Владимира Владимировича. Ему захотелось с диким криком пробежаться прямо по сервированным столам к сцене, перекинуть через бедро вислозадого бас-гитариста и прижать, наконец, к груди свою родную половину. Но он мобилизовал всю свою волю, и только очень хорошо знавший его человек по характерному дрожанию левого века мог бы определить, что Президент находится в крайнем возбуждении.
- Может, все-таки пойдем в ванную? – икнула рядом Элла. - Ведь я математик.
- Хорошо, - схитрил Путин, - идите первая и чиркните мне какую-нибудь теорему.
- О кей, пыжик! – еще раз икнула пьяная прилипала и на мягких ногах побрела к мужскому туалету.
Владимир Владимирович встал - практически вслед за ней - и направился к выходу, чувствуя на спине влюбленный взгляд своей мужественной супруги.
Не выдержал он только в машине, когда Валентина Ивановна забросила на заднее сидение спасенную юность и села сама.
- Пора кончать Валя, устал я прятаться, - сказал он ей, - завтра передай распоряжение Грефу – дело «Мабетекса» разморозить и довести до финала в недельный срок, а труп Ленина в эти же сроки похоронить. Семь бед – один ответ.
- Я понимаю тебя Вова, - кивнула она и предложила, - может, нашу?
- Давай, - согласился он, протянул руку к радиоприемнику и переключил что-то врущего Ястржембского на волну радиостанции «Радонеж».
Мимо потянулись ночные ландшафты, а из динамиков понеслась к звездам прекрасная, как эти звезды, песня: Боже царя храни! Царствуй державный…
