России нечего искать западнее Минска, Харькова и Тирасполя
Вся трагикомическая история козыревско-примаковской дипломатии ничему Россию не учит. Москва, бесчисленное число раз битая Западом и его новоявленными восточноевропейскими шестёрками по носу, продолжает с энтузиазмом таскать для Запада и этих шестёрок каштаны из огня. На этот раз киевские каштаны из светло-коричневого огня. Риторический вопрос — зачем? Ответ вряд ли будет найден в сфере здравой человеческой логики.
Сначала Россия полностью выпустила из рук Балканы вместе с дружественной и стремившейся войти в ее протекторат Сербией. Затем Россия предала Абхазию в то время, когда вся политическая элита и население этой страны хотели видеть её субъектом Российской Федерации, а очухалась уже тогда, когда в Абхазии сложилась и пришла к власти иная элита, с холодом и недоверием относящаяся к северной мачехе. Вскоре была предана Белоруссия, глава которой просто выражал установку всего белорусского народа и элиты на восточный геополитический вектор и евразийскую интеграцию. Затем настала очередь предательства Приднестровья, выразившегося в поддержке молдавского коммуниста Воронина (в тот период, когда выяснилось, что последний не способен выполнить ни одно из предвыборных обещаний — ни относительно статуса русского языка, ни относительно вхождения в союз России и Белоруссии). Наконец, Украина: сначала было предано пророссийское республиканское движение в Крыму, которое можно было умело использовать в качестве фактора давления на Киев, а ныне официальная Москва (сюда, конечно, не относятся Лужков, Жириновский, Затулин и другие политики более низкого уровня, не влияющие на внешнеполитическую политику Кремля) сдаёт пророссийский и антизападнический Донбасс и всю юго-восточную Украину.
Москва следовала и следует этой ущербной политике, наследуя дипломатию романовских времён, стремясь навязать старушке-Европе своё общество. Раз за разом на протяжении 350 лет (!) со времён хрестоматийной дипломатии Ртищева Россия терпит на этом пути провал за провалом. Просто потому, что Европа отказывает России в праве быть своей частью. Один из таких отказов обернулся Крымской войной и поддержкой польско-литовского сепаратизма в 60-х годах 19-го века. Это после того, как Россия положила сотни тысяч своих солдат, освободив Европу от Наполеона и усмирив восстание в Австрии. Затем следовало извлечь урок из Ялты и Потсдама, когда Россия, положив на алтарь свободной Европы десятки миллионов, оказалась за железным занавесом.
А всё очень просто — Россия не является Европой, и слава Богу. Во-первых, Европы как географического континента просто не существует. Уральские горы никакие два различных пространства не разграничивают. Гораздо с большим основанием отдельным континентом можно было бы считать Индию. Европа — понятие не географическое, а цивилизационно-историческое. И в эту Европу Россия не входит, ибо не принимала никакого участия в формировании этой цивилизации. В базовых сюжетах европейского исторического процесса Россия не имеет своей партии, реже — является статистом или героем второго плана, а при максимальном напряжении своих исторических сил — дежурным антигероем. Россия не входила в состав ни Римской империи, ни Священной империи Карла Великого, в её истории не было инквизиции и реформации, а крестовые походы совершались по отношению к самой России.
"Ни истинная скромность, ни истинная гордость не позволяют России считаться Европой, — писал Данилевский в своём фундаментальном труде "Россия и Европа. — Она не заслужила этой чести и, если хочет заслужить иную, не должна изъявлять претензии на ту, которая ей не принадлежит. Только выскочки, не знающие ни скромности, ни благородной гордости, втираются в круг, который считается ими за высший; понимающие же свое достоинство люди остаются в своем кругу, не считая его (ни в каком случае) для себя унизительным, а стараются его облагородить так, чтобы некому и нечему было завидовать".
При всех усилиях, русские не смогли перенять ни позитивные, ни негативные качества европейцев. Это не хорошо и не плохо. Это просто факт. И на Западе (США, являющиеся заокеанским продолжением Европы, имеют гораздо больше оснований для того, чтобы называться европейской страной) очень отчётливо это понимают. Взгляд Европы на Россию (как народно-самобытную, так и элитарно-европейничающую) является продолжением взгляда маркиза де Кюстина.
Европействующая элита России напоминает хилого, неказистого и очкастого ребёнка, имеющего способности к математике, пению и рисованию, но которого соседские дети не пускают играть в общие игры. Но ребёнку обидно, и он начинает хныкать и умолять: ну пустите меня, я поломаю свою скрипку на ваших глазах! И ведь приносит, и ломает под общий хохот! Но в игру его всё равно не берут…
Белой Руси повезло больше. Там основная часть народа инстинктивно осознаёт, что никто его на Западе не ждёт. Более того — последнее соприкосновение с Западной цивилизацией, которое имело место в 1941 — 1944 годах, здесь помнят очень хорошо. Повезло Белоруссии и с ее подлинно народным президентом, сумевшим указать своей европейничающей элите на место у помойного ведра. Белорусский президент, возможно, не стремится к союзу с Россией и другими странами Евразии, возможно, ему совсем не хотелось напрочь ссориться с Западом. Но выбора у него не было и нет. Национальный инстинкт белорусского народа не позволяет Лукашенко вести себя иначе.
А вот Украине повезло меньше всех. Хотя бы потому что нет её, единой Украины. Есть Галиция, формировавшаяся в единой пространстве с Польшей и Австрией, и потому имеющая гораздо большие основания называть себя Европой. Есть восточные области Украины, являющие собой одно целое с Россией и присоединённые к Украинской ССР по прихоти большевиков. Наконец, есть центральные области Украины, в которых европействующая элита смогла убедить себя и народ, что она с Западной Украиной и с Европой — одно целое. Ситуация, сложившаяся после краха СССР такова, что Запад на данный момент намного сильнее, и во влиянии на пограничные области, не говоря уже об исконных территориях Европы. Россия с ним конкурировать неспособна. И не надо пытаться это делать. Не надо изображать из себя "гегемонов-миротворцев". Не надо приписывать себе те качества, которыми мы не обладаем — а посредничать в конфликтах у русских традиционно получается "как всегда".
Но объединять, консолидировать пространства и народы у России получалось всегда. И объединить те народы и пространства, которые осмысленно тянутся к России, стучатся в нее, просят принять под державную руку — у России получится. В 1992 году у России был прекрасный шанс принять под свою власть Абхазию и Южную Осетию. Россия тогда этим шансом не воспользовалось, а осознание этой возможности пришло к русским очень поздно, когда абхазы успели разочароваться в двурушничестве и откровенном предательстве российской элиты. В 1990 — 1999 годах неоднократно предоставлялся шанс в тех или иных формах гарантировать безопасность Сербии и закрепиться на Балканах. По крайней мере, у России была возможность наложить в Совбезе ООН вето на силовую акцию против Югославии. Сегодня те, кто ездят заступаться за Милошевича в Гаагу, могут рвать на себе волосы — они сами должны помнить, кто его сдавал и кто ему выкручивал руки 5 лет назад, когда над его страной осуществлялся геноцид. Катастрофа панславистского проекта на Балканах — свершившийся факт. Именно поэтому сегодня важно понять, что все наши ставки внутри Европы — проиграны.
Но у России ещё есть шанс воссоздать своё историческое пространство, называемое Россией-Евразией, объединить все области и территории, которые уже состоялись в качестве культурно-исторических субъектов, отличных от Европы. Речь идёт о Белоруссии, юго-восточной Украине и Приднестровье. И всё. Других интересов у России в Европе нет и быть не должно. Надо остановиться и начать последовательную демаркацию цивилизационных границ с ЕС. Надо признать полное право Европы на те области, население которых видит себя в Евросоюзе — на страны Балтии, на центральную и западную Украину, на Бессарабию. На берегах Днепра и Днестра будут стоять войска НАТО — это надо признать как неизбежное. Но Россия и другие страны Евразийского пространства должны закрепиться на противоположных берегах. И за эти берега держаться мёртвой хваткой.
Надо восстанавливать связи, копить силы, как во времена Ивана Калиты. Черпать силы в собственной традиции, в собственном пространстве, в собственных святых, в собственной исторической памяти. Такая политика не имеет ничего общего с изоляционизмом и железным занавесом. Она диктуется элементарным инстинктом самосохранения. Если события пойдут по иному сценарию — возможно, история России на этом закончится.
