Не успели стихнуть разговоры о создании в Чеченской республике особой «пенитенциарной территории», как политическая элита Чечни выступила с новой политической инициативой. На сей раз инициаторами стали депутаты парламента республики.
Сегодня мы уже можем говорить о своеобразном «разделении властей» в Чечне. Рамзан Кадыров и представители исполнительной власти республики гораздо в большей степени концентрируются на решении практических вопросов (будь то торг с федеральным центром по поводу распределения экономических и управленческих ресурсов или обеспечение преференций для заключенных чеченской национальности). Парламентарии же сосредоточены на проблемах, имеющих идейно-политическое значение, затрагивающих идентичность Чечни и чеченцев. Таким образом, идейно-политические инициативы позиционируются не как частное мнение отдельных чеченских руководителей, а как «глас народа». В этом смысле их легитимность гораздо выше, чем инициативы президента республики (несмотря на высокую популярность Рамзана Кадырова в Чечне).
Фактически, чеченские парламентарии продолжают свою жесткую линию по формированию партикулярного статуса республики в системе российского законодательства и в составе российского государства вообще. Но и этим значение их политических инициатив не ограничивается. Сегодня депутаты Парламента Чечни создают прецеденты того, как с помощью законодательных новел и депутатских предложений создавать для того или иного субъекта Российской Федерации «особое положение». За примерами далеко ходить не надо. В декабре 2006 года народные избранники Чечни выступили с идеей создания парламентской комиссии по оценке ущерба от действий федерального центра на территории республики в 1994–1996 и 1999 гг. В марте 2007 года «компенсационная» методология была снова апробирована. Парламент Чечни предложил Государственной Думе России принять поправки к Закону «О реабилитации жертв политических репрессий», которые предусматривают выплату денежных компенсаций пострадавшим от сталинских депортаций.
21 марта 2007 года «Независимая газета» опубликовала материал, в котором утверждалось, что чеченские власти попросили выделить единовременно 18 миллиардов рублей для реабилитации жертв сталинской депортации, а затем выделять еще 10 миллиардов рублей ежегодно. Именно такой порядок цифр был указан в пояснительной записке к поправкам в Закон «О реабилитации жертв политических репрессий».
При желании парламентарии Ингушетии могли бы создать «особую комиссию» по оценке ущерба от осетино-ингушского конфликта в 1992 году (обвинив попутно центр в «потворстве» Владикавказу). Ингуши, как и чеченцы, были депортированы в феврале 1944 года. Депортациям подверглись также балкарцы, карачаевцы, калмыки. А значит, подобного рода комиссии или инициативы могли бы быть озвучены и региональными парламентами Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Калмыкии. И осетинские парламентарии могли бы выставить свой счет не только Магасу, но и Москве (слишком поздно центр втянулся в разрешение конфликта вокруг спорного Пригородного района). А уж если искать исторические списки прегрешений Москвы перед отдельными российскими территориями, то можно вообще всю парламентскую деятельность ограничить оценкой «ущерба».
Можно конечно сказать, что Грозному позволено то, что невозможно для Магаса, Казани или Владикавказа. Можно также справедливо заметить, что продолжение чеченского опыта грозит хаосом государству, а потому сомнительно, чтобы другие субъекты стали требовать для себя преференций. Однако подобного рода соображения базируются на принятии не вполне состоятельного тезиса о сохранении сегодняшней «вертикальной стабильности» на вечные времена. Между тем, никто не может дать гарантий сохранения стабильно высоких цен на нефть, а также «стабильного консенсуса» внутри элиты по поводу проблемы-2008. А если так, то логично предположить, что такое политическое «ружье», как «особый статус» для одного из регионов может выстрелить в самый неподходящий момент. В конце концов, никто (включая и американских аналитиков) до конца 1980-х гг. всерьез не планировал, что соответствующие статьи Конституции СССР о «праве выхода» будут востребованы в политической практике.
Вернемся, однако же, к новой политической инициативе чеченских парламентариев. Народные избранники Чечни планируют «раскулачить» Стабилизационный фонд России, взяв из него средства, необходимые для «достойного», на их взгляд, воздаяния жертвам сталинских репрессий. Спикер парламента Чечни Дукаха Абдурахманов (ставший вторым после Рамзана Кадырова публичным политиком в республике) заявил, что 8 миллиардов рублей — это та сумма, которая необходима для полноценной реабилитации жертв сталинизма. Более того, «Парламент и Конституционный суд Чеченской республики обратились в Конституционный суд РФ, чтобы он инициировал перед федеральной властью решение этого вопроса», — пояснил спикер республиканского парламента. По словам Абдурахманова, «при наличии политической воли высшего руководства России реализация нашей просьбы реальна». Спикер чеченского парламента считает, что Абдурахманов сумма компенсации, установленная в 1992 году (это — десять тысяч рублей) не является адекватной.
Что ж, с мнением спикера (относительно размера компенсации жертвам сталинизма) можно согласиться. Только с одной оговоркой. Несправедливость такой суммы касается, во-первых, не только «жертв сталинизма». Сама по себе эта формулировка, рожденная романтиками–шестидесятниками, кажется морально устаревшей. Для автора настоящей статьи сталинизм, как политическое явление — безусловное зло. Однако признание этого факта не отменяет того, что политические репрессии против советских граждан начались вовсе не с приходом «лучшего друга летчиков и физкультурников» к высшей власти. Как будто бы политические репрессии против собственного народа Советская власть применяла только в сталинские годы. Как будто бы в годы гражданской войны и НЭПа большевистский режим был «белым и пушистым». Если говорить о репрессиях и депортациях на территории Чечни, равно как и Ингушетии, то они начались никак не в феврале 1944 года (впрочем, это вовсе не оправдывает сталинскую депортацию).
Еще Третий областной съезд Советов Терской области (1918 год) призывал к необходимости выселения местных казачьих станиц. А 25 октября 1920 года приказом № 620 по Кавказской армии Г. К. Орджоникидзе санкционировал выселение казачьих станиц Ермоловской, Закан-Юртовской, Самашкинской, Калиновской, Михайловской за р. Терек с передачей земель и имуществ в распоряжение советских органов власти. Тогда же Орджоникидзе писал, что выселение «произвело на казаков ошеломляющее впечатление», а также «убедило казаков в непоколебимой силе советской власти, а с другой стороны разрешило земельный вопрос для горцев» (Орджоникидзе Г. К. Избранные произведения. Ереван. 1986. С. 242). Тогда 60 тыс. терских казаков из 18 станиц были выселены за Терек (с территории той же Чечни). Тогда же на совещании коммунистических организаций Дона и Северного Кавказа была принята резолюция, в которой подчеркивалось: «Земельную программу Кавбюро ЦК РКП(б) о наделении горцев землей за счет станиц совещание признает единственно возможным способом разрешения земельного вопроса среди горцев». Кто сегодня помнит об этой депортации (проведенной за 24 года до сталинского «великого переселения»)?
Между тем, представители северокавказской революционной элиты в 1920-х гг. охотно воспользовались репрессиями и депортациями против казаков. И сегодня у Дуквахи Абдурахманова и его коллег нет никакого стремления к тому, чтобы уравнять жертв 1920 года и 1944 года. Притом, что и те, и другие имели прямое отношение к территории Чечни (первые упоминания о терских казаках относятся к 1563 году).
По словам видного советолога (чеченского происхождения) Абдурахмана Авторханова,
«во главе горцев стояла тогда та часть горской радикальной интеллигенции, которая с первых же дней русской революции поддерживала большевиков из-за большевистского основного лозунга: «Право народов на самоопределение вплоть до государственного отделения». Во время гражданской войны она, разумеется, предпочла интернационалиста Ленина великодержавнику Деникину. Но требования в национальном вопросе у горской радикальной коммунистической интеллигенции были весьма скромные: они хотели полную внутреннюю автономию для Северного Кавказа в виде Горской советской республики в составе РСФСР. Будущие члены Политбюро С. Орджоникидзе и С. Киров находились тогда среди горцев и поддерживали требование горских коммунистов. Когда кончилась гражданская война, это желание и было выполнено. Естественно, что во главе горцев оказалась тогда именно эта радикальная горская коммунистическая интеллигенция: в Дагестане — Самурский, Коркмасов, Далгат, Мамедбеков, Тахо-Годи; в Чечне — Эльдарханов, Курбанов, Токаев, Ошаев, Арсанукаев; в Ингушетии — И.Мальсагов, Зязиков, Альбагачиев, Гойгов; в Северной Осетии — Такоев, Мамсуров, Бутаев, Рамонов; в Кабардино-Балкарии — Энеев, Катханов, Калмыков; в Карачае — Курджиев; в Черкессии — Хакурати.
Период владычества этих "падишахов" является периодом максимального политического мира, межнациональной гармонии, популярности среди горцев самой Советской власти. К тому же время нэпа (1921–1928 гг.) не давало повода для каких-либо серьезных национально-политических выступлений в стране, если не говорить об отдельных актах провокаций со стороны вечно ищущего ГПУ. Советская власть карала пока что только бывших или настоящих своих врагов. Над народом в целом еще экспериментов не делали. В национальных областях сами «падишахи» и их избиратели имели голос, с которым считалась и Москва. Ко всему этому большевики вели на Кавказе особо эластичную и осторожную политику. Все делалось для того, чтобы укрепить северокавказцев в убеждении, что они всерьез получили ту заветную самостоятельность, за которую боролись веками. Это и обязывало к эластичности и гибкости в тактике».
Процитированный выше фрагмент взят из известного авторхановского труда «Убийство чечено-ингушского народа. Народоубийство в СССР». Как видим, Авторханов (последовательный противник сталинизма) объективно признает тот факт, что в первой половине 1920-х гг. Советская власть на Северном Кавказе опиралась, прежде всего, на «национальный элемент». И эта опора исчезла лишь после того, как на Кавказе пошло строительство «социализма по широкому фронту» по универсальным стандартам. Впоследствии в своем фундаментальном исследовании «Империя Кремля. Советский тип колониализма» Авторханов напишет о неблагодарности Советской власти по отношению к чеченцам и ингушам (они де поддержали большевиков против казаков в 1920 году).
Во-вторых, оценки чеченских парламентариев (о недостаточных суммах компенсации для жертв политических репрессий) можно было бы признать обоснованными, если бы они не ограничивались представителями одного лишь чеченского этноса. По справедливому замечанию историка и правозащитника Александра Черкасова, «если мы меняем Закон о реабилитации, — а предложения чеченских депутатов по смыслу предполагают не столько осуществление, но, скорее, изменение Закона, — то эти изменения должны коснуться всех. Репрессии по национальному признаку — преступление. Но деление реабилитированных на категории — это, по меньшей мере, недоразумение. Такое вот изменение Закона должно коснуться и московских репрессированных (здесь их, по разным данным, до 17 тысяч), и ссыльной республики Коми, и Магаданской области...»
Увы, но чеченские изобретатели новой политической инициативы не стремятся к восстановлению справедливости по отношению к всем жертвам коммунистических репрессий и депортаций. Между тем, логично было бы пересмотреть механизм компенсационных выплат по отношению ко всем пострадавшим от советского режима. В реальности же народные избранники Чечни заботятся лишь о территории своей республики, проявляя тем самым, политический «нашизм». Главное, чтобы «наши» получили особый порядок компенсаций, более высокий (по уровню сумм), чем у других. При этом из их поля зрения уходят те же чеченцы, проживающие за пределами сегодняшней Чечни. Как справедливо замечает Александр Черкасов, «так, ведь не в одной Чечне они (чеченцы — С.М.) живут! И старик, обитающий ныне где-нибудь под Россошью, должен получать эту компенсацию через местные структуры. А ведь за пределами Чечни живёт если не большая, то, по крайней мере, большая часть чеченского народа».
Борясь против сталинизма на словах, в реальности народные избранники Чечни воплощают сталинскую методологию и подходы «вождя» к национальному вопросу. Для товарища Сталина (как и для советской общественной науки) приоритетны были не личные гражданские права, а права коллективные (права наций). Именно этот подход был положен в основу нациестроительства в СССР. Чем закончилась реализация этого подхода на практике, мы осознали в 1989-1991 гг. По справедливому замечанию профессора Университета Беркли Юрия Слезкина, «Советский Союз был создан националистами, и был разрушен националистами».
Когда этнические сообщества рассматриваются как коллективная личность (или социально-биологическое образование), то рано или поздно формируется представление об «этнической собственности на землю», а также эксклюзивных правах той или иной этноэлиты на территорию. Мартовские новеллы чеченских парламентариев предлагают государству выплатить долги не пострадавшим гражданам, а всей этнической группе в целом. При этом именно чеченский этнос рассматривается как «самый пострадавший». Последняя чеченская инициатива, таким образом, работает на сохранение регионального апартеида, существующего сегодня в России. По сути, она провозглашает этнические группы (а не отдельных граждан) субъектами правовых отношений. Между тем, такой подход, с одной стороны, усиливает замкнутость Чеченской республики, а с другой — «чеченофобию» внутри России. Однако, скорее всего, парламентарии Чечни думали не о восстановлении исторической справедливости. Им нужно было в очередной раз вызвать у Кремля комплекс вины (а также усилить эти настроения внутри республики), показать его зависимость от Грозного.
Позволю себе еще раз процитировать Александра Черкасова:
«Интересно, для того, чтобы добиться такой же справедливости, стоит ли потомкам раскулаченных воссоздать крестьянскую армию Антонова? Уйти потом в тамбовские леса (или какие леса у нас там остались?), после — выйти из леса и заявить о лояльности. И тогда Кремль, убоявшись, им тоже даст немного справедливости...»
Риторический вопрос. Однако, соглашаясь на все новые и новые предложения Грозного, Москва с каждым днем превращается в Московское государство времен позднего средневековья. Государство, которое вплоть до XVIII века гарантировало собственную безопасность путем «поминок» (т.е. фактически дани) Крымскому хану. Похоже, в новейшей истории роль Крыма перешла к небольшой северокавказской республике…
