По материалам круглого стола АПН
В начале я хотел бы кратко остановиться на нескольких тезисах, уже прозвучавших в нашей дискуссии. Первое. Очевидно, что решения о реформе губернаторских выборов готовились независимо от «террористической атаки» конца лета — начала сентября. И они были бы реализованы примерно в те же сроки, с иной аргументацией, даже вне контекста террористической угрозы. Поэтому мы не должны идти по «ложному следу» и выяснять взаимосвязь данных политических реформ с террористической угрозой. Предложенные Президентом России политические реформы имеют иную природу и иную мотивацию, о которых я скажу ниже.
Второе. Необходимо отказаться от дискуссии еще по одному ложному следу. Это касается обсуждения вопросов конституционности и, в частности, попыток применения к ситуации с губернаторской реформой ряда постановлений КС 1996-2000 годов. Несомненно, мы можем и должны обсуждать конституционность реформы, но не следует делать акцент на предшествующей практике конституционного судопроизводства.
Конституционный суд рассматривал правовую коллизию, связанную с избранием губернаторов законодательными собраниями, однако Конституционный суд никогда не рассматривал правовую коллизию, связанную с избранием губернаторов законодательными собраниями по представлению и при участии президента. Соответственно, в практике Конституционного суда нет прецедентов рассмотрения таких ситуаций. Конституционный суд будет исходить именно из этой позиции, когда к нему поступит соответствующий иск.
Третье. Еще один важный момент, в том числе и с точки зрения будущего рассмотрения реформы КС. Законопроект о губернаторской реформе, скорее всего, подвергнется большой правке в Госдуме. Законопроект внесен в Госдуму в намеренно сыром виде. Это связано с двумя причинами. С одной стороны, это делается для того, чтобы «сбросить» излишнее политическое напряжение вокруг законопроекта, «успокоить» с помощью поправок депутатов, представителей регионов и общественное мнение. С другой стороны, такая ситуация может рассматриваться отдельными группами интересов в администрации Президента, и не только, как способ решить те или иные политические задачи, ревизовать «руками депутатов» некоторые важные положения внесенного законопроекта. Это позволит снять с Кремля ответственность за окончательную редакцию закона, которая может даже ухудшить положение регионов. Иначе говоря, борьба за окончательную редакцию губернаторской реформы еще не закончена.
Четвертое. Я хотел бы поддержать мысль М.Дианова о том, что, в определенном смысле, за основу при создании новой системы выборов губернаторов взят именно германский опыт. Идея о том, чтобы прописать в законе выдвижение губернаторских кандидатур на рассмотрение Президента фракциями законодательного собрания региона (что было в ранних редакциях законопроекта) — это есть наиболее очевидный признак заимствования германского опыта. Мне кажется, что в процессе обсуждения законопроектов в Госдуме к этой идее еще вернутся.
Пятое. Совершенно согласен с тем, что губернаторская реформа повлечет за собой ускорение процессов укрупнения регионов. Это связано и с необходимостью отстройки кадровой политики, и с усиливающимся значением для Кремля стратегий разрушения региональных элит. А укрупнение регионов — это как раз один из эффективных инструментов переформатирования всего регионального политического пространства.
После этих предварительных замечаний, я хотел бы высказать ряд соображений относительно возможных последствий, а также мотивов губернаторской реформы.
Новая система создается в соответствии с рядом принципов.
1. Она призвана создать пространство маневра для президента и центральной власти по принципу: «здесь играем — здесь не играем». В определенных регионах элитогенез будет значительно ускорен и будет проведена кардинальная перестройка региональных элит. В других регионах наоборот, это станет источником консерваций существующих ситуаций и существующих региональных элит. Поэтому, здесь нет однонаправленного процесса. В разных регионах будет все происходить по-разному.
В этом смысле «политическая асимметрия» Федерации только возрастет. Кроме того, до 2008 года включительно (хотя этот процесс и можно несколько ускорить) у нас будут сосуществовать назначенцы с избранными губернаторами. И, кстати, поэтому институт полпредов до 2008 будет сохранять свой смысл.
2. Сетевая структура внутриэлитных региональных коммуникаций сохранится, но существенно перестроится. Что такое новая система выборов губернаторов с точки зрения региональных политических сетевых коммуникаций? Это заявка федерального центра на то, что он повышает свою субъектность в рамках региональной политической коммуникации. То есть, президент и его аппарат превращаются в игрока с блокирующим или контрольным пакетом акций внутри региональной сетевой политической коммуникации.
3. В принципе, если мы хотим понять, как будет устроена политическая система и жизнь регионов в ближайшей перспективе, то надо посмотреть именно на Москву как субъект Федерации.
Почему на Москву? Москва один из немногих регионов, где уже сейчас существует собственно «региональная вертикаль власти», построенная на назначении, а не избрании нижестоящих руководителей. Поэтому на примере Москвы можно достаточно хорошо наблюдать, как работает административно-политический механизм назначаемой исполнительной власти.
И второй момент. Чем всегда отличался политический процесс в субъекте Российской Федерации Москва, в силу его географического совпадения с «федеральным центром»? Тем, что федеральные политические субъекты, федеральные политические игроки здесь всегда существовали в качестве субъектов региональной сети коммуникаций. Ровно тот же принцип организации региональной политической коммуникации, который существовал в последние годы в Москве, будет «прорастать» и воспроизводиться в других регионах в результате той реформы, которая сейчас проводится.
4. Парадигма предложенной реформы очень сильно завязана на воспроизводство того типа политического режима, который сейчас существует в России. Она имеет смысл только при нынешних параметрах власти. Я не говорю «при президенте Путине», но я говорю при моноцентричном режиме, при определенных ограничениях публичной политики, при высоком уровне популярности главы государства и при макроэкономической устойчивости.
Вот при подобных характеристиках политического режима эта система функционирует, наверное, может быть, даже эффективно. Если мы попробуем, так сказать, «в режиме ужаса» представить себе эту систему в условиях позднего президента Ельцина, мы получим совершенно другую оценку.
5. В таком случае, мы должны признать, что главная цель проектировщиков реформы — это не «построение губернаторов». Их главная цель, как в этой реформе, так и в других шагах (например, в связи с дальнейшим укреплением партийной системы, переходом к пропорциональной системе выборов в Госдуму, даже в связи с процессами слияния «Газпрома» и «Роснефти»), — их главная цель заключается в создании набора механизмов воспроизводства политического режима после 2008 года. Внешняя «иерархическая» губернаторская реформа на самом деле призвана решать системные сетевые проблемы политической элиты современной России.
Это новая операция «преемник», но не просто в смысле поиска и создания условий для нового главы государства. Нет. Это операция преемник в смысле создания механизмов инфраструктурного воспроизводства нынешнего политического режима, даже в том случае, если, формально, во главе государства окажется фигура откровенно более слабая, чем Путин.
Правящему классу необходимо создание механизмов косвенного контроля над государством. Контроль только через обладание постом Президента России — это слишком рискованная и ненадежная система.
Политическая элита, основные политические кланы хотят воспроизводить себя и гарантировать свои позиции независимо от того, кто возглавляет государство и как организована формально-иерархическая структура государственной власти. Борьба идет за контроль над сетевой инфраструктурой неформальных внутриэлитных политических коммуникаций.
Путин в 2008 году покинет пост Президента России, но и он лично, и близкие к нему политические кланы должны сохранить контроль над государством. Для этого Путин может стать и премьер-министром, и главой «Единой России». А при наивысшей эффективности создаваемой новой политической сетевой конструкции, он вообще может никем не становиться в официальном механизме власти, остаться таким «теневым лидером» или вообще стать губернатором Санкт-Петербурга. Это уже не очень важно. Важным является то, что определенная правящая группа должна контролировать политическую систему через партийные машины, через систему экономического влияния, через контроль над теми или иными кадрами, спецслужбами и так далее. В целом контролировать государство через «созданную под себя» новую систему сетевых взаимодействий и политических коммуникаций. На создание этой системы и будут потрачены ближайшие 3 года.
6. Тем не менее, остается важный вопрос. А какова роль нового главы государства — третьего президента России — во всей этой структуре. Это вопрос отдельный и достаточно сложный. Хотя достаточно очевидно одно. Практически никто в элите не заинтересован в том, чтобы третий президент России был более сильной фигурой. Практически никто не заинтересован в том, чтобы третий Президент России имел ресурсы и возможности для проведения «третьего передела» власти и собственности в России. Первый передел, и «первую элиту» создал Ельцин. При Путине проводится естественный второй, «компенсационный» передел и создается «вторая элита». Дальнейшая эволюция политической системы, если ей удастся избежать протестного давления снизу, удержать контроль над обществом и над территорией страны — это формирование в эпоху третьего слабого президента общего контура двухпартийной системы — партий первого и второго передела.
Проблема, однако, заключается в том, что увлеченность правящего класса целями собственного воспроизводства и создания новой системы внутриэлитных политических коммуникаций имеет мало общего со стратегическими национальными интересами России. Противоречия между выстраиваемой новой сетевой конструкцией власти и традициями моноцентричной государственности, которые отражены и в современной российской Конституции, могут оказаться «не перевариваемыми» для страны.
