Чуть больше месяца назад министр иностранных дел Японии Таро Асо предложил имеющуюся в российско-японских отношениях территориальную проблему (проблему, причем, исключительно для самих японцев) спорных островов Курильского гряды разрешить оригинальным методом "разделить поровну".
"Если делить "северные территории" (как именуют в Японии Южные Курилы — прим. автора), то японская половина будет состоять из 25 процентов острова Итуруп и трех других островов, которые Япония до сих пор, спустя шестьдесят лет после Второй мировой войны, считает своими", — так озвучил свою мысль министр на заседании внешнеполитического комитета в палате представителей японского парламента. Речь идет об островах Итуруп, Кунашир, Шикотан и группе необитаемых островов Хабомаи.
Правда, японский МИД, после бурной реакции российских парламентариев, поспешил тут же откреститься от слов своего шефа, заявив, что "слова министра не следует рассматривать в качестве конкретного правительственного предложения, но лишь как демонстрацию намерений быстрее достигнуть разрешения территориальной проблемы", дескать, не так вы нас поняли. Впрочем, это не важно. Важно то, что от своих территориальных претензий японцы отказываться не собираются. И своего намерены добиться. Не мытьем, так катаньем. Это можно считать своеобразной геополитической аксиомой.
В этой связи мне показалась интересной мысль из последней статьи апологета "русского сепаратизма" Михаила Пожарского "Отделятесь-2":
"Возьмем, северный регион сказочной страны Эрэфии, который граничит со сказочной страной Финляндией. Регион богат лесом и большим заводом, который из леса делает бумагу. Да и вообще зело красив. Для того чтобы отделить эту область от деспотичной Эрэфии — требуется договориться с какими-либо западными компаниями — посулить им, скажем так, инсайдерские сверхприбыли после «бархатной революции» в регионе. Получив деньги и информационный ресурс можно начинать масштабную пиар-компанию «отделения», напирающую, например, на случай убийства нескольких местных жителей членами этнической мафиозной группировки и полное бессилие действующих властей, надежно вписанных в некую "вертикаль". Пиар-компания заканчивается референдумом. Главный вопрос: "Где вы хотите жить — в независимом, свободном, цивилизованном европейском национальном государстве или в вороватой многонационалии и беззаконии (т.е. Эрэфии)? Затем включаются механизмы «автономного действия»… Возможен такой сценарий? Конечно, возможен! Нужны талант, деньги и дерзость."
А теперь попробуем спроецировать подобную точку зрения на Южные Курилы, которые являются не только богатой биоресурсами территорией (недаром в этих территориальных водах часто ловят японских браконьеров), но и стратегическим транспортным коридором. Иностранный контроль над островами автоматически будет означать, что Россия по факту лишится выхода в Тихий океан. Выходить туда нашим судам придется исключительно через иностранные (японские) проливы. А это — резкое изменение как экономического, так и военного паритета во всем азиатско-тихоокеанском регионе. Невеселые, скажем так, перспективы для России.
Чисто гипотетически можно представить себе картину, что ряд лиц запускают на Южных Курилах программу по типу "Отделяйтесь". Чтобы предсказать объемы и источник финансирования сего проекта семи пядей во лбу иметь не надо. Это и так очевидно. Предположим, что им даже каким-то образом (при пассивности власти и жесточайшем информационном "промыве мозгов" местному населению) удалось провести референдум и создать какую-нибудь "Курильскую республику". Дальнейшее развитие событий математически прогнозируемо — сия новоявленная республика моментально попадет в экономическую и политическую зависимость от Японии (стратегического партнера США в этом регионе), став геополитическим недоразумением. Аннексия этого марионеточного образования и включение «независимых» Курил в состав Японии — лишь вопрос времени.
Правда, вышеописанный сценарий лишь чисто умозрительная гипотетическая модель, практически не имеющая шансов на реализацию ввиду местной специфики. Поскольку в этом случае региональные особенности будут играть здесь главенствующую роль. Не следует скидывать со счетов и тот факт, что Курильские острова являются не только для самих курильчан, но и для жителей сопредельного Сахалина практически такой же (если не большей) сакральной ценностью, как озеро Байкал для жителей Иркутской области. При одном только намеке на возможность отдачи Курильских островов Японии в конце 2004-го года порядка пяти тысяч сахалинцев разной политической ориентации (за исключением, правда, партии власти — "Единой России") вышли на акцию протеста. В то время как на митинг протеста против уже де-факто свершившегося акта передачи амурских островов в трое более крупном Хабаровске вышло в 10 раз меньше. Это серьезный показатель.
Просто такова психология островитян. Японцев там не любят весьма сильно — сильнее, чем немцев в Калининграде. И изменить эти чувства очень сложно. Переход даже одного Курильского острова под японскую юрисдикцию моментально вызовет сильные гражданские волнения, чреватые серьезной дестабилизацией обстановки в регионе.
Однако теоретически развитие сепаратистского сценария тут возможно. В одном случае — если малознакомые (а, вернее, практически не знакомые) с дальневосточной спецификой руководители государства примут безответственное решение о возможной передаче в перспективе даже части спорных территорий Японии. События, в таком случае, скорей всего будут развиваться по такой схеме: гражданский протест — давление Москвы — еще большее возмущение местного населения (которому априори гарантирована поддержка на порядок выше, чем тому же "Байкальскому движению") — инфильтрация в массы сепаратистских лозунгов (наивными ли дураками, хитроумными дельцами или чьими-то агентами влияния) — проведение мгновенно возникшими гражданскими структурами самоуправления общеостровного референдума — отделение и создание "независимой республики" — переход через короткий срок под контроль другого геополитического игрока (ибо такие вещи, как нефтегазовые месторождения и, в особенности, ценные морские биоресурсы — никогда бесхозными сиречь неподконтрольными оставаться не будут).
Ожидать, что в такое марионеточное государство толпами будут ломиться "талантливые и перспективные специалисты", "все недовольные гниющим трупом Эрефии" — удел наивного фантазера. Умные и перспективные специалисты, если им надо, поедут прямиком на Запад, где имеют полный шанс получить весь объем прав и гарантий и сомнительные блага марионеточной "русской республики" их вряд ли привлекут. Это притом что большинство реальных проблем острова марионеточная (коллаборационистская?) администрация вряд ли сможет и будет решать (не стоит забывать, что Сахалин и сейчас — дотационный регион), поскольку фактический хозяин острова никоим образом не будет заинтересован в развитии и усилении нового территориального образования, предпочитая использовать его как свою колонию. Так что о "справедливом" разделе добываемых ресурсов можно просто промолчать. Кто в этом сомневается — рекомендую ознакомиться с реальной колонизаторской практикой из прошлого и позапрошлого века.
Так что если вдуматься, то даже вот такая неброская, схематичная экстраполяция концепции "русского сепаратизма" на сахалинско-курильские реалии показывает, что вместо счастливого и процветающего государства (новоявленной "русской республики"), освобожденного от гнета "московской тирании" (1) и успешно идущего к "свободе и демократии" мы увидим усиленно эксплуатируемую иностранными компаниями при поддержке марионеточного режима криптоколонию с брошенным на произвол судьбы населением (2), разрушающуюся социальную инфраструктуру, разорванные экономические связи, процветающие безработицу, нищету и преступность — короче, все ужасы постсоветского бытия, только в еще более брутальных формах.
Если у нас теперь "истинным национализмом" (пока еще правда в достаточно узких кругах) считается стремление именно к подобному идеалу, то следует всерьез озаботиться мыслью, что националистический дискурс нуждается в серьезной санации. Забавно, что в цитируемой статье г-на Пожарского сепаратистский дискурс камуфлируется под "национально-освободительную борьбу" со ссылками на опыт ИРА. Согласен в том, что часто в истории этнический сепаратизм народов облекался (и облекается до сих пор) в форму национально-освободительной борьбы, однако не стоит забывать, что такое было характерно практически лишь для национальных меньшинств, где противопоставление шло по линии "наш народ — их народ" (зачастую гораздо больший, чем этнос-сепаратист). Поэтому в России возможен кавказский ("мы, кавказцы — они, русские"), якутский («мы, якуты — они, русские»), татарский («мы, татары — они, русские»), но только не русский сепаратизм (по типу «мы, русские — они москвичи»). Пример ИРА вообще не вписывается в контекст, поскольку там борьба идет не столько за отделение от Британии, сколько за воссоединение с Ирландией. Это, примерно так, как если бы в Крыму или в Северном Казахстане действовала террористическая организация, проводящая свои боевые операции с целью отделения данной территории и присоединения ее к России. "Сепаратизмом" подобные действия можно назвать только с большой натяжкой. Так же как нельзя назвать "сепаратизмом" уход граждан из-под контроля государства — те же старообрядцы, уходя в тайгу, порывая практически всю связь с внешним миром и самоорганизовываясь в автономные общины, где практически каждый взрослый мужчина имеет оружие, не ставили себе целью основание какого-то своего отдельного, независимого русско-старообрядческого государства.
Мне представляется, что сама "сепаратистская концепция" (представляющая собой модернизированную и демилитаризированную версию лимоновской "Второй России"), начавшая актуализироваться в последнее время, суть не более чем очередная "разводка", инфильтрованная в националистический дискурс с целью его дифференциации на антагонистические элементы ("сепаратисты" против сторонников "национального государства" и т.д.). Реального практического применения она иметь не сможет, по одной простой причине — русские исторически не склонны к сепаратизму, особенно в нынешнее время, когда их субэтнические и региональные самоидентификации полноценно не проявляются даже на бытовом уровне.
1. Объективности ради следует признать, что политика федерального центра по отношению к российскому Дальнему Востоку конъюнктурна и определяется не столько стратегическими интересами региона, сколько корпоративными бизнес-интересами московской элиты.
2. Согласен, что и сейчас население там живет в отвратительных условиях, но "обмен шила на мыло" сулит еще большее ухудшение.
