Когда развернулось прославление фильма «Остров» как некого нового откровения, я грешным делом ждал чего-то ужасного — или глумления над православием, или бесовщины в стиле «дозоров». Мы живем в эпоху упадка кинематографии — составная часть общего социально-культурного кризиса после распада СССР. Одно из проявлений этого кризиса — замена критики рекламой. «Творческая элита», формируемая по принципу назначенчества и родственных связей, замещает недостаток талантов телевизионным самовосхвалением, а недостаток идей — пошлостью, мистикой или попытками «замахнуться на классику». Классикам остается содрогаться в могилах — один «Тихий Дон» чего стоит. А ведь этот провальный проект подавался телерекламой как шедевр.
Так что пиар «Острова» не предвещал ничего хорошего.
Посмотрев фильм, я вздохнул с облегчением. Нет, не омут, и уж конечно не остров, а так — кочка на нынешнем болоте. Фильм, конечно, не полезный, но не самый вредный. Эдакий милый примитивизм, замахнувшийся на неподъемную для него проблему.
Средства
Фабрика грез незатейлива и в подборе деталей к новому высокохудожественному механизму. Место действия — монастырь, дата — 1976 г. — привязывает к «суровой» эпохе и дает поводы для придирок по поводу нарушения исторической правды. Оставим придирки, так уж и быть — монастырь вообще располагает к вневременному подходу. Но что нам делать с Сухоруковым и Дюжевым. Они ведь, как и большинство нынешних актеров, играют одну и ту же роль, где бы не снимались. Режиссер вынужден брать актера как нужную краску, да набор невелик, и краски проступают через грим самым неподходящим манером. Дмитрий Дюжев — он и в сутане — «Космос». Вроде по сценарию — человек добрый, хозяйственный, духовностью, правда, не сильно тронутый. Но на таких монастырское хозяйство держится. Благодатный материал для полутонов. Но «Космос» как глянет из-под клобука поставленным в прошлых ролях взором — сразу понимаешь, что этому герою человека пришить, как самому Дюжеву высморкаться.
Виктор Сухоруков не менее колоритен. Его хоть под Ленина гримируй, хоть под Павла I — получишь искомый кич и фарс. Лунгину, видно, и нужна карикатура на сладенькое фарисейство клира. Хотя если отталкиваться от сценария и забыть о Сухорукове — настоятель в сущности более мудр, чем герой Мамонова. Но что это я говорю — оба монаха в исполнении наших одномерных актеров в этой истории нужны лишь для того, чтобы оттенить величие главного героя в исполнении столь же предсказуемого Петра Мамонова. Перед ним, в отличие от Сухорукова и Дюжева — задача архиважнейшая, можно сказать — политическая.
Задача
Важная пропагандистская задача, поставленная перед отечественным кино-телематографом — найти нашему времени Героя с большой буквы. Прежние большевики, которые самоотверженно строят дороги, заводы и социализм, нашему времени не подходят. Нужно противопоставить их догматичному альтруизму либо американоподобных пафосных рэмбо в горячих точках, или что-нибудь исконно-историческое. Образцом для подражания нашей молодежи уже объявляли столпа империи Фандорина, но его мультипликационные приключения слишком трудно соотнести с реальностью, чтобы кто-то стал ему подражать. Нужно повысить градус духовности, обратиться к православной культуре.
Но к ней у нашей либеральной интеллигенции — старинное недоверие. Идти к православию прямыми путями Евангелия — комплексы не позволяют. Надо как-то извернуться, показать «новый ракурс».
А не замахнуться ли нам на феномен старчества и юродства? А и замахнемся! Юродивый противостоял царям, резал правду матку и Ивану, и Борису. Старец — молитвенник за нас, многогрешных, помощник мудрым советом. Замесим два в одном, и получим искомого Героя.
Обманщик или волшебник?
Старец-юродивый в исполнении Мамонова то аллегоричен, как Эзоп, то безапелляционен и суров, как Моисей. Он и мудрец, и труженик, и нравственный камертон.
Он, как буддистский гуру, обладает абсолютным знанием о событиях в Париже, отдает приказания по наитию. И мы понимаем — истину глаголет. Обратим внимание — истина эта частенько имеет больше отношения к волшебству, чем к вере. Можно не верить в Бога, но поверить в заявление нашего старца, пройти у него курс молитв, воспринимаемых «пациентом» как заклинания — и все сбудется, болезни исцелятся, и умерший явится с того света. Предсказания и повеления сыплются из героя Мамонова с такой легкостью необыкновенной, что практически обесцениваются. Только братии от него приходится нелегко — на их долю гуру оставляет намеки и притчи в стиле восточного коана. А поскольку братия в коанах ничего не смыслит — следует наказание в виде пожара.
Одно омрачает картину — муки Героя по поводу страшного греха военных времен. Раскаяние по этому поводу и многолетняя аскеза — вот энергетическая установка, производящая откровения и волшебства (может — и пожары?), и заставляющая зрителя довериться старцу. Впрочем, Лунгин, как и положено в религиозной притче, оставляет недосказанность — то ли старец действительно подключен к космической информации и знает, что там творится в Париже, то ли это все — обман «во спасение». Скорее обман — на то указывает сеанс говорения разными голосами. Не Господь же через него говорит разными (!) голосами. Хорошо хоть, спиритизмом не занялся.
Сказка как руководство к действию
Уже через полчаса просмотра сюжетная линия становится очевидной — в финале всех этих чудес неизбежно главное чудо: убиенный старцем капитан должен явиться во плоти и отпустить грех. На этом святом острове Герою должно повезти. Явившийся в своем амплуа мента-«Мухомора» (менять амплуа мэтру тоже лениво), дослужившийся до адмирала (никак не меньше) Юрий Кузнецов не обманул мои ожидания. А как же — не может наш святой быть убийцей. Таков уж примитивизм большинства нынешних сценариев, что хэппи-финалы известны заранее. Важно определиться, кто тут положительный герой — и все сложится.
Помноженная на силу телевидения, схема фильма несет с собой печальные последствия, поскольку для этого есть почва. В православной среде по слабости нашей немало языческого, фокусы и гадания вызывают подчас больше восторга, чем сама Вера. Герой Мамонова — чудный образец для подражания и поклонения. Главное — почувствовать, что через тебя Господь несет свою волю людям — и к делу. Начинается с малого. Легко с православных позиций ответить на вопрос об аборте. Но затем, сотворив нечто вроде «умной молитвы», можно поговорить разными голосами, дерзнуть начать распоряжаться судьбами доверчивых людей, отдавать веления: все продай и иди за мной или в Париж. Но настоящая умная молитва к этому как раз не располагает, да и ты — не Христос, а очередной исполненный гордыни псевдомессия.
Таких после «Острова» станет больше.
