Чтобы изменить реальность, нужно изменить сознание. Сознание, сформированное ложью пропаганды, находится в тесных рамках условностей, которые принимают вид незыблемых канонов. Это консервативный тип мышления, именно он испокон веков является преобладающим в российском социуме. Подвижность сознания, характерная для ранних культур — античность, раннее христианство, славянское многобожие — когда-то имела место быть и на нашей почве, но растворилась в централизованной вертикали, выстраиваемой со времен расправы Ивана Грозного над Новгородом.
Сейчас на беспредельных просторах отчизны то там, то сям возникают, подобно вспышкам на солнце, очаги неких новых веяний, но пока они настолько разрозненны, что рано говорить о мощно наметившейся тенденции обновления. Это пока искорки, из которых в будущем, возможно, разгорится пламя.
Если говорить о Северо-Западе, то, безусловно, перспективным в этом плане является город Кондопога.
Здесь возникает ощущение некоторой ирреальности: районный центр, а тротуары вымощены плиткой, освещение такое, какого нет в столице Карелии. Кроме того, роскошный Дворец искусств, органный зал, Ледовый дворец, певческое поле с раковиной, фонтаны и колокольчики-часы, звенящие каждые полчаса. Это все дары гиганта — Целлюлозно-бумажного комбината.
В самих кондопожанах преобладает скорее ироничное восприятие местных красот. С недавнего времени их затмил иной символ — опаленная «Чайка». Есть даже намерение у художников-неформалов нарисовать герб: романтичная птица в огне. Нет нужды объяснять, что истоки данных фантазий в сентябрьских событиях минувшего года, когда печально известный ресторан «Чайка» был подожжен после разыгравшегося здесь межэтнического конфликта.
С тех пор Кондопога стала символом мнимого спокойствия, столь характерного для современной российской действительности, сползающей в новую эпоху, на молодежном сленге обозначенную как «отстой».
Нынешнее молодое поколение не отягощено пионерско-комсомольскими клише, характерными для идеологического прессинга 1970-х, у него есть способ свободного получения любой информации через интернет — так что вся дребедень «а-ля советикус», льющаяся из охваченных «административным восторгом» СМИ, может расчитывать только на то поколение, которое привыкло верить печатному и телевизионному слову. Подрастающее поколение формируется во многом вопреки тому слову. У них своя жизнь, свое слово. Они, как могут, стараются выразить его, но это выражение не может быть адекватно воспринято «дядьками» и «тетьками» из официозных структур — всякими союзами писателей, художников, композиторов и т.п., и т.д.
В небольших регионах это особенно остро чувствуется, где культура, как и политика переживает период главенства кланов, откровенно позиционирующих самих себя. Молодым талантам туда проникнуть невозможно. Отсутствие у нас в республике экспериментальных выставочных залов и изданий, где бы никого не ставили в жесткие рамки — яркое тому подтверждение. Поэтому у всех, кто обладает потенцией сказать новое слово, есть один выход — объединяться в неформальные арт-движения, которые в попытке заявить о себе, выступают с разного рода акциями.
Вернемся к 35-тысячной Кондопоге. Недавно созданный здесь клубный портал «CityK» печально констатирует:
«…вызывает грусть, что в нашем городе полностью отсутствует клубная культура, кондопожская молодежь имеет весьма смутное представление о современном отдыхе, самая активная часть населения просто ходит по улицам, пьет пиво (и нечто покрепче), но кому может быть интересно ходить по одной и той же улице, а зимой торчать в подъездах?»
Видать, как не старается промышленный гигант окультурить облик города, в душу молодым здесь пока никто не заглянул. Поэтому тусуются они отнюдь не во Дворце искусств, а в гаражах и подвалах.
Опаленная «Чайка» была в этом смысле печальным опытом культурного очага с приставкой «анти-». Расположенная в центре небольшого городка она была удобна для дислокации как клуб в самом убогом понимании: скандалы, драки, беспокойные ночи для жителей квартала здесь были нормой. Ничего удивительно в том, что практически полное отсутствие современных досуговых заведений в конце концов сыграло с кондопожанами злую шутку, ставшую предметом внимания едва ли не всего мира.
Культура — это живая жизнь, ее нельзя «пропихнуть» в социум регламентами и рекомендациями. Звучал же в советское время со всех радиоточек, к примеру, Кобзон, но нам нужен был Высоцкий!
Северяне не смирились с перекосами в национальной политике, выразив свою волю в народном сходе, — так же наиболее продвинутая часть местной молодежи не желает мириться с культурным болотом, в котором очень комфортно чиновникам от культуры, довольным регламентированными плясками вокруг елочек под Новый год и периодическими спевками народных хоров.
Эта непримиримость прорвалась-таки под занавес уходящего года панк-рок фестивалем, громко заявившем о рождении нового явления субкультуры — Кондор, что расшифровывается как «кондопожский рок».
К чести новых мэров (их теперь здесь два — один городской, другой районный) они полностью поддержали идею фестиваля. Очевидно, сработал инстинкт самосохранения: гораздо безопаснее, когда молодежь «выпускает пар» на концертах, чем в политических баталиях. Хотя кредо В.Бессонова, как покровителя рок-музыкантов, ярко проявилось еще в бытность мэром города горняков Костомукши, когда он давал безоговорочное «добро» на подобные мероприятия. Чего не скажешь об «образцовом руководителе» В. Федермессере, в чьих руках огромные ресурсы градообразующего предприятия — ЦБК, но стойкое неприятие «волосатых Панков».
Налицо идеологическая разделенность «отцов» Кондопоги, впрочем, как и всего города — социальная граница проходит между теми, кто работает на комбинате и теми, кто там не работает (кстати, «работающие» до сих пор с опаской вступают в разговоры относительно сентябрьских событий, объясняя это тем, что могут запросто «вылететь» за излишнюю разговорчивость — а мы еще говорим о каких-то «свободах»!). Разделенность, как показывает неумолимая правда жизни, рано или поздно выливается в конфликты, подчас жестокие.
Как считают координаторы кондопожского рок-клуба «молодежью должна заниматься сама молодежь». Многочисленные тетушки, заполнившие, как в былые советские времена, все учреждения культуры и образования, в этом деле мало что смыслят.
Недавно я стал свидетелем пикантной сцены в петрозаводской Школе искусств, устроившей концерт подростковых рок-команд. Когда зал начал дружно подрагивать головами и всем чем можно, «педагогини» пришли в ужас и попытались образумить подопечных, но не тут-то было. Начался настоящий транс, как и положено у молодежи в подобных ситуациях, но для взрослых это все выглядело как «бескультурье», не иначе.
В Кондопоге почти такая же реакция проявилась у блюстителей порядка, с которыми организаторы фестиваля предусмотрительно заключили договор, дабы избежать столкновений с так называемыми «гопниками» (на панковском сленге это те, кто слушает попсу и ходит на дискотеки). Так вот, стражи закона, увидев раскрашенные ирокезы, стали обзывать их носителей «клоунами»: хотя потом, надо отдать им должное, весьма миролюбиво, но все-таки с большой долей внутреннего смущения взирали на происходящее. Пришлось показать пример взаимодействия с непонятным им миром, сфотографировавшись с девушкой, водившей на цепи разукрашенного панка.
Короче, пора всем переходить к новому типу сознания. Если в былые, допотопные времена, войны начинались тогда, когда одна группа аборигенов, жившая по определенным законам, узнавала, что у другой группы законы какие-то иные, и срабатывал примитивный тип реакции: уничтожить, а землю отобрать, — то для цивилизованных сообществ перспективно абсолютно другое (если, конечно, предусматривать жизнь в мире, а не в войне): «ух, ты! у нас это так, а у них, оказывается вон как: интересно; надо посмотреть, как это у них получается, может быть, нам понравится!»
Потом, естественно, происходит, братание, пир, на котором никто никого не режет — есть интерес взаимообмена. По-моему, вся наша нынешняя казенная бумагоделательная чиновничья махина, ни фига не смыслит именно в таком независимом не подавляющем сетевом типе общения между разными группами, национальностями, регионами.
Но оно уже началось, оно неумолимо развивается и, надеюсь, в недалеком будущем приобретет необратимые масштабы.
