Благородное собрание, случившееся недавно в конференц-зале газеты «Известия», сразу настраивало на заинтересованный лад. В программе круглого стола, посвященного празднику 12 июня и взаимоотношениям понятий «русское» и «советское», значились сотрудники двух наших основных think tank’ов, Фонда Эффективной Политики и Института Национальной Стратегии — а такое соседство «лояльных» и «революционных» политологов случается ныне крайне редко. Однако ожидаемой многими пикировки между «павловцами» и «белковцами» не случилось – вместо нее произошло нечто другое, по-своему интересное и знаменательное.
Дело в том, что известинский круглый стол был очень похож на большие торжественные заседания 1917 года — но в миниатюре, разумеется. Помните, как там было? На очередную «расширенную сессию ВЦИКа», или «Государственное Совещание», или «Демократическое совещание» с Предпарламентом, etc. собирались представители двух враждующих, якобы, лагерей. Так называемого «цензового элемента», сторонников Временного правительства, министров-капиталистов, либералов и т.д. И — «революционная демократия» в лице синедрионоподобных эсеров и меньшевиков. Собирались и начинали говорить примерно одно и то же, расходясь лишь в несущественных деталях. Вести ли войну до победного конца, предлагая союзникам идею общего мира, или обойтись без этого предложения? Как именно формировать «согласительную комиссию по подготовке начального этапа работы предварительного совещания будущего органа власти, должного решить земельный вопрос»? И включать ли в правительственную коалицию кадетов, или же образовать коалицию без них?
И по всем этим вопросам могли вестись самые ожесточенные споры, пока на трибуне вдруг не появлялся рыжевато-лысоватый, небольшой роста крепкий господин средних лет – материализация которого моментально расставляла все по местам, показывала, где на самом деле пролегает линия революционного фронта.
Ровно то же самое, пусть и с поправкой на масштаб, наблюдалось в «Известиях».
Все ораторы — Павловский, Белковский, Милитарев, Ремизов, Кургинян — говорили примерно одно и то же. При всей дерридианской запутанности речей первого, плакатно-декларативной четкости второго, нарочитой простоте выступления третьего, наукообразности четвертого или хлещущей через край театральности пятого, очевидно было, что все они думают примерно одинаково, по крайней мере, касательно темы дискуссии.
Все выступавшие (кроме, разве что, одного демшизового деятеля, имя которого я запамятовал) сходились в том, что советское — это совсем не обязательно значит плохое, что идейно-символический «капитал» советскости полезен, а СССР, в сущности, был во многом продолжением исторической России, разрушение же его — как минимум драма, если не сказать больше. Автор этих строк, надо сказать, вполне солидарен с такого рода мыслями, однако, выслушивая их в «Известиях», я неоднократно ловил себя на эмоциональной реакции вроде — «правильно, верно, разумно, хорошо, красиво, но – не то». Иными словами, поэтизация и апология имперских, старорусских и советских смыслов — дело полезное, но из острополитического пространства, из того, что Глеб Павловский называет «повесткой дня», этот русско-советский цветуще сложный консерватизм уже ушел. И неужели, думал я, в этой дискуссии не найдется того, кто дал бы всем присутствующим почувствовать, что они несколько отстали от плавучего гроба современности? А то все «война до победного конца», да «коалиция» с «согласительной комиссией», да есть ли такая партия, что готова взять власть в свои руки без всяких сантиментов прекрасного прошлого? Скажет ли кто-нибудь от ее лица?
И такой докладчик сыскался.
После всех воспевавших русско-советское тождество говорил Константин Крылов. Говорил о том, что Россия, в ее нынешнем виде — это помойка, что власть в России делает исключительно то, что велит ей Запад, что СССР был отчетливо плохим, заведомо неудобным и неправильным государством, но на смену ему пришло нечто совсем уж мерзкое, что из России всегда вывозилось и вывозится все сколько-нибудь ценное, что стать нормальной европейской страной нам никогда не дадут нормальные европейские люди – и, главное, что уже минимум с петровских времен сама государственность у нас носит откровенно антирусский характер.
По-своему замечательное было выступление, надо сказать. Радикально антиколониальный пафос человека, высказывающегося от лица «русскости», лежащей вне всех советских, имперских и т.п. «проектов», сразу провел незримую черту между всеми высокопарными рассуждениями предыдущих ораторов – и этим новонайденным методом «срывания всех и всяческих масок». Слушая Крылова, хорошо понимаешь, где заклинания, принадлежащие прошлому, а где – бодрый, жесткий голос войны русских с нерусскими, ведущий нас в мрачноватое будущее.
Павловский, Белковский, etc., хорошо, много и красиво рассуждающие о советском метафизическом наследстве, не очень-то замечают, в какой стране оказались. «РФ», оставленная нелепым куском прежнего имперского пространства Большой России, доведенная до последней степени деградации непрерывными «реформами», востребует только одну идеологию: мелкий, хищный, с невероятной завистью глядящий на Запад, недобуржуазно-рыночный национал-шовинизм. Именно его теоретиком и является Крылов (практиками – уже более чем громкое ДПНИ).
И никакие Александры Благословенные, Ленины и Гагарины не нужны бойким «малым русским», чья главная мечта сводится к тому, чтобы «мировая закулиса», в чье всемогущество они верят, которую ненавидят и боятся, позволила бы им желанный национализм – точно такой, как у латышей, петлюровцев и сионистов, которым они рьяно подражают. Кстати: размежевание между старыми «русско-советскими» и новыми «маленькими русскими» уже вовсю идет и в сети, где суровые наци изгоняют из своих рядов недостаточно кошерных «многонациональных» патриотов из газеты «Завтра».
Итак, мы имеем дело именно с новым изданием ленинизма, применительно к которому все политические силы оказываются одинаково враждебными, потому как недостаточно «русскими» (в 1917 году это называлось — «не выражающими интересы рабочего класса»). Сам Крылов, конечно, слишком отвлеченно-теоретичен по сравнению с лихорадочным гением Владимира Ильича, его безостановочными камланиями в духе «Ну сколько же можно, достаньте уже бомб, камней, палок, бейте полицейских, бейте шпиков, лейте казакам кипяток на голову». Но, так или иначе, именно он и его единомышленники, коих уже немало, представляют принципиально новый политический дискурс в современной России — а вовсе не мнимые «цепные псы» из ФЭПа и не менее иллюзорные якобы «оранжевые революционеры» из ИНС, которых всех вместе просто сдует первым же порывом демократического ветра, не дай Господи нам такой погоды. Подобно тому, как в 1917 году принципиальный идейный разрыв наступал между всеми имевшимися силами скопом — и большевиками, ратовавшими за немедленный мир, землю и реквизицию буржуазного имущества, так и сейчас абсолютно вся политика, единая в осознании невозможности и катастрофичности «России для русских» — будет противопоставлена простейшему тезису: «Уходи, нерусь!».
Ну а праздник 12 июня, вокруг которого развернулась дискуссия, в его нынешнем виде есть безусловно враждебное и печальнейшее явление для всех натур, принадлежащих уходящей Большой России, будь то либералы, консерваторы или левые. Ценителям ли России Пушкина и Серафима, или же апологетам одновременно и советского ее продолжения – никак не может быть полезно ее убогое существование в рамках горестной «РФ», этого не доведенного до конца национального государства. В этом смысле и Павловский, и Белковский, говорящие и пишущие о «русском» как о чем-то большем, чем этническое или партийное-мафиозное, совершенно одинаковы.
А вот адепты учения крыловизма-ДПНИ-зма могут быть счастливы тому, что Ельцин некогда нанес удар по советскому руководству таким чудовищным образом – и, сам того не подозревая, открыл им дорогу. Ясно ведь, что в формате «старого русского» (советского) государства у национализма никогда не было ни единого шанса.
Зато теперь «такая партия» появилась. И уже очень скоро она поставит под вопрос существование всех прочих.
