«Восстание ягнят», или несколько слов о прошлом и будущем моего поколения

Когда-то, лет 10 назад, хитроумный Борис Гребенщиков сделал сенсационное заявление в Лондоне, которое процитировали некоторые английские масс-медиа, включая BBC. Однако это заявление, показавшееся сенсационным западной публике, звучало при этом почти банально в российском контексте. Ничтоже сумняшеся, Гребенщиков сказал, точнее, повторил по-английски ранее не раз сказанное им по-русски, что, дескать, «в современном обществе, где религия отвергнута или потеряла свою роль, рок-музыка взяла на себя роль религии».

Гребенщиков был не первым рокером, кто заговорил на эту тему на Западе. Однако в отличие от предыдущих ораторов, БГ ничего не сказал о новой религии, которая бы противопоставляла себя старой... И это насторожило! Западные масс-медиа бросились цитировать эту фразу БГ, как кажется, по двум причинам: кто-то, скорее всего, увидел в ней «истинное лицо русского», который хоть и курит гаш, говорит «фак» и танцует с гитарой, — а всё равно внутри себя «опасный православный консерватор, как и все русские», потому что априори (и даже не всегда сознательно) «нацелен на идеальное». Другие же, возможно, даже испугались открывшейся им в словах Гребенщикова банальной истины, что рок таки действительно, может стать вполне себе формулируемой (впрочем, ещё со времён хиппи) системой идеальных ценностей, которые и на самом деле «не продаются» — а значит, может стать неким «новым проектом», причём, — учитывая гигантские выразительные возможности рока, — проектом консервативным и опасным... Как бы то ни было, на Западе (когда-то навсегда «успокоившим» Леннона с его «ценностями») была уже в разгаре война музыкальных топ-менеджеров (с подачи известных политических сил) с «этим претенциозным, героическим, неуправляемым роком»: наступали 1990-е годы...

Однако, как спел когда-то Ян Андерсен, «я слишком стар для рок-н-ролла, но молод, чтобы умирать...». И что бы ни говорил русский лидер «Аквариума» о рок-н-ролле как «об универсальной мировой религии, самой мощной коммуникативной системе, созданной после христианства», но западный, аутентичный, англоязычный рок-н-ролл, при всех его духовных достоинствах и нарко-медитативных практиках, всё же никак не тянул на религию. А вот рок русский — а существововал ли вообще так называемый отдельный «русский рок»? но об этом позже, — и не претендовал на статус религии. Хотя уровень идеальных ценностей, который русский рок, вольно или невольно, поддерживал, оказался иным... Хотя здесь важнее другое: русский рок никогда не был замечен в свержении духовных и религиозных ценностей, в противопоставлении себя идеальным установкам Традиции.

И это принципиально отличает «рок на русском» (как говорят некоторые) от его англо-американского просвещенческого дядюшки, со злобно-антихристианскими «лекциями» Джима Моррисона (тяжёлого наркомана и теолога-недоучки) прямо посреди концертов, с его сатанинствующими (пусть и понарошку) монстрами в лице «Black Sabbath» и «Kiss», с этой непрерываемой традицией, вплоть до «Merlin’a Manson’a» и «Dead Can Dance»... В России, пожалуй, только «Крематорий», с его потрясающей экзистенциальной богооставленностью (связанной скорее не с особенностями «русского сознания», а со спецификой армянского, монофизитского древнехристианского, характера) вписывается в эту западную традицию.

Сегодня, в ретроспективе, видится довольно ясно, что «русский рок» стал скорее мостиком к миру религии и Традиции (и речь, конечно, не только о нынешней «язычески-русско-православной» «Алисе» — речь ещё о 70-х — 80-х и тогдашних ценностях), предугадав и предчувствовав нынешнее религиозное Возрождение в России...

Однако вернемся на землю. Следовало бы, наконец, ответить на вопрос: а что такое вообще этот «русский рок»? Ведь это, конечно, не просто направление мирового рока внутри мейнстрима, украшенное лишь спецификой национального характера — такое, скажем, как рок немецкий, достигший своих вершин (в лице «Scorpions» и других великих групп 1970–80-х), именно наполняя силой и совершенствуя задаваемые Альбионом стиль и мастерство и высказываясь на «языке оргинала», то есть английском... Но можно ли сказать, с другой стороны, что «русский рок» — это просто «рок русскоязычный», подобный польскому или французскому року — то есть неизбежно «окраинный» по отношению к национальной культуре страны и провинциальный по отношению к «бузупречному и каноническому» року английскому?

Есть много вещей, которые плохо делают в России. «Русский автомобиль», к примеру. Или на Западе полно успешных «русских программистов» и «русских художников», но я ни разу не встречал «русского психолога» или «русского менеджера»... Нельзя сказать, что русский рок — настоящий русский рок — признаётся и принимается на Западе лучше, чем «русский автомобиль» марки Москвич... Однако там до сих пор принято считать, что «русскую литературу» и «русский балет» русские сделали хорошо... В отличие от русской литературы, «русский рок» никто не переводил и не рекламировал на Западе. Почему? Может, просто потому, что на западе принципиально не пиарится ничего из современного русского? Или же не понравилось, «не дошло» — за невозможностью перевода текстов песен альбомов и концертов одновременно с музыкой? Как бы то ни было... это не столь уж существенно. Так что же такое в контексте мирового рока — «русский рок»?

Признаться, я не люблю «Beatles» (иное дело «Pink Floyd», «Queen», Annie Lenox и Peter Gabriel...) — для моих ушей это слишком дискомфортная, раздражающе-дребезжащая группа, пусть с интересом к политике, но создавшая за многолетнюю свою историю два-три десятка по-настоящему красивых и талантливых песен... Конечно, они были первыми — «ты помнишь, как всё начиналось...» и т.д. Все, кто играли «Битлз» в России, имитируя и повторяя английскую четвёрку, — умерли, так и не родившись, как рокеры. Однако позже, в Белоруссии (о Белорусии как «родине русского рока» надо бы рассказать отдельно) появились такие группы, как «Песняры» и «Самоцветы», которые, не претендуя на статус «учителей жизни», начали играть мелодичную рок-музыку, привнеся в неё отчётливую этнонациональную специфику. И это было понято. Так национальная традиция, национальный костюм получили право стать законными, более того, современными и привлекательными. Этот нюанс важен. Спасибо Беларуси!

Для большинства тех, кому сейчас около 40, мир рок-музыки открылся, безусловно, «Машиной Времени». Неожиданная фигура Макаревича — архитектора по образованию и сына профессора архитектуры — с его ироническими текстами (Макаревич по своему имиджу и характеру всегда мне напоминал совестливых героев Клинта Иствуда) оказалась той культурной планкой, которая поставила молодой «русский рок» почти сразу вне «культуры развлечений и молодёжного протеста», сблизив его — прежде всего через традицию авторской песни, а также интеллигентское увлечение русской поэзией «Серебряного века»» — с искусством, и прежде всего с литературой. Но молодой Макаревич (не принимая всерьёз его экспериментально-тоскливой оперы «Маленький принц») был ярок и задорен, и к тому же весьма неглуп, — и подростки-интеллигенты по всей России увидели в его текстах «своё отражение». И в этом месте, можно сказать, русский рок покинул даже сам жанр, в котором жил и развивался рок «западный», пресловутый «аутентичный» англоязычный рок-н-ролл...

Кажется, рок русский (одно это словосочетание чего стоит!) почти с рождения так и понёс на себе всю эту свинцовую смысловую нагрузку, которая оказалась возложена на него уже просто благодаря почти мистической реинкарнации слова «рок» в русском языковом контексте... Тем временем, к концу 1970-х Макаревич и «Машина времени» стали привычны и тем самым почти официозны — во всяком случае, в своей устойчивой позиции «официально неразрешённой группы», — и почти безальтернативны... Каждый год мы ждали новый альбом, нетерпеливо переписывали друг у друга заезженные кассеты... Казалось невозможным, что, например, Макаревича могут «посадить»... Но при всём этом я не могу сказать, что моё полноценное принятие и признание рок-культуры как своей началось с «Машины времени». Все любили и слушали «Машину времени»... Однако лично меня по-настоящему «задела» совсем другая группа. Помню свой подростковый шок после первого прослушивания диска «Кто виноват?» тогда ещё малоизвестной группы «Воскресение». Дело было не только в том, что в «Воскресении» (Никольского-Романова) было гораздо больше «Серебряного века» (даже такого раннего, «подростково-суицидального» Лермонтова!), и даже не в том, что группа, сама того не осознавая, заявила себя настолько вовне всего совкового контекста, безценностного и атеистического, насколько это только можно было это себе представить...

Всё было не так у «Воскресения»! И богоискательство, казавшееся по тем временам опасно серьёзным («По дороге разочарований...») и совершенно нетипичный патриотизм («Я не разу за морем не был...») и чуть ли не целая философская концепция безусловного шлягера группы — песни «Кто виноват?»... Честно говоря, поначалу мне показалось, что за «Воскресением» стоит какая-то подпольная христианская секта. А поскольку я в свои 14 лет уже осознавал себя «подпольным христианином» (даже в тайне от родителей, — отец был начальником отдела в крупной организации и по должности состоял в КПСС), то это лишь добавило масла в огонь... Мы, школьные друзья, «юные писатели и поэты», сразу отметили, слушая «Воскресение», языковые ошибки и промахи поэзии Романова, однако, философские возможности его песен были столь интересны и привлекательны, что позволяли открывать в них всё новые и новые смыслы... Помню, арест Романова (мы, смутно зная о культуре «диссидо» от родителей и понимая под ней в музыке всяческих «галичей» и «визборов», не понимали, насколько открыто диссидентскими могли показаться кому-то песни молодого Романова...) — стал для меня настоящей трагедией...

Помню, уже несколько позже, ещё одно удивительное жизненное впечатление: выскочившая однажды вечером между других записей на чужой кассете, недостёртая, непонятная музыка со словами «...прозрачный цыган, серебряный зверь в поисках тепла... мы умеем сгорать как спирт в распростёртых ладонях....». Я сначала подумал, что эти слова мне показались, что это галлюцинация, воображение смысла среди «белого шума» плохой, недостёртой записи... Я стал прослушивать этот фрагмент снова и снова — и не верил своим ушам: разве бывают такие слова? Разве можно просто петь такие вещи? Это было совершенно нереально — и восхитительно! Так в мою жизнь вошёл тогда ещё вполне полуподпольный «Аквариум»... Конечно, поэтический уровень «Аквариума» не превзошёл никто. (кроме, пожалуй, Башлачёва…). Это — уровень настоящей русской поэзии, и если уж говорить о «Золотом веке» и «Серебряном веке» русской поэзии, то «Бронзовый век» (кто согласится с таким эпитетом?) — это, конечно, не мутное диссидо 60-х в духе Евтушенко, и даже не одиноко стоящий «вне преемственности с Серебряным веком» «великий римлянин» Бродский — но это всё вместе: Бродский, Кублановский, московские и питерские поэтические клубы 1970-х–80-х в лице их лучших авторов, и — Русский рок.

Надо сказать, что в нашем подростковом кругу мы как-то довольно отчётливо различали рок «настоящий» и «ненастоящий». К «настоящему» року относились «Машина времени» (патриарх всего), «Воскресение», «Аквариум», «Зоопарк», менее известные и обязательно «подпольные» группы... Где-то «посередине» были быстро распавшийся «Аракс» (с «подло предавшим идеалы рока» Антоновым) и нордическая «Группа Стаса Намина» (проект деловитого внука сталинского наркома Микояна)... К «ненастоящему» мы относили (ибо мы почему-то считали, что «власти», «совок» всё время пытаются подделывать «настоящий» рок, создавая лишённые идеи «комсомольские» группы, эдакие бессмысленные «мыльные пузыри» для отвлечения нас, молодёжи, от «всего ценного и настоящего»...):

— во-первых, телевизионно-официозных «стариков» типа тех же «Песняров», «Верасов» и прочей «белорусской семейной музыки»;

— во-вторых, группы типа «Динамик», «Круиз» (любовь гопников), «Центр», «Земляне» (последних активно презирали, т.к. считалось, что они «искусственно созданы» в каком-то ДК чуть ли не по решению ЦК Комсомола)...

По сути дела, существовала разделительная линия между «русским роком» и роком в России, — вполне себе «западным», лишь русскоязычным! Это и был тот самый русский парадокс: ведь и Достоевский по западным стандартам был всего лишь «автором детективов»... Культурный стандарт русской духовности, заданный в первую очередь «Воскресением», затем «Машиной Веремени», наконец, «Аквариумом» — не оставлял пути назад. Русский рок — это как русская литература и русский балет, лишь не признанный Западом. (Потому что Запад не признаёт ничего из современного русского!) Но разве это не меняет суть дела?

Начиная с середины 1980-х весь «легендарный русский рок» как-то сразу стал грандиозен, легален и общедоступен. Незачем повторять эту известную всем историю, когда камерный «Аквариум» со своими далеко не всем понятными текстами вроде «...Мы движемся как призраки фей на трамвайных путях... всё впустую, или кража огня у слепых богов...» — собирал стадионы... Это то, чего не было и не могло быть на Западе. Это — очень важно, это — принципиально. Потому что благодаря этим вещам в советской России 1980-х выросло целое поколение свободных, нравственно одарённых и духовно сильных людей. Понадобились чернобыль и развал страны, чубайсы и гайдары, расстрел Парламента и чудовищная приватизация, компрадорская диктатура и тотальная антинациональная пропаганда, чтобы затормозить это новое духовное Русское Возрождение... Однако новое поколение «либеральных подонков» вывести так и не удалось: молодёжь 90-х выросла скособоченной и болезненной, но по-прежнему настаивающей на своём.

Малолетки «свободной Эрефии» так и не стали реальными поклонниками «На-на», «Би-2» и «Серьги», предпочтя остаться почти без музыки.... Но есть ощущение: это поколение терпеливо ждёт: Россию ещё ждёт восстание ягнят... Хотя эпоха Русского Рока всё же кончилась — причём ещё десятилетие назад. Такие имена, как «Кино», «Алиса», «Наутилус», «ДДТ», несравненный «Аквариум», и «вторая волна»: экзистенциальный «Крематорий» и другие — навеки в памяти народной... Следует вспомнить добрым словом и такие «явления рока», как «Звуки Му» и «Аукцыон», «Бригада С» и «Ноль», «Ария» и «Агата Кристи», «Калинов мост» и «Трубный зов»... Ещё, пожалуй, Юрия Наумова за его «полуграфоманские» сюрреальные тексты и чисто музыкальное, очаровательное «Деревянное колесо»...

Однако об одном явлении Русского Рока стоит сказать особо. Это явление, или, условно говоря, направление рока, так никогда и не стало в 80-х полностью «легальным и признанным», оставаясь без профессиональных аранжировок и хороших инструментов, без менеждеров и промоутеров, вне стадионов и солидных концертных залов... К этому «направлению» я бы отнёс покойную Янку Дягилеву, Раду и «Терновник», «Гражданскую Оборону», того же Юру Наумова и его «Проходной Двор», и конечно, великого поэта Русского рока Александра Башлачёва.

О Башлачёве мне рассказал, собственно, сам Юрий Наумов где-то в середине 80-х, на одном из своих квартирных «сейшнов». Наумов, относящийся обычно критически-иронически ко всему и вся, с необычной серьёзностью рекомендовал тогда пойти и послушать Башлачёва. Я всё собирался в течение нескольких месяцев внять совету Юры, пока вдруг не узнал, что Александр Башлачёв погиб... Всё, что удалось услышать из его песен, было услышано уже в записи. Для меня роль рок-поэзии Башлачёва для Русского Рока не менее важна, чем роль «Аквариума» и «Воскресения», и даже вместе взятых. Может быть, Башлачёв был менее известен «народу», но те, кто создавал облик современного рока в России — Башлачёва слушали все... Башлачёв — это самое русское в Русском роке. Сверхновая звезда — взошедшая внезапно, озарившая всю русскую Рок-Вселенную, и так же внезапно погасшая...

* * *

Обвинения в адрес русского рока, что он мол "поспособствововал развалу Советского Союза», не принимаются мной ни в малейшей степени и ни на каких условиях. Никто из ведущих рокеров не призывал к развалу страны и не агитировал в пользу крушения государства. Кого из нас не «зарубало жить на улице Ленина»? Говорить, что это означает «хотеть развала страны» — означает лгать и клеветать на народ. Звали ли Кинчев, Цой или Шевчук к ликвидации страны, разорению населения, колониальной оккупации, созданию олигархата? Пожалуй, они были даже более лояльны, чем их «западные коллеги»! С тем же успехом можно заявить, что 90% населения бывшего СССР виновато в «развале страны», потому что хотело, требовало и понимало необходимость перемен. «Перемен! Требуют наши сердца!» — я по-прежнему не отказываюсь ни от одного слова этой песни. Особенно в контексте фильма «Асса», который враги России уже давно пытаются приватизировать, называя его «гимном перестройки». Свежо предание... Да, мы, поколение русского рока, «капитаны Африка», проиграли, как и главный герой этого фильма, правящей нами ныне мафии, потому что были слишком романтичны и верили в Любовь, а не в Войну.

Оказалось, нет, Войны никто не отменял. Наша юношеская радость пришлась на неправильное время. Но ни мы, ни наше поколение, ни русские рокеры не предавали интересов нации и не разрушали страну. Это сделало предыдущее, облечённое властью поколение. С радиоприёмниками, настроенными на «Голос Америки», с катушками Галича в ящиках письменных столов и билетами в партер на Аллу Пугачёву, «достанными» по блату по месту работы...

Они и не могли быть другими — провальное, вороватое, запуганное поколение послевоенной безотцовщины. «Сыновья молчаливых дней...» Но войны по-прежнему никто не отменял. Не знаю, дошли ли мы сегодня до нашего «Сталинграда», но если нет, — то это обязательно случится уже завтра. «И любовь — не для нас, верно ведь: Что важнее сейчас? ненависть...»

Сегодня стало общим местом говорить, что русский рок скончался чуть ли не одновременно с крушением СССР, и всё, что с ним было связано — выродилось, умерло и стало историей. Одни связывают это странное и непонятное на самом деле явление с предательством рокерами национальных интересов (с чем, конечно, сложно согласиться), другие — с тем, что рок «скушали шоу-лисы» (с намёком в сторону известных фамилий — и это действительно уже ближе к делу) — однако ни та, ни другая версия всё же не объясняют самого этого явления. Ибо здесь есть нюанс, и об этом ниже...

С начала 1990-х, когда я оказался в Западной Европе, моё восприятие Русского Рока отделяется от российского контекста и становится более «теоретическим». Помню только в середине 1990-х мне дали послушать новые альбомы БГ («Навигатор» с песней «Голубой огонёк») и Бутусова («Титаник») — и меня до глубины души поразили те безвыходность и просто какой-то вой отчаяния, которые звучали из каждой песни этих альбомов... Я перестал слушать «русскую музыку» на несколько лет...

Можно не соглашаться, что «бытие определяет сознание», но трудно спорить с тем, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»... В это трудно поверить, но в те же 90-е годы на Западе я стал свидетелем совершенно беспредельного погрома мирового Рока американскими и английскими топ-продюсерами — явно по решению тогдашних политиков. Громили и рок, и лучшее, классическое из попа. Карающая десница политизированного «демократического» англо-американского рок-менеджмента заткнула рты не только «Скорпионам» (за «Wind of change») и Стингу (за «Englishman in New York»), но и пляшущему «королю попа» Майклу Джексону (за «Black or White», более позднее «They don’t care about us!» и многое другое), Мадонне, и даже АББА — этим вообще непонятно за что... Я никогда не забуду время, когда в Дании и Швеции невозможно было купить в магазине качественный двухкассетный магнитофон — а СD в домашних условиях ещё не писали (покупай только те записи, что лежат на прилавке!), — когда героями всех музыкальных программ, включая МТV, были исключительно «Jamiruquai», «Beck», да матерящиеся негры с цепями, — когда один за другим отменялись мировые турне лучших мировых музыкантов и рок-групп... Именно так — грубо и беспощадно — был остановлен Рок. И сегодня во всём западном мире мы имеем дело с тем, что имеем.

«Дали дорогу молодым», кто ничему никого не учит, зато хорошо знает, что продюсеру и менеджерам нужно отдать 85% дохода от концертов и дисков, а себе — отставить остальное, на конфеты-сигареты, а может и колечки с бриллиантиками... Началась эпоха плоских (похожих на актрису Лию Ахеждакову в молодости) Кристин Агилер и тотально безголосых, с внешностью бомжей, Джастинов Тимберлейков...

Но Запад — победил, а Россия — проиграла. Из этого следует, что люди, в том числе молодёжь, в каждой из этих двух цивилизаций мыслят и воспринимают — должны воспринимать по логике вещей — окружающий мир по-разному. Потому на Западе даже в самом нацистском роке есть элементы весёлого карнавала. (Не случайно, «реально тяжёлые группы», которые ассоциируют с нацизмом, — «Лайбах» и «Рамштейн», происходят одна из Словении, а другая из бывшей ГДР). В России же — на руинах «отменённого» Русского Рока с его «недопетыми песнями» — даже в самых попсовых и перверсивных музыкальных проектах — неизбежно пробивает снова и снова такая острая, пронзительная, почти трагическая страсть, которая свойственна как настоящему Русскому Року, — так и классическому русскому искусству...

Я люблю проект «Тату». Люблю за песню «Нас не догонят!», которую крутили по всем западным музыкальным каналам, сбивая слух атональным визгом русских девчонок жирным западным малолеткам, хлебающим своё пиво под агилер и тимберлейков... Люблю за русский фургон, несущийся через русские снега — несущийся с такой скоростью, будто в нём — снаряды для наших бойцов, защищающих Москву от «цивилизованных европейцев» холодной зимой 1942 года... Эти ассоциации неизбежны.

Люблю Лагутенко (общался с ним лично в Копенгагене) — не только за то, что у «Мумми-Тролля» есть жена и растёт сын, — но и за то, как Лагутенко, с безумной дьявольской улыбкой во все зубы хрипел и выл в микрофон, сумасшедшими глазами озирая зал, когда ему отключили звук на Евровидении два года назад — и допел-таки свою песню до конца. Я люблю его за то, что было такое ощущение, будто его предупредили заранее — что хозяева Евровидения, эти уроды, обязательно отключат ему звук в середине песни — и поэтому он, зная это, продолжал петь, keeping smiling, свою lady Mountain Blue, скаля зубы этим уродам, глядя им в глаза, презрительно щурясь и дёргая косматой головой... И такая — нет, вовсе не обида — но такая яростная русская ненависть к обидчикам исходила в этот момент от этого улыбающегося, качающегося перед микрофоном Муммия Тролля, — что я в этот миг его и полюбил... А потом он щерился в их самодовольные лица кровавой ухмылкой с лондонских и калифорнийских афиш «Ночного дозора»: «Welcome to Russia, assholes!»... В этих людях и их поступках живёт дух Русского Рока. Цой действительно жив... В одном только прав любящий мистику автор одного из текстов о Русском Роке: вслед за «железным» веком вновь обязательно наступит «золотой». Я даже догадываюсь, когда это случится. Как известно, искусство расцветает тогда, когда всеми в обществе ощущается острая необходимость «изменения мира», однако реальных возможностей для этого нет... Сегодня пока ещё возможности есть. Но время близко. Близко есть, при дверях...

Конечно, настоящий Рок родился, возник, был поднят на щит на Западе, в Англии и Америке, и был он строго англоязычным. Но ведь и письменность к нам пришла от шумеров, однако ж — есть-таки и Библия, и великая Русская литература! Спасибо, конечно, шумерам... И что ни возьми, и, главное, где ни возьми — всё пришло и сюда, и в другие места — откуда-то... Возможно, в чисто музыкальных своих проявлениях Русский Рок не всегда может сравниться с лучшими шедеврами «Пинк Флойд» или «Квин» (хотя это спорный вопрос — если относить к «року» того же Градского, «Домино» или «Альянс») — но ведь русские рокеры (математики и архитекторы), в отличие от Фредди Меркюри, «консерваториев не кончали»... Однако Русский Рок — как зашифрованный мессидж, как высокая поэзия, наконец, как исповедальный, философский текст — это одно из высочайших явлений мировой культуры. Что бы там не повторяли микрофонам и камерам о своих «уникальных музыкальных достижениях» перверсивные стареющие англосаксы по круглым датам на могиле убитого ими от зависти («look and try my story!») их собственного Джона Леннона...