В самой памятной дате 12 июня для большинства русских (россиян, граждан России, как угодно) нет ничего привлекательного. Ни один нормальный человек не помянет добрым словом I Съезд народных депутатов РСФСР и его печально знаменитую Декларацию о суверенитете, которую следовало бы назвать просто актом народной глупости. Если не хуже. О выборах Бориса Николаевича в первые президенты России и говорить нечего — позор и стыд.
Россия отреклась одним актом тогда от миллионов соотечественников, которым посчастливилось жить в суверенных республиках, от мятежного Приднестровья, от северного Казахстана, от шахтеров Донбасса и виноградарей Абхазии — от всех, кто хотел жить вместе с ней и кому демократическое руководство беспардонно указало на дверь. Собственно, на этом признании можно было бы поставить точку и со спокойным сердцем в понедельник 12 июня выйти на работу. Кстати, забавно бы смотрелся акт политического непослушания нации, если бы представители нашей элиты демонстративно отказались бы отдыхать в этот день и вместе со своими родственниками и друзьями вышли бы на работу. Это был бы красивый шаг, почище декларативной денонсации Беловежских соглашений. Какому-нибудь новоиспеченному кандидату в президенты от левой оппозиции стоит для раскрутки осуществить что-нибудь подобное в следующем году.
Между тем, если говорить серьезно, праздник 12 июня следует сохранить (кстати, восстановив в обязательном порядке в своих правах и якобы альтернативное ему 7 ноября). Более того, следует вернуть ему его прежнее настоящее имя — День независимости России. Ибо только в таком, казалось бы, не только парадоксальном, но и прямо издевательском звучании, он действительно несет с собой грандиозный исторический смысл, указывая на будущую судьбу нашей страны, а не на безобразия Ельцина и его команды.
Вообще, в каждом из государственных праздников должен быть заключен некий провиденциальный аспект, некое указание на будущее, поскольку для христиан главным из всех праздников — Праздником праздников — остается Светлое Христово Воскресение. И ведь на каждой неделе есть праздник Воскресения, отсылающий все к той же Пасхе. А Пасха она, как известно, праздник не прошлого, а будущего. Будущего воскресения всех мертвых.
Суть дела, однако, не только в том, что, отмечая 12 июня, мы тем самым клянемся в верности государственному суверенитету России. Для этого есть много более подходящих дат — чтобы не ходить далеко — то же 4 ноября. Да и 9 мая не о том ли самом?
В странных торжествах по поводу 12 июня имеется другой, совершенно не сознаваемый его творцами смысл. И заключается он в цивилизационной суверенности России, в ее независимости от двух других культурно-социальных объединений, с которыми она была исторически и генетически связана, и с которыми в этот день она оборвала скрепы: Европы и Евразии. 12 июня и есть День независимости России от Европы и от Евразии.
Фактически именно в этот день вновь родилась русская цивилизация как одинокий остров, отрезанный от других цивилизационных миров «территориями-проливами» новых суверенных государств. Фактически в этот самый день Россия заявила, что она не хочет быть частью Европы и, увы, не может быть частью Евразии.
Осуществлено все это было кошмарным и преступным образом, с потерей исторически связанных с Россией регионов и предательством соотечественников. Но давайте забудем об этом очевидном аспекте минувших дней и задумаемся над другим.
Россия стала Евразией, когда объявила всех подданных Русской империи равными гражданами Русской республики. В один миг, а произошло это 2 октября 1917 г., еще при социалистической демократии, все мы стали россиянами — от «дикого финна» до «друга степей калмыка». Это был важный и драматический исторический поступок, на столетие определивший моральное превосходство нашей цивилизации над гибнущим колониальным миром, созданным Западом. Мне уже доводилось писать, что именно этот величайший смысл русской революции и стал подлинным основанием евразийства как идейно-политического течения. Так уж если сбиваться на откровенную метафизику в духе Соловьева и Бердяева можно сказать, что именно по этой причине мы и победили европейский (а совсем, кстати, не только немецкий) национал-социализм.
Однако чтобы не говорили имперцы-реставрационисты, наступило время, когда с Евразией нужно было расстаться.
Русская цивилизация просто потонула бы в азиатском море, особенно после неизбежного демографического слома, вызванного столь же неизбежным наступлением городской цивилизации с ее почти непреодолимыми для простого человека материальными соблазнами. Это сейчас страхи русских этнонационалистов о погибели русских в России кажутся, честно говоря, преувеличенными, а в СССР они были бы полностью оправданы. При малейшей демократизации режима судьба православной цивилизации оказалась бы в руках все более увеличивающегося в своей численности исламского большинства. Я уже не говорю про армейские проблемы: это сейчас прекрасно описанное Владимиром Голышевым кавказское местничество в Вооруженных силах представляет собой исключительно продукт разгильдяйства командного состава, а в последние годы существования СССР это была абсолютно нерешаемая проблема. Чего греха таить, почти все мои друзья из тех, кто в 1991 г. поддержал Ельцина, в отличие от меня, прошли срочную службу в рядах Вооруженных сил и, что называется, хлебнули там интернационализма.
Ельцин, российский съезд, патриотическая часть Демдвижения — все это возрастало на прогнозированном еще в известной книге Элен Каррер Д’Анкосс «Расколотая империя» страхе простого русского человека перед национальном самоуничтожением в великом океане Евразии. Об этих страхах, как у нас водится, все позабыли на следующий день после Беловежья — но это дело не меняет. Этот страх был, и 12 июня значительную часть населения от него избавил. Во всяком случае, теперь мы — при нормальной, ответственной перед населением власти — способны распоряжаться собственной судьбой.
Но 12 июня сделало и другое: оно указало на то, что у нас и у наших западных соседей, мечтающих так или иначе примкнуть к общеевропейскому дому — разная судьба. Оно указало нам на то, что мы — не Европа. Точнее, на то, что мы не должны, не имеем права становиться Европой. По целому ряду причин, из которых главная — ясно выраженная неприязнь Европы к нам и к восточно-христианской цивилизации в целом. Да, Европа оказалась способной вместить в себя православных греков, но лишь заставив их отказаться от своей православной идентичности, пойти на унизительную отмену графы «вероисповедание» в паспортах. Да, Европа приняла болгар и македонцев, но как бы в насмешку над их религиозными чувствами демонстративно растоптав государственный суверенитет и национальное достоинство православных народов Югославии. Фактически потребовав у сербов расплаты за собственный грех подстрекательства к сепаратизму хорватских и словенских националистов. Разумеется, этот список издевательств Европы над религиозными чувствам православных народов еще далеко не закрыт.
В том то и дело, что, сохраняя СССР, Россия исподволь постепенно, шаг за шагом втягивалась в Европу. Надо сказать, что я лично в 1990–91 гг. именно по этой причине и считал себя сторонником союзного единства, видя в нем гарантию сохранения нашей европейской идентичности. В декабре 1991 г., особенно после отставки Горбачева, я как-то ощутил почти физически, что мы уходим из Европы. Это воспринималось тогда ужасной трагедией. Особенно это, вероятно, казалось мне, выпускнику философского факультета, с этого момента и до конца 1990-х сознававшего себя находящимся на самом дне радостно ударившегося в тотальное воровство общества. И, между тем, в этом «отречении от Европы» уже тогда чувствовалось что-то здоровое, что-то странным образом правильное, пускай, практически и не осознанное отечественной интеллектуальной элитой, которая обратилась тогда к дешевому импорту западноевропейских товаров, только выставленных не на районной барахолке, а на рынке идей.
Когда в апреле 1993 г. Клинтон по очевидно фиктивной причине (подозрению на покушение на убийство его предшественника) повелел бомбить Багдад, когда в октябре того же года западные державы единодушно поддержали государственный переворот в Москве, стало ясно, Россия не должна иметь ничего общего с этим прогнившим и запутавшимся в собственных грехах и преступлениях миром. России не следует брать на себя ответственность за утверждаемый этим миром порядок. Выход из внутренних противоречий произошел для меня в том же октябре 1993 г., когда на страницах журнала «Полис» я прочел эссе Вадима Цымбурского «Остров Россия», где впервые говорилось о том, что распад Союза был неизбежной платой за остро необходимую России геополитическую и духовную «изоляцию» от Европы. Я был не согласен со многими последующими поворотами «цивилизационной геополитики» Вадима Леонидовича, но этот вывод, в конце концов, принял полностью и окончательно.
Итак, 12 июня — не радостный и не веселый праздник, но, вместе с тем, это праздник, не сохранив который, мы не обретем будущего. Это необходимая «кость в нашем горле», необходимая ложка догтя в общенациональной бочке меда — 12 июня мы будем всегда задавать себе вопрос, а ради чего мы отмечаем день нашего государственного позора, день нашего поражения. И здесь самое главное — никогда не забывать ответ и не сомневаться в этом ответе. 12 июня мы отмечаем День независимости собственной цивилизации, день ее свободы быть собой и не быть с другими.
