АПН: По мнению некоторых, экономика Белоруссии неконкурентоспособна, несмотря на рост свыше 10% в год. Связывают это с заниженными ценами на топливо, поставляемое из России. Дескать, если поднять цены до мировых, белорусская промышленность непременно обанкротится. Как вы оцениваете реальную конкурентоспособность промышленности Белоруссии? Насколько правы скептики?
Юрий Шевцов, директор Центра европейской интеграции (Минск):
Скептики не правы. Беларусь уже много лет закупает нефть по мировым ценам. Многие полагали, что это приведет к коллапсу белорусских НПЗ, энергетики и прочих, связанных с нефтью секторов экономики. Однако этого не произошло. Экономика адаптировалась к высоким ценам на нефть. Именно высокие цены обеспечили мощный прорыв белорусской нефтехимии на западные рынки. Благодаря высоким ценам на нефть Беларусь в текущем году сумела перейти от дефицитной внешней торговли к профицитной. Именно высокие цены на нефть и полученные от них доходы обеспечили Беларуси возможность быстрой модернизации промышленного производства в нефтехимической промышленности и в машиностроении.
Сейчас Беларусь получает газ по относительно низкой цене. Но эта цена является рыночной. Россия неудачно пыталась поднять ее пару лет назад, когда дело дошло до двух зимних газовых блокад Беларуси. За счет компромиссов с обеих сторон установилась цена на газ, которая является рыночной для региона. Если предположить, что она резко вырастет, ничего страшного для Беларуси не произойдет. Будет сильный политический "сбой", который быстро выправится политическими средствами с обеих сторон. Высокая цена на газ увеличит стоимость продукции белорусской промышленности. Именно промышленность является основным потребителем газа. Рост цен на газ приведет, прежде всего, к потерям среди российских смежников и партнеров белорусских предприятий.
Белорусская промышленная продукция на 70-80% формируется за счет поставок российских смежников и партнеров. Увеличение цены белорусских товаров приведет к падению конкурентоспособности не только белорусских товаров, но и ударит по российским партнерам. Российские предприятия-конкуренты белорусских производителей вовсе не смогут заполнить высвободившуюся нишу. В эту нишу ворвутся в основном западные и азиатские производители. Обратите внимание: российские производители получают газ по гораздо более низким ценам, чем белорусские заводы, но эффективность российских предприятий гораздо ниже белорусских. Минский тракторный завод выпускает около 40 тысяч тракторов, в то время как все российские тракторные заводы — около 10 тысяч машин. И так по многим группам товаров. Резкое сокращение производства на белорусских заводах приведет к еще большему коллапсу их российских смежников и к уменьшению значения перерабатывающего сектора в РФ как раз в момент, когда Россия откроется иностранным производителям в ходе присоединения к ВТО. Развитие же в России заводов-дублеров белорусских гигантов потребует по многим расчетам не менее 25 млрд. долларов инвестиций и заметного времени, которого у российской промышленности нет.
Полагаю, принятие Россией таких самоубийственных мер вряд ли реально. Время революций в России прошло. Сейчас масштабные идеологизированные шаги властью предпринимаются нечасто. В данном случае это, по-моему, почти нереально. Ведь сильное торможение производства на белорусских заводах будет сопровождаться и крупным политическим кризисом, по сравнению с которым действия РБ по противодействию газовым блокадам Газпрома покажутся мелочью. Сохранение нынешних или подобных нынешним цен на газ для Беларуси влечет за собою рост белорусского экспорта в Европу. А это — и российский экспорт. Это — прибыли и российских предприятий. Это — неомертвленный, а инвестированный в промышленность "стабилизационный фонд", работающая уже сейчас часть "стабилизационного фонда" России, непроеденная и невывезенная куда-то за границу…
АПН: По вашему мнению, какие стратегические цели преследует Беларусь, принимая участие в Союзе Белоруссии и России? Насколько вероятно образование единого государства? Насколько вероятны иные модели развития страны, например, ее интеграция в Европейский союз?
Юрий Шевцов:
Беларусь не стремилась к независимости от СССР. Белорусская независимость — это форма адаптации небольшого государства со специфичным советским наследством к условиям краха Советского Союза и прочим постсоветским вызовам. Политика РБ относительно России — это политика рациональная, а не идеологическая. Специфика советского наследства РБ — очень большое значение крупных экспортных заводов в белорусской экономике. Союз Беларуси с Россией имеет главной задачей сохранение и модернизацию крупной промышленности. Отсюда и грань сближения и его цели и задачи: пока союз обеспечивает развитие крупных заводов, он развивается. Союзное строительство тормозится, как только Россия пытается навязать высокие цены на сырье или добиться передачи крупных заводов российским собственникам, неподконтрольным белорусскому государству, ибо последние способны разрушить ради своих интересов крупные белорусские заводы.
Белорусское государство является государством-корпорацией, о превращении в которую России мечтают многие российские интеллектуалы. В рамках белорусского государства происходит перераспределение ресурсов от одних отраслей к другим, интересы производителей защищаются всеми доступными средствами, развиваются собственные технологии и т.д. Но Беларусь как государство-корпорация является корпорацией переработчиков, а не сырьевиков. Россия же ныне превращается в государство-корпорацию именно в сфере добычи и экспорта сырья, в огромный "Газнефтепром". Между этими двумя типами корпораций, расположенными в одном географическом пространстве, существуют противоречия, как сказали бы во времена СССР — ведомственные противоречия — подобные противоречиям советских "нефтяников" и, например, ВПК.
Не думаю, что нынешняя РФ готова к сближению с Беларусью вплоть до создания единого государства или его подобия. Сближение с Беларусью — это отказ от проектов наподобие СЕГ, это — Ямал-2 через РБ. Сближение с РБ — это борьба с коррупцией в РФ всерьез. Это — действительная перекачка ресурсов из сырьевого сектора в переработку, а не в стабфонд, размещенный на западе. Это — замедление темпов роста потребления ради инвестирования в основные фонды промышленных предприятий. Это выстраивание действительно сильного государства и т.д. Надо быть реалистами: к этому РФ не готова. А Беларусь не готова к распространению на себя большинства российских реалий. По-моему, обе страны способны лишь к продолжению сближения по тем направлениям, которые являются для них взаимовыгодными. Такие направления есть и их много.
Интеграция РБ в ЕС сейчас — это вообще вопрос из области нереальных. Сам ЕС к такой постановке вопроса совершенно не готов. Но может наращиваться разнообразное сотрудничество РБ и ЕС, особенно в экономической сфере.
АПН: Многие в России стали задумывать о том, как будет выглядеть России "после Путина", то есть ухода нынешнего главы государства в отставку. По вашему мнению, возможна ли Белоруссия без Лукашенко и как будет развиваться ситуация в республике после ухода белорусского лидера со своего поста?
Юрий Шевцов:
Могу, конечно, ошибаться, но вопрос об уходе Лукашенко, по-моему, не стоит. Ни один политик в РБ не может сравниться с Лукашенко по рейтингу или влиянию. Внутриполитическая ситуация в РБ устойчива как никогда за все время существования независимой постсоветской Беларуси. Только случайность может предотвратить победу Лукашенко на предстоящих через год выборах. Внешнее давление на Лукашенко на деле невелико и, мне кажется, вряд ли оно может привести в ближайшие годы к потере им власти при всей зрелищности периодических противостояний между Беларусью и всем окружающим миром.
Если предположить, что Лукашенко перестанет быть ведущим белорусским политиком, думаю, после короткого, очень острого политического кризиса, к власти придет политик, который повторит в общих чертах его политику и выстроит именно ту структуру власти, которую выстроил Лукашенко. Любому лидеру надо будет защищать крупную промышленность, принимать факт невозможности интеграции в ЕС и налаживать особо тесные отношения с Россией. Измениться могут только некоторые нюансы: немного изменится отношение к чернобыльским проблемам, белорусскому языку, уменьшится, а быть может, даже увеличится, степень конфликтности с Западом и с Россией.
АПН: Вы пишите о белорусской элите, которой удалось сохранить консолидацию после распада Советского Союза. По вашему мнению, в чем секрет крепости белорусской элиты, почему в стране не образовались олигархические холдинги как в России и на Украине? Почему белорусские элиты не польстились на "постперестроечный" размен власти на собственность?
Юрий Шевцов:
Причин две.
Первая: белорусская элита — это, прежде всего, промышленники, занятые в крупном производстве и связанные с ними сектора политического класса. В Беларуси нет заметных запасов нефти и газа и остановка крупных заводов влекла за собою драматическую потерю политическим классом РБ почти всего, как это произошло в Молдавии, например.
Вторая: белорусское общество не могло воспользоваться национализмом как идеологией — стабилизатором общества на период деиндустриализации, как это произошло в других восточно-европейских государствах и странах Балтии. Белорусский национализм оказался слишком слаб и неприспособлен к мобилизации общества. Белорусское общество оказалось очень советизированным и русифицированным, а национализм слишком радикально противостоящим советской белорусской традиции. Однако, в глубине своей, думаю, причиной слабости белорусского национализма стала неспособность национализма пожертвовать задачей распространения и возрождения белорусского языка в ситуации, когда как высший приоритет выглядела задача консолидации вокруг преодоления последствия аварии на ЧАЭС. Национализм должен был реагировать на очень важный для белорусской нации чернобыльский внешний вызов. Внутри национализма возникли две мощных моральных темы: либо становление антисоветской восточно-европейской белорусоязычной нации, стандартной восточно-европейской нации, либо — консолидация нации вокруг идеи спасения детей и самой нации от последствий аварии на ЧАЭС. Белорусский национализм пытался, но не нашел в себе сил совместить обе задачи.
Политический класс РБ должен был искать ненационалистической формы идеологии для сохранения стабильности РБ. Консолидация общества вокруг фигуры авторитарного правителя-технократа оказалась и простой и дешевой формой такой идеологии.
АПН: Как-то незаметно вошло в моду сравнение Белоруссии с Китаем. Дескать, у обеих стран сходные темпы роста, а также режимы, которые принято считать авторитарными. Допустимо ли такое сравнение? Бывший президент Украины Леонид Кучма выпустил книгу "Украина — не Россия". В какой степени Белоруссия — не Китай?
Юрий Шевцов:
Беларусь не является устойчивым целым сама по себе. У Беларуси маленькая геополитическая масса. Даже в слабом Китае жили сотни миллионов человек. У Китая больше спектр допустимых политических или стратегических ошибок, больше свободы в принятии решений о своем развитии. У Беларуси в момент коллапса СССР вариантов не было: или коллапс всего общества в ходе остановки крупных предприятий или мобилизация общества в кулак и правильные менеджерские решения по крупным заводам.
Кроме того, внешняя торговля при всей своей важности имеет для КНР меньшее значение, чем для РБ. Беларусь обладает более открытой экономикой, чем КНР (соотношением экспорта в ВВП). Для Беларуси внешняя политика имеет гораздо большее значение, чем для КНР. Беларусь вынуждена быть более активной во внешней политике, больше рисковать и больше стремиться к интеграции с другими странами, чем Китай.
Имеет значение также структура экономики. РБ — это государство-корпорация, в основе которой машиностроение, нефтехимическая промышленность и радиоэлектроника. Причем около половины всех промышленных рабочих РБ заняты на предприятиях, где работают свыше 500 человек. Лишь около 10% рабочей силы заняты в сельском хозяйстве. Китай же — до сих пор аграрная страна…
АПН: Вы пишите, что вопреки многочисленным слухам, белорусам удалось сохранить свою идентичность, несмотря на то, что часть экспертов полагает, что она чуть ли не на 100% совпадает с русской. По вашему мнению, в чем состоит отличность белорусской идентичности от русской? Какие подходы демонстрирует правительство Лукашенко в своей национальной политике?
Юрий Шевцов:
Идентичность — это динамичная по своему наполнению категория. Нынешние испанцы — это совсем не испанцы 16-го столетия, хотя это — один и тот же народ. Или — китайцы, белорусы, русские. Полагаю, что основное отличие нынешних белорусов от нынешних русских — относительно меньшая степень аморализации белорусов. У белорусов хватает духа на сохранение сильного государства, которое реализует национальные интересы белорусов. Государство — это не только Лукашенко. Государство — это еще и просто чиновники, военные, врачи, учителя, просто обыватели, которые при необходимости оказывают поддержку действиям власти.
В России огромная масса умных и жертвенных людей, громадная, более глубокая, чем у белорусов национальная традиция и память про большие, чем у белорусов исторические достижения, громадная гуманитарная культура и искусство. Понимание своих проблем у русского народа, мне кажется, ничуть не меньше, чем у белорусов. Мало кто в России не понимает порочности сырьевой трансформации своей экономки, слабости государства и т.д. Но в нынешней России не происходит перехода количества умных и жертвенных людей в качество, которое позволило бы России действительно начать решать свои проблемы.
Причины того, почему у белорусов количество понимающих свои проблемы людей переросло в качество, могут быть объяснены рационально. Свыше половины населения РБ — "западники", потомки тех, кто вошел в состав СССР лишь в 1939-м году, реально — в 1944-м. Урбанизация в западной Беларуси началась лишь в 50-х годах, шла медленно, степень разрушения традиционной крестьянской культуры оказалась ниже, чем на востоке РБ или в России. Потому в государстве есть масса народа, способного чувствовать стыд за плохие поступки, по крайней мере, перед своими близкими и рационально определяться по жизни, не впадая при этом в цинизм. Именно эта масса выходцев из еще живой западно-белорусской деревни пришла сейчас в города и на крупные заводы, слилась с теми, кто совсем недавно эти заводы и города создал и стремится сейчас выжить в постсоветском коллапсе своих умом и трудом. Да и уезжать все равно — некуда. Во всяком случае, все не уедут.