Длительное лидерство одного лица характерно для демократии не меньше, чем для других форм правления. Хрестоматийным стало почти тридцатилетнее формальное и неформальное руководство Перикла Афинами в пору их расцвета. Уже в ХХ в. Ф.Д.Рузвельт четыре раза подряд избирался президентом США, а У.К.Кекконен четверть века возглавлял Финляндскую республику.
В последнее время нам всё настойчивее предлагают конституционную реформу во имя того, чтобы удачливый и популярный глава государства имел легитимную возможность руководить Россией на её благо как можно дольше. Понятно, что речь идёт не только и не столько о нынешнем Президенте, сколько о реформировании самого института президентской власти. Но не является ли обозначенная цель слишком мелкой и ограниченной, чтобы ради неё вообще затевать мероприятие, сулящее столь остро негативную реакцию как внутри страны, так и за рубежом? Вариант с третьим сроком ведь явно угрожает не только для имиджу власти, но и позитивным политическим тенденциям в России, сохранение которых может оказаться значительно важнее выгод, которые обещает нам пролонгация полномочий нынешней верховной власти. А самое главное — действительно ли реформа статьи 81 Конституции РФ, сама по себе, способна оптимизировать условия развития нашей страны?
Аргументируя продление "здесь и сейчас" полномочий главы Российского государства, как правило, не часто ссылаются на положительные политические результаты последних лет. Это и понятно. Обоснование идёт по другой линии — по принципу выбора меньшего из зол, ибо "если не сделать так, то будет ещё хуже". Но среднестатистический человек, инстинктивно живя по принципу "надежда умирает последней", склонен обычно к оптимистической оценке реальности. История показывает, что никакое политическое действие, оправдываемое одной лишь жестокой необходимостью избежать ещё более крупных неприятностей, никогда не находило позитивного отклика в обществе, даже будучи безупречно рационально обосновано.
Из двух альтернатив — "ещё немного потерпеть" бесперспективную стабильность или броситься в стихию непредсказуемости — человек предпочтёт последнюю, если эта бурлящая стихия будет манить его своей кажущейся близостью и доступностью. Как писал ещё Ленин: "Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции". Homo sapiens может довольствоваться бездействием, только когда сыт и удовлетворён. Но человеку, чувствующему себя неустроенным и ущемлённым, бездействие столь же противоестественно, как и голодному хищнику. Он непременно будет рыскать в поисках телесной (и духовной) пищи, пока её не обрящет или же не нарвётся на пулю охотника (сиречь пока не сгорит в революционном пожаре).
Поэтому мотивация поддержки любой существующей власти только на том основании, что она — последний якорь нашего спасения, явно недостаточна. Можно не сомневаться насчёт этой самой "якорности", однако, всегда и при любых обстоятельствах будет возникать подозрение, что данный якорь — далеко не последний. Осознавая это, заинтересованные фигуры подыскивают другие доводы в обоснование данной акции — например, что пролонгация президентских полномочий необходима для реализации некоей масштабной позитивной программы развития страны.
А дальше происходит самое интересное. Ещё не объявленную и толком не сформулированную программу, существующую только в воображении отдельных публицистов, приписывают уже якобы наметившимся планам власти. Далее — сама способность предложить и осуществить подобные мероприятия расценивается как нечто уникально и имманентно присущее действующему носители власти, ему и никому другому. Потом чертится воображаемый контур осуществления "программы спасения", в котором есть всё, кроме важнейшего элемента — механизмов того, как и почему слова станут воплощаться в дело. И, основываясь на этой цепи абсолютно априорных и иллюзорных конструкций, нас пытаются уверить, что иначе нельзя, ибо "дело дрянь, господа", и если не принять предлагаемую нам фантомную панацею, то обязательно и безальтернативно наступит полный "кирдык".
Рассуждения подобного рода отталкиваются, впрочем, от одного совершенно очевидного факта и от не менее бесспорного соображения, что и придаёт им кажущуюся убедительность. Очевидный факт состоит в том, что дело, действительно, дрянь. Вопреки усилиям власти по укреплению государственного единства России, угроза утраты российского суверенитета над некоторыми частями территории или даже распада нашей государственности за последний год вновь возросла до уровня 1990-х годов или даже сильнее. Причём связано это не столько с центробежными тенденциями, сколько с провоцирующей эти тенденции общей неэффективностью власти. Как демонстрирует нам история любого "смутного времени", явление "государственного разложения" в России всегда приобретало какой-то жутковато- инфернальный смысл, проецируясь сразу во всех измерениях — сакрально-политическом, моральном, территориальном и т.д.
Бесспорно, интересы государственного целого или то "общее благо", которое, согласно Ивану Ильину, составляет истинное содержание политики, безусловно, превыше писанной Конституции. Никакой закон не должен являться препятствием для выполнения властью необходимых мер по сохранению страны и её народа как политического субъекта — эта государственная аксиома, отвергающая идеологические догмы радикального либерализма, должна стать нормой, воспринимаемой властью и обществом на подсознательном уровне. Она отвечает здравому смыслу, и неудивительно, что доводы, основанные на ней, могут обладать особой убедительностью.
Но тот же самый здравый смысл должен подсказывать, что простое продление полномочий верховной власти есть мера, неадекватная степени угроз, стоящих перед государством Российским. Данная мера может быть оправдана только в комплексе мероприятий, ставящих своей целью кардинальное упрочение нашей государственности. В любом ином случае она неизбежно станет дополнительным фактором дестабилизации. Ставить одну муфту на трубу, протекающую сразу во многих местах, бессмысленно. Как говорилось в известном советском анекдоте: "Да тут всю систему менять надо!".
Как вариант, который, на первый взгляд, позволяет одним выстрелом убить двух зайцев, рассматривается создание объединённого государства России и Белоруссии с сопутствующим принятием союзной конституции, позволяющей пролонгировать срок пребывания у власти нынешнего российского президента — теперь уже как главы Союза. Таким образом, как, видимо, надеются сторонники данного проекта, позитивные тенденции, связанные со стабильностью российской власти, усилятся благодаря начавшемуся процессу реинтеграции постимперского пространства.
Но, как писал И.Л.Солоневич, "мечта, сформулированная как обещание, есть заведомая ложь". Куда больше оснований полагать, что Союз России и Беларуси, сконструированный не под нужды народов, а под конкретного человека, торпедирует саму идею интеграции и станет спусковым механизмом развала того, что ещё осталось от России. Если Беларусь войдёт в состав Российской Федерации, то какой смысл говорить о новом "союзном" государстве? А если это будет именно союз РФ с Беларусью, то есть конфедерация, это неизбежно вызовет стремление крупнейших субъектов РФ, образованных на этнической основе, к достижению ими статуса Беларуси, то есть к конфедерализации России. Благими побуждениями, которыми руководствуются сторонники российско-белорусского союза "под действующую власть", вымощена дорога в ад кромешный.
Совершенно очевидно, что осуществление любых интеграционных проектов во главе с РФ на просторах бывшего СССР немыслимо без коренной государственной реорганизации самой Российской Федерации. Надеяться решить нынешние проблемы государства Российского на путях косметической перелицовки одной из статей Конституции, без пересмотра её основ, было бы пустым самообольщением. Можно предоставить главе государства возможность переизбираться бессчётное число раз — и такой норме, безусловно, будет найдено рациональное оправдание. Можно сделать выборы безальтернативными, плебисцитарного типа — голосование по типу "одобрямс — неодобрямс", как по кандидатуре "первого консула, гражданина Наполеона Бонапарта". И подобная мера может стать целесообразной. Но только все эти конституционные выверты не смогут устранить главных факторов, из-за которых недостроенное (или, как политкорректно говорят, "недореформированное") здание российской государственности находится в перманентно подвешенном состоянии. Эти очевидные факторы суть:
· Неопределённость субъекта — учредителя российской государственности.
· Неопределённость российского суверенитета — как по отношению к внешним субъектам, нормы договоров с которыми объявлены приоритетными перед нормами Конституции, так и по отношению к субъектам РФ, часть которых имеет вполне конституционный статус "государств в составе РФ".
· Полная необеспеченность механизмов защиты российского суверенитета.
· Сохранение в конструкции РФ той же ленинской "мины замедленного действия", которая взорвала СССР, — национально-государственного принципа строения, основанного на "самоопределении народов", провозглашаемом и ныне действующей Конституцией.
· Размытость контуров преемственности власти на случай чрезвычайной ситуации.
Без принятия новой Конституции неосуществимо позитивное решение отмеченных проблем. Пока они сохраняются, говорить о продлении президентских полномочий, как средстве поставить заслон негативным тенденциям означает политически дезориентировать избирателе и политиков.
