В рамках ток-шоу тедеведущего Соловьева, претендующего сегодня на роль законодателя политических мод, состоялась дискуссия по поводу установления в Москве памятника Сталину. Полемика между модным режиссером Марком Розовским и лидером №2 от ЛДПР Алексеем Митрофановым стала наиболее скандальной после выступления на той же площадке генерала Макашева.
Занятно, что большинство аудитории НТВ поддержало как антисталиниста Розовского, так и антисемита Макашева. Это можно трактовать по-разному. Одно из возможных объяснений: наличие чего-то общего между сегодняшними антисемитами и традиционными антисталинистами.
Анализировать эту дискуссию бессмысленно, поскольку доводы сторон известны и привычны: в обществе уже сформировалось его гражданское мнение по этому поводу. Как показывает вциомовский опрос, отношение общества к Сталину — достаточно определенное. 50 % оценивают его роль в истории положительно, 37 % — отрицательно. Последнюю треть и представлял Розовский, своей скандальностью перещеголявший даже Макашева.
Треть — это меньшинство, хотя и внушительное, которое, безусловно, имеет право на свою точку зрения, как и на ее выражение. Не надо только принимать право меньшинства на свою точку зрения за право безнаказанно оскорблять большинство. А именно этим и занимался Розовский в течении всей передачи.
Здесь важно то, что Розовский представляет целую группу людей, давно утративших свои исторические шансы. Это так называемые "шестидесятники", много шумевшие сорок лет назад, но вяло уступившие бюрократическому натиску брежневской поры. В эту "застойную" эпоху они сладко ели и много спали; пользовались плодами той "стабильности" и приучали советское общество к бездумному потреблению.
Позже их рекрутировал Горбачев. "Шестидесятники", обрадовавшись, что наступило их время, устроили всенародную истерику. Настоящий ценностный, а затем — политический и экономический погром, который и привел страну к нынешнему плачевному состоянию.
В 90-е, когда, казалось бы, для них самое время было возвысить свой голос "гражданской совести" против разграбления всего и вся. Они умиротворенно проедали остатки воспоминания о своей "неподкупной" гражданской совести, довольствуясь подачками от новых хозяев жизни.
Ощутив ветшание путинского режима, доверенными лицами которого были многие из них в начале правления Путина, "шестидисятники" вновь решили воспользоваться шансом напомнить о себе.
Грядущий юбилей Великой Победы они решили превратить в пережевывание полузабытых легенд самиздата и антисоветской литературы прежних десятилетий. Мифотворцы затоя стали наперебой рассказывать то о придуманных фантастических потерях СССР, то нахваливать предателей-власовцев, пытаясь поставить нашу страну на одну ступень с гитлеризмом.
Митрофанов вполне справедливо бросил Розовскому упрек в том, что людские потери и несчастья, к которым привел шабаш конца 80-х, когда тон задавали "розовские", давно по своим масштабам превзошел все то, что можно приписать Сталину,. Только это был голый антинародный террор без тех "государственнических" результатов и той системы социальной защиты, которыми мог бы похвастаться "вождь народов".
Кстати, Владимир Соловьев адресовал Розовскому, несмотря на свою очевидную солидарность с ним, резонный вопрос: "Где критерий, по которому надо ставить памятники?" Действительно, если 50 % оценивает некую личность положительно, а 37 — отрицательно: имеют право первые иметь памятник? Если у нас ставят памятник даже Колчаку, которому как-либо сочувствует всего 2-3 %? Почему сталинистам нельзя, а монархистам — можно? Такие как Розовский, они как за Колчака или против? Если за, то пусть не забывают, что они — подавляющее меньшинство и ведут себя соответственно. Если против — почему тогда не вопили со всей своей истеричной страстностью?
Ответ, кстати, есть. Несколько лет назад, в момент бесчеловечного терракта в "Норд-Осте", Марк Розовский, бравирующий сегодня "гражданской смелостью", также стал участником публичного скандала. Его, тогда постигло большое горе: среди заложников, захваченных бандитами, оказалась его дочь Саша. Его горе в тот момент не только можно понять: оно ясно и неоспоримо.
Но он не шел в штаб контртерракта требовать, чтобы ему дали автомат для штурма этих нелюдей. Он даже не шел, распахнув грудь, в центр на Дуброве со словами: "Возьмите меня, отпустите дочь". Он вышел на униженную демонстрацию коллаборационистов, требовавших принять все условия бандитов — повторить постыдный Хасавьюрт и опять вывести наши войска из Чечни.
Ему в этот момент было все равно, что это будет поощрением новых заложников, новых захваченных дочерей, новых обезумевших от горя родителей. Мы не слышали тогда его пафосного голоса, которым он сегодня клеймит Главковерха Победы. Он не сказал тогда: "Смерть палачам невинных! Позор лизоблюдам террористов! Моя дочь сегодня стоит под дулами бандитских автоматов, но от имени всех отцов и дочерей, которые еще не стали, но завтра могут стать жертвами этих нелюдей, я требую — никаких переговоров! Смерть бандитам!"
Вот если бы он это тогда сказал, тогда его голос осуждения умершего пятьдесят лет назад Сталина хоть что-то мог бы значить. Вместо этого он бродил по улицам Москвы и под диктовку Бараева выкрикивал в адрес власти: "Сдавайтесь! Сдавайтесь! Мы уже сдались!"
И это — распространенный типаж. Потому что такие как он, свое гневное осуждение могут высказывать только тогда, когда: 1) ничем особым не рискуют; 2) когда есть шанс заработать аплодисменты.
При заклейменном сегодня Сталине, "розовские" не кричали про беззакония и произвол, а ставили свои подписи под призывами "Расстрелять бешеных собак!". Они клялись в любви к вождю всех времен и народов и писали доносы на собратьев по цеху, славословящих вождя не так громко. Оказавшись под властью новой силы, наши "конформисты" быстро записывались к власовцам. Они даже отрекались от своей этнической принадлежности и гневно выступали перед военнопленными и местным населением, клеймя "преступления сталинщины" и прославляя немецких "освободителей".
Это, действительно, типаж политической психологии. Суть его в том, что в любом обществе есть люди, которые ненавидят в своем социуме все, что не касается их самих.
Типичная черта многих отечественных либералов: пользоваться привилегиями системы и ломать эту систему, принимая свои собственные узкогрупповые интересы — за интересы большинства граждан. И, соответственно, "всегда готовые" интересы большинства продать и предать во имя своих собственных интересов.
