Масштабный теракт — это особый способ политической коммуникации, необратимо преобразующий политическое пространство. Он не только катализирует изменения в наружной конструкции политической системы, но и влияет на с виду незначительные, но чувствительные внутренние раны. После Беслана и долголетнее дело полковника Буданова получило вдруг новый поворот. Региональная комиссия по вопросам помилования сочла возможным освободить Буданова от наказания — лишения свободы. После этого губернатор Ульяновской области Владимир Шаманов подписал ходатайство о помиловании Юрия Буданова и направил документы в администрацию президента РФ.
Несмотря на сдержанные протесты представителей чеченской и правозащитной общественности, полпред в ЮФО Дмитрий Козак веско считает «вполне возможным, что есть основания для помилования полковника Буданова». Разумеется, помилование — это исключительное полномочие президента РФ, и от мнения полпреда и личного друга президента, пусть и юриста по профессии, до юридически оформленного решения президента существует большая дистанция. Но сам импульс, посланный властью навстречу изменившемуся общественному мнению, более чем понятен. Отследить эту технологию учета общественного мнения в данном случае куда важнее, чем говорить на извечную тему «плохой хороший человек».
Само «дело полковника Буданова» — это примечательный пример того, как морально-правовые и даже экспертные оценки колеблются вместе с «генеральной линией». Можно заметить, что повисающая в пустоте линия власти оказалась податлива не сколько к силе высказываемого общественного мнения, сколько к силе направленных в сторону власти коллективных обращений, медиа-рупоров и даже медиа-эха. Реагированием на эти фантомные всплески и загружена по большей части наша сверхмощная политическая машина. Судите сами, полковник Буданов был призван и награжден, затем арестован и «вырван с корнем из армии». После этого осмотрен психиатрами, признан вменяемым в состоянии аффекта, далее найден сумасшедшим и принудительно вылечен. Далее Буданов был всестронне пересмотрен и еще раз осужден, а впоследствии помилован с возвращением «государственных наград, воинского звания и права находиться на государственной службе».
Каждый извив будановской судьбы в точности совпадал по времени с новым витком обострения или угасания провокаций в Чечне, политикой нахлынувшей «чеченизации» или отхлынувшей «кадыровизации».
И если при новом резком повороте «дела Буданова» из военной машины выпадало немало боеспособных офицеров, то эта убыль вполне может быть отнесена на издержки социологических методов властвования. Власть стремится послать всем социальным группам некие положительные импульсы. Но обратной стороной «приятно смуглеватого для всех» лица власти становятся спонтанные репрессии по случайным фигурам для профилактики нежелательных процессов. Такая «социологика» позволяет распределить персональную ответственность по безликим фрагментам из репрезентативной выборки. Чтобы власть могла, как опытный пианист, взять любой трудный пассаж.
У этой модной методы властвования есть вполне очевидные издержки: она производит двусмысленности там, где необходимы четко разграниченные статусы войны и мира. Например, Буданов, приехав на фронт, оказался не в мире и не на войне, а сразу в зоне. В «сумеречной зоне» контртеррористической операции, где уже не действуют этические законы мирного времени, но еще работают формальные административные привычки. В этой «серой зоне» военные вынуждены действовать в гнетущем вакууме морально-правовых норм. Они попадают в своего рода «дымовую завесу» неопределенности: ведь аппаратная логика и практика спецслужб куда сложней и тоньше, чем простая бинарная логика войны — убивать «чужих» и вытаскивать «своих» с поля боя, из плена и тюрьмы. Действуя на поле боя по бюрократическому регламенту, прежде чем произвести «явление выстрела», надо получить согласование органов, санкцию прокурора и решение суда, а нажимая на курок, сразу вспомнить про Совет Европы, запретивший навечно смертную казнь. Тут есть от чего сойти с ума…
А теперь вспомним, о чем мы твердили последние две недели. «Стране объявлена война». Разумеется, без введения норм военного положения. Это сразу расширяет «сумеречную зону» до размеров всего общества и делает разрастающийся морально-правовой вакуум эффективным поражающим оружием «зоны разряжения». И вот уже, подростки, не знающие, как канализировать свой этнический и социальный протест, кажутся власти более опасным объектом, чем все полевые командиры террора. В сложившейся ситуации — ситуации войны без этики военного времени и всеобщей мобилизации без врага — всем гражданам грозит, в конечном счете, либо участь полковника Буданова, либо коллективный поход в институт имени Сербского.
