»Злодейское увольнение журналиста Парфенова положило начало массовым репрессиям». Такой парафраз известной речи Хрущева на ХХ партъезде вполне исчерпывает большинство комментариев в отечественных и зарубежных СМИ. Моя любимая The New York Times негодует: »Это увольнение — новый шаг президента Владимира Путина к ужесточению контроля над новостными СМИ, а также другими сферами общественной жизни». Le Figaro добавляет, что »контроль ФСБ над СМИ никогда не был так очевиден и никогда не достигал такого размаха». Словом, злой чекист ползет на берег…
До прямых сравнений телевизионного самоубийства Парфенова с историческим убийством товарища Кирова дело еще не дошло. Зато постановочная трагедия достигла такого накала, что за этим слаженным хором уже не важна «смерть героя». Когда разом включаются такие мощные «глушилки», (неважно, коммунистические или либеральные), всегда интересно узнать — о чем, собственно, была передача?
Сам сюжет о вдове Яндарбиева не тянет даже на повод. Тонкий знаток телевизионной кухни Евгений Киселев (чью нишу политаналитика, кстати, занял на НТВ коллега Парфенов) сказал об этом прямо: »Если внимательно прочитать этот сюжет, это же сюжет очеркового свойства. Он мог выйти в этой программе, мог выйти в следующей. Это не обязательная новость, подлежащая немедленной передачи в эфир, и там новости нет как таковой». Вне кухонных разговоров об «эксклюзивной журналистике» остается непонятным — зачем ведущему «Намедни» надо было надысь срочно лезть напролом. Или, как недоумевал Александр Герасимов, заместитель генерального директора НТВ, — »Почему такое маниакальное стремление выдать этот материал в эфир у него возникло в это воскресенье?».
Тем более, что давние коллеги Парфенова по НТВ, например, Владимир Кара-Мурза, всегда считали, что »Леонид — человек осторожный и умеющий просчитывать на несколько ходов вперед». Собственно, он и просчитывал. В последнее время на канале считали, что Парфенов сам ведет себя вызывающе и просто «нарывается на увольнение». Недаром, профессиональные топ-менеджеры прокомментировали это событие вполне однозначно: «Как генеральный директор крупной компании думаю, что он спровоцировал свое увольнение».
Конечно, в деле Парфенова, как и в деле Кирова, есть много загадочного. На следующий день после увольнения ведущего «Намедни» телеканал НТВ оказался в центре нового скандала. Мэр Москвы Юрий Лужков подверг критике ведущего программы Свобода слова» Савика Шустера и выразил недоумение, что ключевую политическую программу на российском телеканале ведет «гражданин иностранного государства». Как-то выяснилось, что у господина Шустера пятого июня истекает срок действия рабочей визы.
Однако в ходе управляемого кризиса на НТВ, возникшие проблемы с продлением визы хозяина «Свободы слова» были сняты. «The Washington Post», комментируя события вокруг медиа-фигуры Парфенова, в конце статьи неожиданно обрадовала нас, что ситуация с Шустером в процессе разрешения. »Теперь — во всяком случае, на некоторое время — не думаю, что кто-то тронет мою программу», — резюмировал Савелий Шустер. Безусловно, со стороны все это выглядит как жертва. Точнее, вынужденный размен одной фигуры на другую в большой шахматной игре.
Но не будем увлекаться конспирологией, а обратимся к существу конфликта. Из трех его составляющих — политической, этической и трудовой — наиболее важной представляется этическая сторона дела. Однако не стоит все случившееся сводить к нарушению «внутрикорпоративной» этики или, по словам Алексея Венедиктова, к «внутрипартийному» конфликту. Но за то, что господин Парфенов опубликовал распоряжение своего начальника и обсуждал его без ведома начальства в другом СМИ, сам главред либеральнейшего «Эха Москвы» уволил бы такого сотрудника в первый же день. Здесь примечательны и трепетность отношения к чистоте нравов внутри «своего круга», и та длина злопамятства, проявленного к «неэтичному» поведению Парфенова еще в деле старого НТВ.
Но вот что интересно, строгость внутренней этики медиа-сообщества «искупается» крайней необязательностью к этическим нормам и даже пренебрежением к «внешним» слушателям. Сам Парфенов давно уже делает так называемый «инфотейнмент» — то есть развлекательную информацию. Своего рода «телевидение для толстых», рассказывающее всякий раз о том, что мы живем в ужасной и беспросветной стране. Так, культуролог Даниил Дондурей сказал, что «инфотейнмент» — »это гнойный гламур, рассчитанный на циничную жизнь богатых, и провокация сознания бедных». И я бы добавил: плюс деконструкция всей страны!
С иезуитской точностью Парфенов делал то, чем Гусинский и его команда занимались между 96-м и 98-м годами: деконструировали все виды модернизации в России. В программе «Намедни» не просто были сюжеты шокового свойства — про людоеда или про откачку жира прямо из живота. Там еженедельно уничтожались символьные ценности окружающего нас мира. Недаром The Globe and Mail прямо написал, что российский телеведущий Леонид Парфенов сделал карьеру на нахальстве. Он не только создал первое в России телешоу о сексе, но и, напомним, сравнил президента Владимира Путина с эльфом из книги о Гарри Поттере. И сегодня в своих стараниях по разрушению символьных основ власти, показывая клонированных Путиных во всех видах, телефокусник все же зашел слишком далеко…
В медиа-среде есть любимая поговорка: «Не нравится — не смотри, не нравится — не слушай. Выключи телевизор, или радио, или меня, если сможешь!» В этой фразе много лукавства. Ведь сегодня СМИ являются особого рода монополиями — коммуникационными монополиями. Все мы, зрители и слушатели, по отношению к ним пребываем в счастливом состоянии безответственности или «не-ответа».
Вся современная архитектура масс-медиа основывается на том, что «процесс обмена» сделан невозможным. Сегодня именно на этом держится система социального контроля и власти. Все делается таким образом, чтобы на слова, звучащие с эфира, не было получено никакого ответа. Или присутствует только форма симуляции ответа в виде ток-шоу или телефонных звонков. Но это ничего не меняет в однонаправленности коммуникации.
Поэтому-то необходимым условием восстановления власти является восстановление возможности ответа. И единственным шансом власти, желающей сохранить свой источник, остается возможность, в качестве ответа, выключить парфеновых. Этих медиа-дикторов, возомнивших себя медиа-диктаторами.
В такой позиции поддержки власти нет восторженного этатизма, навечно отменяющего консервативную критику власти. Ведь подлинно консервативная критика власти состоит как раз в том, чтобы напоминать власти о ее сакральной природе. И тем самым делать власть властью.
