Запрет брать в школы детей без российского гражданства, не владеющих русским языком – мера недостаточная и половинчатая. Этот запрет должен сопровождаться либо введением полноценного визового режима со странами Средней Азии, либо – как минимум – закрытием российской границы для всех "равшанов" и "дилшодов", не достигших 18 лет. Ибо, по большому счёту, зачем они в России нужны? Работать дети среднеазиатов все равно не могут и с экономической точки зрения имеют сугубо отрицательную ценность: случись что – лечить их будут за российский счёт. Ну, а если равшанчик очень хочет посмотреть на Красную площадь, то пусть въезжает по краткосрочной туристической визе с оформленной медицинской страховкой. Малейшее нарушение сроков пребывания должно вести к его депортации вместе с родителями.
К чему приведет недопуск среднеазиатских детей к российскому образованию, не подкрепленный более радикальными решениями, такими как визовый режим? А вот к чему. В Россию, как и раньше, продолжат приезжать гастарбайтеры со своими жёнами и многочисленным потомством. Но теперь их ребятишки начнут сидеть дома или бегать по улице без присмотра (если мама тоже работает), ведь в школы их перестанут брать из-за незнания русского языка. Общаться такие маленькие среднеазиаты, разумеется, будут со сверстниками из аналогичных семей по соседству.
И через несколько лет мы получим районы-гетто, населённые реальными дикарями, у которых ноль общего с Россией и которые не умеют читать-писать вообще ни на одном языке, даже на своём родном.Арабские подростки в парижских пригородах, регулярно поджигающие машины и громящие магазины, по сравнению с этим контингентом покажутся сущими ангелами.
Несколько лет назад, когда 1 сентября я отводил ребенка в школу, я стал очевидцем любопытной сценки. Рядом с постом охраны стояла женщина, одетая по-восточному, в сопровождении трёх детей, и спрашивала у удивленной охранницы на очень плохом русском: «первый сентября, куда учиться идти?» Охранница ответила, что в этом здании документов не принимают, и отправила её в другой корпус, и долго потом объясняла, как его найти. Восточная женщина кивала с видом непонимания на лице...
У этой женщины ещё был порыв отдать своих детей в школу – впрочем, не слишком сильный, иначе бы она озаботилась этим вопросом заранее. Но многие её соотечественницы, приехавшие из далёкого кишлака и сами не прочитавшие за свою жизнь ни одной книжки, и раньше-то не всегда понимали, зачем их детям образование. И так каждая копейка на счету – а тут ещё покупай своим чадам рюкзаки, сменку и тетрадки. И теперь у них будет предлог, чтобы этого не делать: «пусть маленький Дилшод со мной сидит, а там дальше посмотрим».
Давайте обратимся к практике других стран. Возьмем Данию – здесь действуют одни из самых жёстких антимигрантских законов во всём ЕС, так называемые законы о гетто. За преступления, совершённые в районах, имеющих статус гетто, датские суды автоматически выписывают правонарушителям удвоенные тюремные сроки. Кроме того, в Дании запрещено строить мечети с привлечением иностранного финансирования (кстати, и в России этот запрет не повредил бы, ведь люди, получающие деньги на религиозную деятельность из Турции или Саудовской Аравии – по сути, такие же иноагенты, как и либералы, кормящиеся за счёт американских грантов).
Короче, в датском королевстве царит сущий «фашизм», за что тамошним властям периодически достается от бюрократов из Брюсселя. Но, несмотря на явное недружелюбие по отношению к приезжим, датчане не закрыли от них свою образовательную систему. Наоборот, они ввели ещё одно правило: любой ребенок из семьи, живущей в гетто, обязан с годовалого (!) возраста проводить как минимум 25 часов в детском саду, где его обучают датскому языку и прививают датские культурные нормы. Если родители не желают отдавать своих детей в такие учреждения, то их лишают всех пособий и выплат. А чтобы интеграция шла успешнее, датские власти установили квоты: в детских садах не должно быть больше 30% детей из семей мигрантов.
В датском подходе есть здравое зерно: если уж у вас в стране живут дети приезжих, то с ними надо работать и жёстко встраивать в общество. Не проводить фестивали дружбы народов, не рассказывать, почему мы рады их культурным особенностям, а, наоборот, подгонять под единый стандарт, как обтесывал Папа Карло свое полешко.
Можем ли мы в России наладить этот процесс? Достаточно ли у нас учителей с необходимой квалификацией? Способна ли Россия в принципе переварить миллионы людей, которые не имеют с ней ничего общего? Я в этом не уверен: даже если бюджет у Министерства просвещения будет больше, чем у Министерства обороны, то господствующая идеология многонациональности все равно не позволит превратить российские школы в заводы по переделке маленьких таджиков в русских.
Но раз мы не в состоянии справиться с миграционным потоком, то остается единственный выход – максимально ограничить его.
Знаете, как иногда горит старый деревянный дом? Сначала тлеющий огонь невидимо расползается по перекрытиям, а потом вдруг вспыхивает всё здание, и уже поздно что-либо спасать. И вот в такой же ситуации находимся и мы. Миграционная катастрофа в России - это тихий, ползучий пожар, пламя которого рано или поздно прорвётся наружу. Этот пожар нельзя тушить по принципу «в час по чайной ложке». Надо принимать радикальные меры, пока ещё не поздно – если мы хотим, чтобы наша страна сохранила свой исторический и культурный облик для будущих поколений.
