Вчера в одном длинном разговоре попытался развёрнуто ответить на вопрос, заданный мне собеседником: что случилось с демократией?
В 2008 я придумал название-вызов для одной создаваемой тогда НКО: «Фонд исследования проблем демократии». Тогда ещё работала мифологема, будто у демократии самой по себе никаких проблем нет и быть не может, она, по Черчиллю, «наихудший режим за исключением всех остальных». А если не работает, то потому, что у папуасов вроде нас руки кривые и «рабская природа сознания» (тогда ещё слово «государствобесие» было не в ходу). Ну и уж точно не нам, дикарям, судить по поводу многосотлетней демократической традиции «развитых стран» — не выделывайся, подстригай газон 300 лет и будет тебе в итоге зрелая работающая демократия почти как у людей (совсем как у людей не выйдет: ты всё-таки не они).
То, в какую бездну треша рухнут за полтора десятка лет «газонные демократии», как сорвёт резьбу у хвалёных «институтов», даже и тогда предположить было трудно. Однако «и вот мы здесь». 14 миллионов голосов американцев, собранных на праймериз за Байдена и спущенных в унитаз одним кликом в «Х», сиротливо журчат, утекая даже не в историю, а в реку под названием Лета. Пишу эти строки, глядя на реку под названием Лена, и думаю вот о чём.
Маклюэн написал свои главные книги в 50-60х гг. Он описывал ближайшее будущее (т.е. наше с вами настоящее и недавнее прошлое) как мир «глобальной деревни»: медиа обнуляет большинство институтов, созданных «городской» цивилизацией. По иронии судьбы, в мире в 2010 году город сравнялся с селом по численности, а сейчас мы идём к «тотальному городу»: уже 70% мира горожане. Но то в тонале. В нагвале же всё идёт ровно по сценарию «маршала нашего рода войск». Книга «Конец власти», написанная уже в 2013-м М.Наимом — бывшим венесуэльским министром, который стал потом крупным глобофинансистом (CEO World Bank) — описывает этот процесс в ярких инсайдерских деталях.
Пропуская вводные, сразу к делу. Уотергейт (1974) был уже набатным колоколом. Тот уровень нормативной прозрачности, который задан медиасредой, с какого-то момента сделал крайне некомфортной роль публичного политика и в особенности чиновника. Среда стала столь токсичной, что её биоразнообразие сузилось до условных "байденов" — саламандр, способных не гореть в огне и не тонуть в... вообще ни в чём. "Люди, Действительно Принимающие Решения" для публичной политики стали "неформатом". Deep state был всегда — но его "вес" быстро вырос за счёт тех, кто публичной власти начал предпочитать теневую. Трибуну же пришлось оставить на откуп марионеткам — не столько лидерам, сколько профессиональным лицедеям. И, да, это не только про Америку — в СССР, скажем, схожие процессы привели к власти Горбачёва.
Ги Дебор назвал это ещё в 1967-м "Обществом спектакля", в переводе на язык 2024 года — "Нетфликс-политика". Новости слились до неразличимости с мыльными операми, политпроцесс стал в первую очередь шоу с лайками в виде голосов на выборах, и вчерашним "хозяевам жизни" именно в "паблике" не осталось шансов против презираемых ими "мурзилок". История, как известно, повторяется четырежды: сперва как трагедия, затем как фарс, третий раз для тупых и четвёртый на Украине. Однако когда и там членопианист вынес в одни ворота весь тамошний пацанат, цикл запустился снова — и сразу с трагедии.
Резюмируя. Настоящая власть любит тишину и тайну даже больше, чем её любят деньги. Когда в "старых институтах" тишина и тайна стала технически невозможна — власть начала утекать оттуда в новые, оставляя старые как кулису. Опять же: речь не только "о них": наша Дума, партийная система и даже "правительство" — тоже что угодно, только не "место власти".
А ключ к феномену Путина состоит в том, что он един в двух лицах: как "хозяин земли русской" и как "тот, кто играет Путина" на экране. Гена полдня "работал в зоопарке крокодилом", а на другие полдня шёл домой к Чебурашке и его друзьям и становился там крокодилом на самом деле; вот вам и всё "Политбюро 2.0".
