В эти майские дни я читала «Факап» Константина Крылова.
Так получилось: я не то чтобы не помнила – а просто как-то не думала о том, что и не стало его в майские дни, сегодня как раз исполнилось четыре года.
Но некоторая связь с печальной годовщиной всё же есть: я знала и очень высоко ценила Крылова-публициста, Крылова – оружейника русской мысли, который дал нам средства к битве на поле идей далеко наперёд. И разве мы не думаем сейчас, при всех наших событиях, которые несколько лет назад многим казались немыслимыми, о том, что «вот если б был жив Крылов – что бы он сказал»? На наше счастье Крылов успел сказать столь многое о многом, что, поискав, вы найдёте ответы на свои вопросы. Я находила их – совершенно созвучные времени ответы – даже в его записках четвертьвековой давности («Как я уже сказал (Dixi)»).
Так вот «Факап». Дело в том, что Крылова-художника я почти не знала. Читала только его блестяще-остроумный и жуткий рассказ «Маленькая жизнь Стюарта Кельвина Забужко» - такой вещью легко восхищаться, а вот загореться энтузиазмом, чтобы «найти чего-то такого побольше» - не легко. Инстинктивно надеешься, что ТАКОГО в нашей жизни будет поменьше, ведь недаром я и «Чёрное зеркало» бросила смотреть на втором сезоне.
И к тому же «Факап». Какое неинтеллигентное название, «а ведь я же девочка». Восемь лет назад в соцсетях соратники – и просто увлечённые люди – обсуждали его восторженно, критикесса Юзефович пламенела негодованием, обомлевая от того, что, при всей недопустимости, это, несомненно, ЛИТЕРАТУРА, что литература бывает ТАКАЯ. Мне было интересно. Но не настолько, чтобы читать книгу, которая, говорят, ещё и набита всякими аллюзиями на Стругацких. Но я ведь почти холодна к Стругацким. Чем читать «Факап» Михаила Харитонова, я лучше прочитаю очередную статью Константина Крылова.
И вот он лежит у меня, этот толстенный, почти девятисотстраничный том, изданный спустя два года после его смерти. И я, прежде чем к нему подступиться, добросовестно, как завещано автором, достаю и перечитываю Стругацких: «Обитаемый остров» (с неприязнью), «Трудно быть богом» (без энтузиазма), «Жук в муравейнике» (а вот эта вещь мне когда-то нравилась). И только после этого приступаю к объёмистой и, по слухам, возведённой в какую-то немыслимую степень крыловской аллюзии…
…Но позвольте, господа: ведь это же чистый «Робинзон»! Сферический «Робинзон» буквально в вакууме, ей-богу, а ещё скорее – «Морской волчонок» Майна Рида. Помните: мальчика закрыли в трюме, в тесноте, среди тюков с грузами, и он, с изобретательностью, подхлёстываемой отчаянием, боролся с голодом, с жаждой, с крысами, с качкой, а больше всего – со страхом… и победил. Уж не знаю, сравнивал ли кто-нибудь «Факап» с этими книгами, но я прочитала прежде всего именно так. И от этого получила чистое удовольствие. Как же мне понравился изобретательный и жизнелюбивый Яков Вандерхузе! То у него, крутящегося на крохотной пересадочной космической станции, пропадёт обогрев, то закончатся продукты, кроме безвкусной «биологической смеси», то откуда-то прилетит буй и станет, выматывая душу, стучать в обшивку, то начнутся галлюцинации… И каждый раз этот робинзон – этот человек-как-он-есть, наедине с одиночеством, – находит решение и вообще что-нибудь находит; он не будет впадать в отчаяние, он будет чинить, латать, зарываться в справочники, разбирать на станции всё, что можно разобрать без немедленной опасности для жизни… А в промежутках борьбы за выживание он будет писать. Обращаясь к любимой женщине. В компьютере, где не работает клавиша «стереть». И все стругацкие – они на самом деле там, в компьютере, внутри этой робинзонистой сюжетной рамки.
Что сказать. Это и вправду сделано прекрасно. Не потому даже, что прекрасно сделано – то есть, действительно, стругацкий Мир Полудня деконструирован, перекручен, как лента Мёбиуса, и собран заново, и кого-то эта игра приведёт в восторг, а кому-то будет как острый нож. Но не мне. Меня, строгого гуманитария, восхищают хорошо пишущие технари: им открыто такое метафорическое пространство, какое недоступно мне, они состоят с миром в совсем других, в чём-то гораздо более интимных отношениях.
Приём-то используется достаточно простой: обманутое ожидание. Сотни страниц обманутого ожидания, как на уровне крупных сюжетных ходов, так и стилистическими микродетальками. Мастерство в том, что, во-первых, это почти не надоедает – так изящно и зачастую остроумно это сделано. А во-вторых, обманывая ожидания, Крылов умудряется не врать – разумеется, в рамках законов, им самим над собой признанных. Если он обещает что-то объяснить – он непременно в конце концов объяснит. Расставит всё по полочкам (недаром Яков Вандерхузе – аккуратист). И вы всё поймёте. А что при этом вам всё равно будет что-то неясно (или даже не ясно ничего) – это уж извините. Зато с логистикой в «Факапе» полный порядок, это факт. Можно заключить, что, помимо прочего, Константин Анатольевич Крылов мог бы состояться как гений упорядоченного снабжения. Впрочем, он таким и был, только снабжал он – идеями. Замечательно упорядоченными.
Ну хорошо. А как в этой книге с гениальными провидениями? На мой вкус, они там есть.
Вот например:
Или:
И, конечно, такое:
Я не знаю, почему Крылов взялся деконструировать Стругацких. Это наверняка легко выяснить, но мне попросту неинтересно. «Факап» прочитывается как самостоятельная книга. Да, лучше всё-таки сперва прочесть «литературную основу», да, будет значительно проще понимать – что-то. На мой взгляд – неглавное. С некоторых пор меня занимает мысль о национализме человечества – во всяком случае, консервативной его части. И эта мысль в этой книге есть. Ну, а кроме того, всегда хочется, чтобы Робинзон вернулся домой, а морской волчонок – выжил.
