Довелось прочитать столько противоречивых отзывов на якутскую «Айту», что (вполне парадоксально, учитывая запрет Роскомнадзора) не осталось другого варианта, кроме как посмотреть и сделать выводы самостоятельно.
Так действительно ли «Айта» – русофобский фильм? Как с бюрократической грацией сформулировал это Роскомнадзор, действительно ли в нём есть «демонстрация неравенства по национальному признаку» и «деструктивная информация, противоречащая принципам единства народов России»?
В первом, поверхностном приближении – нет, «Айта» – фильм не русофобский. Русский полицейский Афоня в конце концов оказался не виноват, он произносит прочувственную речь, всех прощает, якутские следователи во всём разобрались, правда торжествует. Поэтому этот фильм так легко защищать от критики. Достаточно лишь держаться на его поверхности. Поэтому немалая часть русской аудитории не видит, «а что здесь такого». И поэтому я решусь даже попробовать предсказать, что спустя некоторое время и волнение в якутском парламенте (где запрет «Айты» уже успели назвать «тревожным знаком») прокатное удостоверение «Айте» вернут. И это станет худшим из возможных вариантов развития событий.
Давайте копнём глубже. Нам показывают посёлок, где живут практически одни якуты. У многих из них русские имена, но говорят они между собой исключительно по-якутски. Русские единичны, русские здесь чужие. Они осознаются как чужие и сами осознают себя чужими. Чужие лица, чужой язык, чужая, невыносимая (для русских) погода. Русский полицейский Афоня (его, взрослого человека, в фильме называют только этим весьма фамильярным именем) на протяжении почти всего фильма показан исключительно непривлекательно: заезженные глуповатые шутки, неаккуратность, ненадлежащее исполнение должностных обязанностей, весьма сомнительный моральный облик. Он показан слабым, он показан малодушным. На протяжении почти всего фильма (вплоть до финальной речи, где он вдруг «осознаёт и взрослеет») русского полицейского положительно характеризует лишь одно: его почему-то («он хороший») любит якутская девушка Сардана. Это буквально – единственное. Всё остальное во внутреннем облике Афони – скверно.
В то же время якуты показаны сильными людьми на своей земле. Пускай они несовершенны (например, иногда скандальны), но когда они страдают – всё сделано для того, чтобы зритель проникся их страданием. Когда они хотят мстить – сделано всё, чтобы зритель согласился признать справедливыми их мотивы. Когда они мордуют Афоню – сделано всё, чтобы зритель сочувствовал не Афоне, а тому, кто его мордует. Тот самый якутский следователь, который защищает русского полицейского от самосуда, признаёт, что если бы он сам хотел совершить этот самосуд – его бы никто не остановил. Это зритель тоже должен проглотить. И когда зритель видит суровых якутских мужиков, вооружённых внушительным охотничьим арсеналом, штурмующих полицейский участок, – он должен проглотить и это. И проникнуться.
Кстати, в фильме чётко даётся понять, что из этих "штурмовиков" никто не понесёт ответственности. Моё личное мнение таково, что это и есть причина, почему Роскомнадзор на сей раз проявил неожиданную строгость к чётко проявленному региональному национализму. Не потому, что там скверно показаны русские (собственно, кроме Афони их там почти нет), – а потому, что нельзя штурмовать полицейский участок и остаться безнаказанным.
Больше того: вот только что народные мстители хотели растерзать русского Афоню, из-за которого, как предполагается, погибла якутская девочка Айта, – но вдруг выясняется, что действительный виновник, которого возненавидела погибшая девочка, – это якутский мальчик… и знаете, что? Никто не хочет его терзать. Даже убитый горем отец, который только что собирался на тракторе проломить стену полицейского участка. Да что там – с якутским Афоней не проведут даже воспитательной беседы, он не удостоится ни одного дурного слова. А что так? Я думаю, это так потому, что он – свой.
И это ещё одно доказательство того, что фильм в действительности не о погибшей девочке, родительском горе и поисках правды, – а о своих и чужих. Снятый, кстати говоря, в республике, где численность русских от развала Союза уменьшилась с 50% до 32%. С чего бы это?
Впрочем, в фильме «Айта» русские вообще уникальны, как какие-нибудь птицы-дронты; здесь, среди всех рассуждений о приезжих, которым мы не позволим, и намёка нет на то, что русских в республике вообще-то всё ещё почти треть. Что это и их земля тоже.
И мне даже скушно говорить о том, что если бы перевернуть ситуацию – снять фильм, в котором русские показаны сплошь положительными, а единственный (практически он единственный) среди них нерусский показан вот таким неприятным «афоней», – на фильм обрушился бы шквал критики. На фильм, где суровые русские мужики, негодуя на чужаков, берут полицейский участок и зритель преисполнен к ним сочувствия, – обрушился бы шквал критики. Даже несчастную русскую мать, потерявшую дочь, критики безжалостно разнесли бы за то, что не была достаточно близка, не понимала, не уследила, сама-виновата… ВОТ, что было бы.
Впрочем, о чём я. Вряд ли такой фильм вообще мог бы увидеть свет.
В заключение вот ещё какой любопытный момент. В фильме есть якутский мальчик (тоже охарактеризованный положительно), который рассказывает, что якобы он видел, как русский полицейский целовался с девочкой Айтой. И эта вброшенная линия, представьте себе, никак не завершается. Уже вся правда выяснилась, все прочувственные речи сказаны… а сюжет «взрослый-мужик-полицейский-целовал-девчонку-я-сам-это-видел» не разъясняется НИКАК.
Хотя тут всего лишь два варианта, только два, не больше.
– Либо положительный якутский мальчик нагло и подло соврал. Но зрителю об этом так и не сказали. Потому что мальчик – свой.
– Либо этот самый русский полицейский Афоня, в конце вроде бы обелённый, – таки негодяй.
Вам какой вариант больше нравится? Мне не нравится никакой вариант. Но их только два.
У меня нет сомнений, что глава Якутии Айсен Николаев, как он прямо и сказал, продолжит поддерживать своих. «Своих не бросаем». Это мы поняли.
Но что в такой ситуации делать Роскомнадзору? Перед нами не просто националистическое кино – перед нами УМНОЕ националистическое кино. Оно уже выросло. Его так просто не возьмёшь – и не только потому, что оно умное, но, в первую очередь, потому, что за ним уже есть, практически, государственный аппарат, который постарается порешать вопросы.
Границы компетенции и упорства Роскомнадзора мне не ведомы. Могу сказать лишь, что делать нам, зрителям: нам надо смотреть глубже. Не скользить по поверхности.
