В истории можно найти случаи, когда национальные активисты, «формально» представлявшие значительную часть населения некой территории, этим населением последовательно игнорировались. Яркий пример тому – украинские националисты на Кубани.
Успешные войны Российской империи второй половины XVIII столетия создали возможность для масштабной миграции восточных славян на юг, к Чёрному морю и Кавказу.
С 1792 года начинается переселение казаков, преимущественно малороссов, на Кубань. К 1796 году на Кубани насчитывается 32 тысячи черноморских казаков-малороссов. В 1809–1811 годах в Черноморию переселились 41534 казака Полтавской и Черниговской губерний. В 1820–1825 годах на Кубань переехало еще 48392 человека с Украины. В 1848–1949 годах в регион прибыло еще 14218 выходцев также с Украины. Последнее масштабное переселение на Кубань – 1142 семьи азовских казаков. К середине XIX века малороссов на Кубани насчитывалось уже более 400 тысяч. В дальнейшем абсолютные показатели росли, а доля уменьшалась (1). По данным переписи 1897 года, доля малороссов составляла 47,4 % от населения региона (2).
Понятно, что в регионе могло возникнуть культурное и этнополитическое движение малороссов / украинцев.
В середине XIX века на Кубани действовал украинофильский кружок во главе с Я. Г. Кухаренко, который в основном состоял из его родственников и сослуживцев. Я. Г. Кухаренко был близким другом Т. Г. Шевченко. Их объединяло внимание к украинским фольклорным традициям и украинской старине. В Черноморском войске, казачьих правах черноморцев они видели некий отголосок «милой старины», былых вольностей и некий прообраз будущего украинского народа (3). Он состоял в дружеских отношениях с восточноукраинскими (харьковскими) представителями украинского национального движения, которые в 1830–1840-е годы объединились в так называемый «Гурток». Его члены преимущественно были филологами, историками, писателями и этнографами: И. Срезневский, Н. Костомаров, А. Метлинский, П. Кулиш и др. В период знакомства с сорокапятилетним офицером члены кружка были значительно его моложе, но они увлекли его общностью интересов (4). Они в основном касались украинской книги, традиционной культуры и быта. В меньшей степени – просвещения (в последнем случае дальше проектов дело не пошло). Сама задумка упоминается только в письме сына Я. Г. Кухаренко, А. Я. Кухаренко к С. И. Опатовичу от 3 сентября 1863 года, в котором говорится о пожелании иметь начальное украиноязычное образование в Черномории и о закупке некоторых учебных и религиозных книг (5). Я. Г. Кухаренко занимался сбором фольклорных материалов в среде черноморского казачества, обменивался материалом с харьковскими украинофилами-фольклористами. Его очерк «Овцы и чабаны в Черномории» был напечатан в ведущем украинском журнале «Основа» (6).
Кружок не имел широкой поддержки со стороны казачества, хотя старшее поколение членов кружка, таких как поэт, актер и драматург Д. Дмитренко-Бут, его жена Вера Васильевна, ейский поэт и журналист И. Подушка придерживались популярной среди массы черноморцев идеи идеализации запорожской старины (7). «Кухаренковцы» недооценивали изменения, происходящие с черноморскими казаками, то, что они стали принципиально новым, кубанским этноисторическим явлением по сравнению с казаками Украины прежних времён (8). То же можно сказать и о младшем поколении в составе поэта-казака Ф. Бойчука, публициста и мемуариста С. А. Шарапа, драматургов М. Стеценко-Нордеги и К. Головатого. Они придерживались несколько более демократических взглядов, поддержали и развили на Кубани культ Т. Г. Шевченко (9), что также не дало им какой-либо массовой популярности.
Кружок Кухаренко по преимуществу состоял из вполне верноподданных и лояльных российской монархии казачьих офицеров, имеющих скорее «малороссийское» мировоззрение. Они преимущественно делали акцент на культурном своеобразии кубанских малороссов в рамках «большого» русского народа. Недаром полковник И. П. Бабыч назвал Я. Г. Кухаренко «малорусским писателем». А независимый публицист С. А. Шарап был полковником (10).
Семья Кухаренко была органично интегрирована в российскую служилую элиту. Отец Я. Г. Кухаренко, Герасим Романович был полковником Черноморского казачьего войска, присутствовал на коронации императора Павла I. Сыновья Я. Г. Кухаренко дослужились до генеральских чинов. Его сын Николай Яковлевич служил в императорском конвое. Яков Герасимович и его сын Николай Яковлевич побывали на коронации трёх российских императоров (11). Знание украинской народной культуры дочерью Я. Г. Кухаренко Ганной (она пленила Т. Г. Шевченко исполнением песни «Тичеричка») совершенно не помешало ей выйти замуж за русского армейского офицера А. Ф. Лыкова. Её сын Вячеслав также был офицером (12).
Ни о какой оппозиционности Я. Г. Кухаренко и, по сути дела, круга его родных и друзей речи не идёт. Речь могла идти лишь о некотором расширении прав черноморского казачества с возрождением некоторых традиций старой гетманской автономии, а также о сохранении этнографических особенностей черноморских казаков.
Примечательно, что во время конфликтной ситуации с проектом переселения черноморских казаков за Кубань Я. Г. Кухаренко пытался быть проводником этого проекта и не примкнул к активной и действенной фронде черноморских старшин (13).
С начала XX века украинское движение на Кубани приобретает революционный, одновременно резко националистический и социалистический характер. С таких украинских центров на территории Российской империи, как Харьков и Киев, оно переориентируется на австро-венгерский Львов. Его социальный состав становится более демократическим, а сами участники так или иначе были привержены социализму. Это был уже вполне украинский проект, ориентированный во многом на австро-венгерских радикалов.
Это вылилось в появлении местного филиала Революционной украинской партии (РУП) во главе с известным представителем кубанской левой интеллигенции С. И. Эрастовым. Некоторые представители движения имели вес в кругах местной интеллигенции, одно время контролировали Общество попечения о народной трезвости. Имели место прочные связи с украинскими активистами собственно с территории Украины. Так, в самом начале XX века на Кубани жил и работал будущий глава независимого украинского государства С. В. Петлюра (14).
В 1901 году на Кубани было создано местное отделение Украинской революционной партии (РУП) (15). Сама партия была создана в феврале 1900 года на Третьем съезде украинских студенческих громад в Харькове. Изначально партия состояла из разных элементов: социалистов-революционеров, социал-демократов, радикальных украинских националистов. Партия первоначально ставила своей целью борьбу за независимость Украины, впоследствии – борьбу за широкую автономию в рамках российского федеративного государства. Политическим идеалом членов партии была демократическая парламентская республика. Они выступали за резкое ограничение частного землевладения, конфискацию государственных, удельных, церковных земель, безвозмездное наделение землёй малоземельных и безземельных крестьян, создание кооперативов по обработке земли. В 1904 году ЦК объявил партию социал-демократической. А в 1905-м большая часть партии вошла в новую, Украинскую социал-демократическую рабочую партию (УСДРП). В уставе появились декларации об изживании частной собственности власти рабочих. Партия сотрудничала, но не смыкалась с РСДРП. Местные отделения партии, громады, имели весьма широкую автономию (16). После раскола РУП кубанский филиал остался в составе УСДРП (17).
Лидер кубанских украинофилов С. И. Эрастов отлично понимал, что местной кубанской интеллигенции украинофильская деятельность не интересна. Поэтому им на Кубань были приглашены украинские литературные и общественные деятели, такие как В. Самойленко, поэт-модернист М. Вороный, а также менее известные деятели: Я. Жарко, Г Доброскок, И. Ротарь, Л. Мельников (18). В целомукраинофильство, выражаемое в демонстративном предпочтении украинского языка, интересе к творчеству Т. Г. Шевченко, украинской песне, танцу, театру, существовало преимущественно среди некоторых групп учащейся молодежи, например, в Майкопском ремесленном училище. Украинский театр был любим екатеринодарцами за красивое душевное пение, танцы, ярки костюмы и прочувственные любовные коллизии. В какой-то степени его можно сравнить с популярным в позднесоветское время индийским кино, причём язык и стилистика украинского театра для кубанцев были отнюдь не экзотичны, а знакомы и понятны.
При этом такого рода украинофильство далеко не всегда было связано с националистическими взглядами и политическим радикализмом. Любители украинской культуры из числа молодежи могли быть вполне лояльными подданными Российской империи. Знатоки и любителиукраинской песни и театра из числа казаков часто были убеждёнными монархистами (19).
Поэтому «черноморская громада» Революционной украинской партии начала действовать только летом 1902 года, когда на Кубань из Полтавы приехали десять исключённых семинаристов-украинофилов. Среди них были С. В. Петлюра, Г. Е. Ткаченко и П. Д. Понятенко. В 1903 – начале 1905 года были созданы местные группы в Новороссийске, Армавире (руководитель А. А. Левитский), в станицах Новодмитриевской (во главе с учителем Хлебниковым), Калужской (лидер Р. Заема), Платнировской (лидер Колоссовский), Кореновской (во главе с учителем Бескровным), Новотитаровской, Мышастовской, Ивановской, Ильинской, Линейной, Пензенской и ауле Тахтамукай (руководитель Гаркуша), на хуторе Очеретова Балка (20). В августе 1905 года существовало семнадцать сельских групп. Расположение ячеек РУП было связано с местом работы и проживания украинофилов, а не с какой-либо поддержкой их со стороны населения. Именно поэтому, например, ячейка действовала в ауле Тахтамукай, где четверо украинофилов были заняты на обслуживании местной дамбы (21).
Аресты конца 1903 года приостановили эту работу и вообще активность партии. Она возобновилась с приездом в 1904 году Г. Доброскока, А. Приходько и П. Мохира. Её деятельность имела сходные с периодом 1902 года формы. Например, в ауле Тахтамукай М. Спадиенко и П. Заема распространяли газету «Селянин»и «До украинского рабочего люду», которые были обнаружены ещё в семи станицах (22).
В 1904 году в состав «черноморской громады» входили С. И. Эрастов, К. Я. Бескровный, П. Мохир и др. Летом 1905 года среди наиболее активных руководителей назывались также Г. Доброскок, В. Скидан и А. Левитский. Связующим звеном между комитетом и сельскими организациями являлся Бескровный. Связи с ЦК поддерживали С. И. Эрастов, П. Мохир, а затем и Г. Доброскок. На рубеже 1904–1905 годов структура местных организаций в основном оформилась и выглядела следующим образом: «черноморская громада» (областной комитет), городские комитеты и сельские группы и кружки (23).
Однако серьёзного влияния на местное население не оказывали. В лучшие времена численность руповцев достигала 200 человек по области. В 1904 году С. И. Эрастов говорит о 27 членах партии, из которых 11 находилось в Екатеринодаре и 16 – в сельских группах. При этом он отмечал ослабление деятельности и сокращение количества в связи с арестами конца 1902 года. Начало революции привело к увеличению числа членов партии. В феврале 1905 года на собрании в Екатеринодаре присутствовало 70 человек. К осени 1905 года в сельских организациях числилось около восьмидесяти человек. Усилению притока в партию способствовало и создание в августе 1906 года «Просвиты». Всего на Кубани, по подсчетам Л. А. Карапетяна, в 1905–1906 годах насчитывалось 200–220 членов партии (24). Подавляющее большинство из них были иногородние (за редким исключением, такими как К.Я. Бескровный). 70 % членов партии были представителями интеллигенции, 30 % – иногородние крестьяне и сельскохозяйственные рабочие. Известна профессиональная принадлежность 30 членов партии: 12 учителей, 3 писателя, 2 инспектора народных училищ, 2 служащих, агроном, рабочий и 6 крестьян, хотя у кубанского отделения РУП были и влиятельные покровители, такие как генерал Савицкий и русский предприниматель Родионов (25).
Всплеск активности РУП наблюдался осенью 1902 года. Г. Ткаченко, П. Понятенко, С. Петлюра и И. Бородыня под руководством С. И. Эрастова активно распространяли листовки и нелегальную литературу. В целом это была антигосударственная, антимонархическая и антикапиталистическая пропаганда. Кроме языка, украинское национальное чувство особенно не затрагивалось, за исключением таких текстов, как «Съезд украинской молодежи Австрийской империи» (26).
Пропаганда различных революционных текстов, по большей части составленных в Киеве, Харькове и Львове, но не чрезмерно укранофильских, и была основным видом деятельности кубанских руповцев. В период революции она достигала достаточно большого размаха. Во время обыска у народной учительницы Е. А. Ганжи (сестры А. А. Левитского) 28 сентября 1905 года было конфисковано 160 брошюр и книг разных наименований, 850 прокламаций 15 наименований, 88 газет на украинском и русском языках. Практически имелись все газеты ЦК РУП и заграничных комитетов («Гасло», «Селянин», «Праця», «Добра новина» и др.), социал-демократическая «Искра» и эсеровская «Революционная Россия» (27). Другим видом деятельности была работа с учащейся молодежью (28).
Надо отметить, что пропагандистские материалы украинских революционеров нередко всё же отличались от таковых других революционных организаций.
Обращение «РСДРП к кубанским казакам» было составлено достаточно продуманно (29). Тогда как прокламация «Украинской революционной партии» была гораздо проще. Её основным лозунгом было «Гэтьзверюку-царя». Основной упор делался на эмоции, неприятие сиюминутной политической ситуации, а не на насущные интересы людей. Как обычно, не учитывалась военно-служилая составляющая казачьей ментальности, особый статус казачества, его относительная зажиточность. Листовка была скорее рассчитана на полунищих крестьян. Каких-либо национальных требований в ней не было. В 1906 году была создана украинская революционная типография, на следующий год слившаяся с одной из русских типографий. Политические тексты на украинском языке были непонятны местному населению. Он существенно отличался от языка народной песни и музыкального театра(30).
25 августа 1906 года в Екатеринодаре было создано легальное, просветительское крыло движения кубанских украинофилов – общество «Просвита». Была избрана рада в составе Эрастова, Потапенко, Янченко, Жарко, Ротаря, Грюнера и Яливого, кандидатами в неё выбраны Донченко, Мегеря, Мельник и Скопец. На открытии общества С. И. Эрастов добрым словом помянул децентрализацию и свободы, царившие в своё время в Речи Посполитой, и призвал добиваться такого же статуса в рамках Российской империи (31). В пользу новой организации была устроена украинская ярмарка с участием театральных трупп С. Глазуненко и В. Потапенко (32).
В период Первой русской революции число филиалов Общества «Просвита» росло, как и число других левых организаций. В 1906 году их количество достигло двенадцати (33). Уже к весне 1907 года функционировали филиалы в Майкопе, Темрюке, станицах Каневской, Новотитаровской, Платнировской, Пензенской, Северской, Тихорецкой, Усть-Лабинской, Уманской, Пашковской и Лабинской, на хуторах Романовском и Зубова Балка. Приоритетными видами их деятельности были распространение литературы, чтение лекций и рефератов. Общество «Просвита» активно распространяло не только партийную литературу, но и самые разные книги леволиберальной и национально-освободительной направленности. Активисты «Просвиты» популяризировали историю и культуру Украины, проводили самые разные культурные мероприятия, занимались сбором средств, которые шли главным образом на финансирование революции (34).В 1912 году С. И. Эрастов создал в Новороссийске музыкально-драматический кружок, ставший легальным прикрытием для группы УСДРП (35).
В целом партийцы действовали совместно с другими объединениями левых интеллигентов и революционеров. Как самостоятельная сила, ориентированная на интересы украинцев, партия себя не проявила, но предпочитала вести свою деятельность в контексте «общегражданских проектов». Революционеры-украинофилы пользовались одними и теми же явочными квартирами с социал-демократами, эсерами и анархистами. Те, в свою очередь, пользовались типографией украинофилов. Во время острого противостояния с черносотенцами все либералы и социалисты активно поддержали С. Эрастова и Г. Доброскока (36).
Характерный пример этого – участие украинофилов в демонстрации левых сил, посвященной принятию Манифеста 17 октября в 1905 году. Никаких национально ориентированных призывов и деклараций они не представили. Украинофилы не решились как-либо выделиться из среды революционно настроенных екатеринодарцев, кроме как лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» на украинском языке. На митинге, начавшемся после шествия, украинофилы утверждали, «что нет русских и украинцев, а есть свободные граждане» (!), и что всем нужно «дружно двигаться к социализму». В период наибольшего разгара Первой русской революции в рамках РУП действовала боевая дружина из 20–25 человек. Единственной её акцией стал неудачный выстрел в казака, ударившего во время демонстрации женщину. Выстрел организаторы мероприятиясочли провокацией (37).
Уже при советской власти, в 1927 году, С. И. Эрастов пишет мемуарную заметку для краснодарской «Червоной газеты». Он рассматривает кубанское украинофильство в контексте общероссийского революционного движения, критикует «федерализм» и «самостийничество» (38).
Неудивительно, что исторически судьбы многих членов РУП – РСДРП оказались связанными отнюдь не с украинским национальным движением, тем более что социализм многим членам партии был гораздо ближе украинофильства, а партийная программа была безразлична – лишь бы «против царя».
Партийный активист Никон Васильевич Заёма вместе с двоюродными братьями Романом и Павлом были батраками с Херсонщины. Есть сведения, что Павел Заёма был автором воззваний «До украинськогоробочего люду». По другим сведениям, Н. В. Заёма происходил из Звенигородского уезда Киевской губернии, так же, как и его двоюродный брат Павел. Они состояли в Чорноморской Громаде УСДРП. На Кубани Никон Васильевич появился в 1904 году. В 1905-м вместе с большей частью партии начал сближение с РСДРП. С 1907 года начал сближаться с российскими социал-демократами гораздо активнее однопартийцев. До 1911 года отбывал ссылку в Тобольске за нелегальную типографию. Позже, до 1913 года, действовал в Москве и Санкт-Петербурге как организатор забастовок. Затем «повышал революционную квалификацию» и жил в Австрии. В 1915 году подозревался в провокации и был отослан обратно на Кубань. Занимал чёткую большевистскую позицию. Есть сведения, что в 1917 году в Колпино (Санкт-Петербург) им была создана большевистская подпольная типография. В 1918-м заведовал средствами передвижения при военном совете Кубано-Черноморской Республики. Позже служил в Красной армии кладовщиком 32-го автобронедивизиона. С 1920 года – член Краснодарского ревкома. Работал кладовщиком в коммунальном управлении. В 1923-м возглавил отдел благоустройства.Примечательно, что Н. В. Заёма украинского языка не знал и позиционировал себя как русскоязычного украинца.
Ещё один из братьев Заёма, Степан Алексеевич, не упомянул в своей биографии о связи с РУП. Но упомянул об арестах, бегстве из белого плена, участии в комиссии по чистке партии. Яков Брыжак, упомянутый им, в 1920-х годах – также коммунист, председатель РИК.
Таким образом, РУП – УСДРП оказалась кузницей кадровдля проклинаемых нынешними свидомымибольшевиков (39).
Примечательно, что С. И. Эрастов, оставшийся «чистым» украинофилом, серьёзной политической карьеры на Кубани не сделал. Во время Гражданской войны он пишет рассказ, в котором говорится, что он (С.И. Эрастов) видит своё возвращение к активной политической деятельности только во сне, в случае прихода в Цемесскую бухту мифических украинских дредноутов. Примечательно, что сын С.И. Эрастова был командиром Красной армии, а дочь вышла замуж за адъютанта генералаКутепова. Украинское самостийничество оказалось невостребованным и в его собственной семье… (40).
В целом после поражения революции 1905–1907 годов политическая деятельность кубанских украинофилов быстро пошла на спад. Следы их деятельности видны в Екатеринодаре ещё в первой половине 1908 года, а потом – в 1913–1914-м. Возрождается партия уже после февраля 1917 года (41).
Украинофильское движение на Кубани в дореволюционный период представлено двумя волнами, во многом как в политическом, так и в культурном плане. Это кружок Я. Г. Кухаренко, существовавший в 1840–1860-е годы, лояльный и скорее ориентированный малороссийски, и украинофилы, настроенные революционно, чья деятельность пришлась на конец XIX – начало XX века. Эти волны достаточно чётко укладываются в традиционную схему национального движения: сначала изучение народной культуры, просвещение; следующий этап – национально-политическая борьба.
Украинофилы были представлены на Кубани активными и яркими личностями, такими как Я. Г. Кухаренко и даже будущий лидер самостийной Украины времен Гражданской войны С. В. Петлюра. Украинофилы, особенно периода второй волны, действовали достаточно активно, пытаясь извлечь из сложившейся политической ситуации максимум возможностей, сотрудничать со всеми силами, с какими только было для них возможно.
Однако их подвели заведомо неверные стратегические планы и установки. Все украинофилы не учли этнокультурных изменений, произошедших с бывшими черноморскими казаками, складывание их самобытной кубанско-казачьей идентичности, добровольное сближение с русским народом, восприятие общерусской идентичности (42).
Кубанские малороссы структурировалась в рамках восточного славянства по сословному и социальному признакам, а отнюдь не по этническому. Подавляющее большинство населения региона были восточные славяне, и малороссы и великороссы присутствовали во всех социальных группах. Более того, кубанские казаки, как с великорусскими, так и с малороссийскими корнями вместе составляли особый субэтнос русского народа.
И кубанские великороссы, и малороссы успешно находили себе союзников и единомышленников среди восточных славян, вполне игнорируя языковую специфику (43). Совершенно противоположной была ситуация на западе нынешней Украины, где экономические, социальные и политические права отстаивались в рамках весьма сегрегированных этноконфессиональных общин. Они же нередко осуществляли и вооруженную самооборону. Будь то тамошние восточные славяне, поляки или евреи. Причём австро-венгерские власти проукраински ориентированной самоорганизации восточных славян поддерживали, а русофилов – терроризировали…
Таким образом, у кубанских украинофилов попросту не было реальной социальной базы. Например, такой, которую в лице части украинского крестьянства нашли петлюровцы в центральной Украине, опиравшиеся на крестьянскую самооборону, враждебную и красным, и белым, и интервентам (44). Кубанские украинофилы чрезмерно зависели от своих союзников. Неудивительно, что многие из них постепенно примыкали к тем силам, которые обладали реальной поддержкой в рамках той или иной социальной группы, таким как большевики.
В этой связи неудивительно, что кубанские украинофилы представляли собой сообщество, в самом лучшем случае достигавшее численности в пару сотен человек.
Большинство кубанских малороссов в первой половине XX в. не захотели становиться украинцами и приняли русскую идентичность. Украинизация раннего советского времени особой роли не сыграла, так как украинскими националистами был «проигран» период между революцией 1905 – 1907 гг. и окончанием Гражданской войны. А проигрыш был подготовлен этнополитическими тенденциями в регионе второй половины XIX - начала XX вв. Кубань стала одной из тех территорий, где проект единого русского народа, включающего всех восточных славян, вполне состоялся.
Примечания
1. Украинцы // Кубань многонациональная. Этнографический словарь-справочник. Краснодар, 2007. С. 160.
2. Ракачев В. Н. Украинцы на Кубани: особенности демографической истории // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. С. 47.
3. Федина А. И. Атаман Кухаренко в кругу друзей и современников. Краснодар, 2004. С. 48–53.
4. Федина А. И. Украина в жизни первого кубанского писателя Я. Г. Кухаренко // http://kuban-ukraine.org/ru/fedina.html (дата обращения – 11. 02. 2014).
5. Федина А. И. Александр Кухаренко и его письма // Кубань: проблемы культуры и информатизации. 1998. № 1. С. 17.
6. Федина А. И. Атаман Кухаренко в кругу друзей и современников. Краснодар, 2004. С. 34, 36.
7. Чумаченко В. К. «От де, люде, наша слава...» // Курень. Антология кубанской литературы конца XVIII – начала XX века. Краснодар, 1994. С. 5.
8. Бондарь Н. И. Кубанское казачество (этносоциологический аспект) // Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. М., 1995. С. 5–48.
9. Чумаченко В. К. «От де, люде, наша слава…» // Курень. Антология кубанской литературы конца XVIII – начала XX веков. Краснодар, 1994. С. 5.
10. Федина А. И. Александр Кухаренко и его письма // Кубань: проблемы культуры и информатизации. 1998. № 1. С. 15.
11. Федина А. И. Атаман Кухаренко в кругу друзей и современников. Краснодар, 2004. С. 5, 7, 39.
12. Федина А. И. Анна Лыкова (Кухаренко), её муж и дети: к генеалогии кубанских казачьих родов // Кубань – Украина: вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар – Киев, 2013. Вып. VII. С. 327–332.
13. Короленко П. П. Переселение казаков за Кубань в 1861 году с приложением документов и записки полковника Шарапа // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1911. Т. 16. С. 320–386.
14. Сергiйчук В. I. Симон Петлюра пiд прицiлом кубанськоi охранки // Кубань – Украина: вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар – Киев, 2013. Вып. VII. С. 344–354.
15. Чумаченко В. К. К публикации воспоминаний С. И. Эрастова // Кубань: проблемы культуры и информатизации. 1998. № 2. С. 27.
16. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 81, 148–197.
17. Там же. С. 82.
18. Чумаченко В. К. К публикации воспоминаний С. И. Эрастова // Кубань: проблемы культуры и информатизации. 1998. № 2. С. 27.
19. Жизнь и судьба кубанского казака и джигита Ф. И. Елисеева. Краснодар, 2013. С. 120.; Васильев И. Фёдор Андреевич Щербина: квопросу об идентичности // www.narodnazemle.info ( дата обращения – 20. 02. 2017).
20. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 81.
21. Там же С. 82.; Государственный архив Краснодарского края ( далее – ГАКК). Ф. Р – 411. Оп. 1. Д. 197. Л. 26.
22. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 209–210.
23. Там же. С. 82.
24. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 128.
25. Там же. С. 148.; ГАКК. Ф. Р – 411. Оп. 1. Д. 197. Л. 3, 15.
26. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 209–210.
27. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 245.
28. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 242–43.
29. ГАКК. Ф. 583. Оп. 3. Д. 12. Л. 2 – 2 об.
30. Там же. Л. 780–781.; ГАКК. Ф. Р – 411. Оп. 1. Д. 197. Л. 22, 29.
31. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 244.
32. Золотарева И. Д., Чумаченко В. К. К истории кубанской «Просвиты» // Культурная жизнь Юга России. 2006. № 2.
33. Чумаченко В. К. К публикации воспоминаний С. И. Эрастова // Кубань: проблемы культуры и информатизации. 1998. № 2. С. 27.
34. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 244–245.
35. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 247.
36. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 246.; ГАКК. Ф. Р – 411. Оп. 1. Д. 197. Л. 20 – 21.
37. Чумаченко В. К. Кубанский драматург // Родная Кубань. 2002. № 1. С. 106.; ГАКК. Ф. Р – 411. Оп. 1. Д. 197. Л. 20.
38. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (далее – ЦДНИКК). Ф. 2830. Оп. 1. Д. 543. Л. 3 – 5.
39. ЦДНИКК. Ф. Р-17 74. Оп. 2. Д. 14. Л. 1, №, 17; ЦДНИКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1068. Л. 2–4.; ГАКК. Ф. Р – 411. Оп. 1. Д. 197. Л. 1 – 3, 27, 31.
40. Ерастов С. Мрii // Сучаснicть. 2007. №6. С. 134–150.
41. Карапетян Л. А. У истоков российской многопартийности: северокавказский регион (конец 90-х годов XIX – февраль 1917 года). Краснодар, 2001. С. 82.
42. Баранов А. В. Демографическое эхо войн 1914–1922 годов: украинский фактор в социальном и политическом развитии Юга России первой трети XX в. // Великая Отечественная война в контексте истории XX века. Краснодар, 2005. С. 17.
43. Бежкович А. С. Современный этнический состав населения Краснодарского края // www. prosvita.ucoz.ru (дата обращения – 18. 02 2014).
44. Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 – начале 1919 года. Очерки политической истории. М. – СПб., 2013. С. 164–165.
