Известие о том, что во Франции за четыре года в рамках борьбы с религиозным сепаратизмом закрыли 650 центов исламистской пропаганды, была отмечена негромко прессой, но особого восторга у граждан не вызвала. То ли апатия после пандемии, которая даёт о себе знать там и сям разными введенными и отменёнными мерами, то ли разочарование людей в целом способностью властей переломить непростую ситуацию с радикализацией, -- но своё отношение к очередному «наезду на свободы и права человека» «репрессивной государственной машины» выразили лишь те, кого это коснулось, а также организации и движения левого толка.
«Для того, чтобы жить так, как я хочу: жениться на француженке-католичке, пить вино, путешествовать, - мне пришлось порвать со своей семьёй, - рассказывает Надим, чья семья перебралась во Францию из Туниса сорок лет назад. – Мои братья и сестра остаются жить там, в пригороде Парижа, где когда-то родители получили социальное жильё. Они ведут такой образ жизни, как будто из Туниса не выезжали: отмечают все религиозные праздники, ходят в мечеть, соблюдают правила, их круг общения ограничен общиной. Дети, мои племянники, вообще не хотят со мной разговаривать... Я чувствую себя французом, горжусь тем, чего я достиг, люблю свою страну, но для них я предатель, судя по всему».
Как отметил глава МВД Франции Жеральд Дарманен, в стране никогда ещё не было принято «столь масштабных мер против радикального исламизма», ведь вместе с закрытием сотен мест, посещаемых фунадменталистами, и роспуском дюжины ассоциаций было принято решение запретить проживание во Франции религиозным служителям, направленным сюда из других стран.
Французы считают, что все эти меры хороши, но запоздали. Они слабо верят в то, что ещё можно что-то изменить закрытием центров и мечетей, если за время пандемии активность исламистов в социальных сетях достигла небывалого размаха.
Ещё в 2003 году, после терактов в США, специалисты предупреждали о росте антизападных настроений, о том, что молодёжь в неблагополучных районах радикализуется, замыкается в себе, группируется вокруг мечетей, спортивных центров, магазинов исламской литературы, кафе, телефонных пунктов. «Горящие пригороды» в 2005 году раскололи страну не столько по религиозному, сколько по политическому признаку. Левые партии использовали ситуацию в своих целях, практически и денежно подливая масло в огонь, критикуя полицию, помогая «униженным» с юридической защитой.
То, что выросло за эти двадцать лет, показывает, насколько разными целями руководствуются французские политики. Известный социолог, специалист по арабскому миру и Ближнему Востоку Бернар Ружье считает, что левые, которые после Второй мировой войны пользовались особым доверием за участие в Сопротивлении, предали в результате идею интеграции иммигрантов и стали неоколониалистами. Именно это создало в стране «государство в государстве», которому позволено жить по своим законам и сегодня уже диктовать свои условия игры за пределами пригородов, превращая религию в идеологию и далее – в политику.
Доказательством служат не попытка интеграции мусульманской молодёжи, не создание смешанных центров по интересам или работа с девочками, которые не могут вырваться из замкнутого круга общинной морали... Нет -- левые делают ставку на поддержку строительства всё новых мечетей, центров изучения Корана или арабского языка под лозунгами равенства, не вдаваясь в подробности программы или уроков, на защиту ношения хиджабов и раздельных уроков плавания, но главное: обещая деньги, жильё, помощь, они и примкнувшие сейчас к ним экологисты поддерживают в мусульманской общине комплекс жертвы.
В то же время, беря под социальный контроль целые районы, радикализованные общины стремятся к гегемонии, используя при этом, как показывает опыт международного движения «Братья-мусульмане» (запрещённая в РФ организация), весь арсенал либеральных завоеваний: свободу слова, защиту прав человека, юридически грамотную подачу жалоб в суды, где виновными оказываются приверженцы светского государства.
В свой книге «Территории, захваченные исламизмом» («Les territoires conquis de l'islamisme») профессор Ружье документально вскрывает весь процесс радикализации, которому сегодня уже вряд ли помогут закрытие центров и высылка десятка имамов, и критикует академический мир и левых политиков за трусость.
Главную опасность и, так скажем, точку невозврата профессор видит в завоевании умов и территорий во Франции и Европе в целом салафитами. Причин тому много: многолетние вливания нефтедолларов из Саудовской Аравии, игра на социальных струнах пригородов, что близко ультралевой идеологии под лозунгами «он богатый, потому что белый (еврей, француз, католик)» или «всё отнять и поделить – они всё это получили, эксплуатируя моих родителей», а также предложение своей пастве «чистого, настоящего ислама», в отличие от урезанного светского, умеренного, а значит – обмана, придуманного, чтобы их «поработить».
По данным опросов, более половины (54%) молодых мусульман в возрасте до тридцати лет считают законы шариата выше светских законов государства, выше конституции. Среди более старшего поколения таких менее 30%. И судя по тем успехам, которые делают салафиты вместе с движением «Таблиг» («Джамаат Таблиг», международная сеть исламского просвещения), из таких районов молодёжи становится всё сложнее вырваться. Следуя логике боевиков, исламисты расставляют сети везде, где проходит жизнь детей и подростков: школа, спортивный зал, площадка, стадион, кафе (кебабы), магазины со сладостями напротив школы, книжные магазины... В этих местах, как считает Ружье, среди молодёжи распространяются религиозные рекомендации (одежда, еда, нормы поведения), чтобы указать на правильное и пристыдить за неправильное. Цель – унифицировать поведение, ведь самое страшное – это индивидуальность. «Наставники» формируют и видение западного общества, которое недостойно, распутно, без уважения, без иерархии. Так молодёжь попадает в круг, в сеть, из которой очень сложно вырваться, к тому же ей не оставляется выбора.
В нашумевшем в прошлом году скандальном фильме «Милашки», который осудили за откровенные танцы-тверк в исполнении девочек, показана жизнь сенегальской общины в парижском пригороде. Режиссёр Маймуна Дукуре, сама родом из Сенегала, выразила весь комплекс сложных проблем, с которым сталкиваются иммигранты и их дети. Интересны в этой связи несколько деталей: ежевечернее чтение Корана и нравоучения на женских собраниях прямо в том же доме -- и многожёнство. Девочка, которая попыталась вырваться из этой закрытой общины в такой яркий и привлекательный мир с новыми свободными подружками и провокационными танцами, в результате возвращается домой, израненная, обиженная.
Желая того или нет, но Дукуре показала некий замкнутый круг иммигрантского социума, вырваться из которого очень сложно.
Впрочем, есть примеры прекрасной интеграции, когда молодёжь идёт учиться, овладевает профессией и потом стремится вырваться из своего социального мира. Надим, которому чуть больше пятидесяти, тому подтверждение. Впрочем, его рассказы о встречах со своей семьёй или бывшими друзьями говорят о том, что такие, как он, как многие из того поколения, становятся мишенью террористов и объектом самой сильной ненависти радикалов.
Способны ли власти разрушить, разорвать эти сети на территориях, захваченных исламизмом? Вот именно этому французы уже не верят.
Зато могут разорвать этот круг и поставить негласных «хозяев» района на место... выходцы из бывших республик СССР. Бегущие от военных конфликтов и несправедливости разного рода, просящие убежища во Франции тоже на первых порах получают социальное жильё.
«Вы говорите по-русски? – спрашивает механик в автоателье. – Здорово! А я русский совсем забыл... Я из Баку, армянин, ну то есть когда-то из Баку... Вот приехал сюда, родные давно тут... Живу пока далеко, но квартиру дали почти бесплатно... Район, скажу вам, просто жуть... Да, и свои порядки, детей стало страшно выпускать... А вы знаете что? Мы ж не французы эти – ах, они бедненькие, ах, они тоже имеют право... Нас там семей пять, мужиков хватает. Так мы как-то организовались и во двор вышли, мальчишек наших из школы встретить. Эти, которые всё вокруг под себя подмяли наркотиками и разговорами разными, уже сына и племяша окружили... Ну мы с арматурой, по-нашему, как подошли! И без объяснений всё понятно стало. Они же трусливые, как зайцы, сильны только оравой, да с мальчишками. Вот с тех пор все живут мирно. Силой только, знаете, справиться тут можно. А если жить нормально, то всем места хватит!»
