Примечание. Правозащитный центр «Мемориал», «Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал» являются организациями, выполняющими функции иностранного агента.
9 августа 2021 года умер Сергей Адамович Ковалёв, один из наиболее известных российских правозащитников. При жизни этот человек был чуть ли не олицетворением всего российского правозащитного движения. Оценки его личности теперь, когда он умер, буквально противоположны: очень редко кто говорит об усопшем спокойно.
Судьба диссидента
Ковалёв родился под Сумами в 1930 году; и диссидентом, и правозащитником он был ещё глубоко в советскую эпоху. Долгое время успешно работал учёным-биофизиком, защитил диссертацию – словом, до какого-то момента его биография не выходила за рамки стандартного.
Однако уже в 60-е Ковалёв включился в деятельность диссидентских групп. Сначала участвовал в подписании коллективного письма в защиту диссидентов Даниэля и Синявского. Он был участником буквально первой группы, которую можно назвать правозащитной – «Инициативной группы защиты прав человека в СССР». На дворе стоял 1969 год, СССР выглядел незыблемым. Позднее он же редактировал самиздатовский бюллетень «Хроника текущих событий». В конце 1974 года Ковалёв – уже член «Международной Амнистии» – был арестован за антисоветскую агитацию и через год приговорён к семи годам лишения свободы и ссылке. Срок он отбывал под Пермью и Чистополем, а затем – сослан на Колыму.
После довольно долгого периода лагерей и ссылок Ковалёв возобновил научную работу, и до 1990 года работал в московском НИИ. К тому моменту он уже был заметным деятелем в диссидентском движении. В самом конце 80-х он познакомился с людьми, которые встанут у истоков движения «Мемориал». Кроме того, Ковалёв тесно общался с А.Сахаровым, иконой тогдашней оппозиции. В 1989 году, по его просьбе, Ковалёв выдвинулся в народные депутаты РСФСР – и выиграл выборы. Более того: Ковалёв стал председателем комитета по правам человека. На этом посту он развернул кипучую деятельность: разрабатывал Декларацию прав и свобод человека и гражданина в России, закон «О реабилитации жертв политических репрессий» и вторую главу Конституции.
В начале 90-х характер Ковалёва уже проявлялся вполне определённым образом: во время кризиса 1993 года он поддержал Ельцина, распустившего Верховный Совет (фактически волюнтаристским личным решением), но протестовал против действий милиции. Ельцин, впрочем, не держал обиды – и Ковалёв был назначен председателем комиссии по правам человека при президенте, а затем избран Думой на пост уполномоченного по правам человека, где и начал готовить закон «Об Уполномоченном по правам человека».
До этого периода деятельность Ковалёва вызывала даже, пожалуй, симпатию. Он, к примеру, деятельно и не без успеха старался смягчить некоторые виды наказаний, и вообще смягчить режим содержания в местах лишения свободы. При этом Ковалёв иной раз был способен попросту поразить своими суждениями. Он резко расходился во взглядах с большинством народных избранников:
И этот же человек поддержал Ельцина со всеми его авторитарными амбициями! Однако главная мрачная и грязная история у Ковалёва была впереди.
Чеченская война
Самой известной страницей жизни Ковалёва стала война в Чечне, и она же сделала его одним из самых одиозных персонажей современной России. Именно из-за событий в Чечне Ковалёва провожают в могилу не только доброжелательные реплики, но и настоящий вал проклятий. Сам он утверждал, что Чечня – это главное, что случилось в его судьбе. Что же, собственно, тогда происходило?
С 15 декабря 1994 года Ковалёв руководил «Миссией уполномоченного по правам человека на Северном Кавказе». Кроме него, в ней участвовала группа депутатов и правозащитников, но лицом «Миссии» всё же был именно он.
В Чечне группа Ковалёва занималась, как это обычно называют, «попытками наладить переговоры». Фактически это была агитация российских частей с попытками уговорить их капитулировать. Сам Ковалёв упорно отрицал, что пытался уговорить военных сдаться в плен. Правда, и сами солдаты и офицеры, с которыми он вёл диалог, и сторонние наблюдатели полагали, что речь шла именно о сдаче. Один из офицеров даже конкретизировал: по его словам, Ковалев предлагал складывать оружие и выходить с поднятыми руками.
Такие переговоры Ковалёв вел дважды – с солдатами 131-й Майкопской бригады, отступающими от железнодорожного вокзала Грозного и с солдатами 137-го десантного полка в районе того же вокзала. Помимо этого он пытался надавить на офицеров, переговариваясь по рации и предлагая прекратить штурм. В обоих случаях он не добился цели. Однако во время переговоров с десантниками, которые он вёл лично, один из солдат был убит чеченским снайпером.
В январе 1995 года Ковалёв вернулся в Москву, привезя с собой обращение, написанное от лица пленных солдат, выдержанное в духе «Россия совершает преступление против целого народа». Правда, у этого письма был побочный эффект: в Россию фактически был доставлен первый список пленных.
Нельзя, конечно, не заметить, что Ковалёв и его команда смотрелись выигрышно на фоне часто бестолковых и хаотичных попыток российского правительства как-то учитывать гуманитарные аспекты войны. На тот момент правозащитники, по контрасту с неуклюжими усилиями государства, выглядели в глазах многих как раз теми, кто пытается заниматься поиском пленных и пропавших без вести, кто заботится о гражданских.
Пожалуй, наибольшее влияние на ход войны Ковалёв и команда оказали в Будённовске в 1995 году. Во время кризиса с заложниками Ковалёв и Орлов самостоятельно прибыли в Будённовск – и тут же, в обход оперативного штаба, перехватили ведение переговоров. Оперштаб самоустранился от активных действий, в результате чего подменившие его собой правозащитники разработали соглашение, которое помогло освободить людей, но фактически означало выполнение требований Басаева и позволило террористам уйти и продолжить свои нападения. Ковалёв был одним из тех людей, кто согласился заменить собой заложников и ехать в колонне с Басаевым, гарантируя ему беспрепятственный отход в Чечню. Конечно, это требовало преизрядного мужества: начни военные штурм (а именно штурм колонны на отходе был бы правильным решением), многие из «добровольных заложников» были бы убиты или ранены. Однако именно благополучный уход банды Басаева, перемирие и новый раунд оставшихся безрезультатными переговоров фактически позволили дудаевцам добиться перелома в ходе конфликта. Интересно, кстати, что один из ехавших в автобусах вместе с басаевцами и Ковалёвым диссидентов впоследствии возмущался планами перехватить террористов во время отступления на территорию Чечни. Кстати, Ковалёв позднее утверждал, что это единственный «материальный и осязаемый» результат его деятельности в Чечне.
Вообще, вся эта деятельность была скорее чудовищно наивной, до уровня той самой простоты, которая хуже воровства, чем сводилась к сознательному вредительству. Ковалёв, к примеру, так рассказывал о собственных успехах в деле правозащиты в Чечне:
Проблема в том, что полевой командир по кличке Тракторист – это Салаудин Тимирбулатов, и он как раз печально прославился убийствами пленных. Очевидно, Ковалёв вообще как-то не обратил внимания на то, исполняет ли обещание человек, с которым он говорил. По словам и самого Ковалёва, и его коллег, они пытались облегчить участь пленных. Это возможно, однако никуда не деться от того факта, что они же предлагали военным в этот самый плен сдаваться – хотя и неудачно. Характерно, что позднее Ковалёв ни на секунду не сомневался, что поступал правильно.
В январе 1997 года Ковалёв принял орден «Ичкерии» - «Рыцарь Чести». Пожалуй, лучше всего его характеризует именно этот эпизод. Дело в том, что при этом Ковалёв отметился удивительной речью. Он призвал чеченцев остановить мародерство и похищения русских в Чечне:
Похищения православных священников он назвал «особенно непонятными» и оскорбляющими не только христианство, но и ислам.
В этом, в общем-то, и был весь Ковалёв. Ясноглазый идеалист, живущий полностью в собственном мире. Бандиты не занимались ничем, чего они не делали и раньше, однако аж к 1997 году зоркий глаз правозащитника высмотрел несправедливости и по отношению к русским!.. Впрочем, вскоре началась уже вторая война, и он оседлал любимого конька: начал обличать власти, пытавшиеся всё-таки разобраться с проблемой чеченского терроризма. Русские вылетели обратно на периферию его внимания. Для этого человека были характерны просто-таки гомерические аберрации восприятия – он, к примеру, даже через двадцать лет после штурма Грозного был уверен, что в декабре 1994 года это был «мирный город». Его убеждения в собственной нравственной правоте не поколебались ни на йоту, хотя если в жуткие часы Новогоднего штурма он ещё мог не знать, рядом с кем находится, то в 10-е годы он знал уже и о Буденновске, и о взрывах в городах России, и о Беслане.
Человек в белом плаще
Закат активности Ковалева начался уже в 90-е. В январе 1996 он отказался от должности председателя Комиссии по правам человека при президенте из-за глубокого несогласия с политикой президента Ельцина в Чечне (от должности омбудсмена Дума отрешила его ещё раньше). Чем дальше, тем глубже был его раскол с действующими властями. Политическую карьеру он не слишком-то стремился делать, и на думских выборах вышел из «Союза правых сил» ради более оппозиционного «Яблока». В 2003 году его новая партия провалилась на выборах в Думу, на чём, собственно, политическая карьера правозащитника и кончилась.
В сущности, дальнейшую деятельность Ковалёва можно без преувеличения описать как бег на месте. Это были акции протеста, подписание обращений, на которые никто не думал реагировать, и попытки воспитывать новые поколения политиков – на которые те, разумеется, тоже не обращали внимания.
Беда Ковалёва состояла, пожалуй, в том, что, при всей энергичности, он ни секунды не собирался нести ответственность за свою деятельность и разбираться, чем оборачивается его вариант защиты прав человека на практике. Он мог, к примеру, выразить неудовольствие судьбой террористов в «Норд-Осте», поскольку тех уничтожили – ведь не у всех были пояса смертников! – и совершенно не собирался размышлять о последствиях, буде кто-то успел бы активировать бомбу в процессе попытки захватить его живьём. Невероятное ощущение постоянной моральной правоты позволяло Ковалёву игнорировать такие пошлости, как реальный мир. По мнению Ковалёва, он доводил до сограждан реальное положение дел с правами человека в стране. Однако никуда не деться от скверного факта: именно усилия Ковалёва и его единомышленников сформировали тот шлейф неприятных коннотаций, которые до сих пор тянутся в современном русском языке за словом «правозащитник». Трудно сказать, осознавал ли Ковалёв, что его усилия сделали это слово чуть ли не бранным. Впрочем, он никогда и не собирался оглядываться на что бы то ни было, кроме собственных моральных принципов. Поразительно, но, похоже, идея прав человека была для него важнее, чем сами люди. Главный урок, какой можно извлечь из жизни Сергея Ковалёва, состоит в том, что любая самая благородная идея выхолащивается, если перестать видеть за ней живых людей. Даже если эта идея – права человека.
