Каждый пермяк поймёт шутку о новой сцене оперного театра, новом зоопарке и третьем мосте через Каму. Это стандартный набор обещаний, которые повторяются кандидатами в губернаторы и депутаты уже тридцать лет перед каждыми выборами. На фоне построенной ещё при Николае II краевой инфекционной больницы, что стало особенно актуальным в прошлом году, всё это стало символами застоя пермской жизни.
На пик своего развития Пермская область вышла к началу 1960-х годов, время расцвета так называемой горнозаводской цивилизации, формировавшейся на Урале ещё с XVII века. Её суть заключается в том, что городское развитие идёт вокруг завода, который возникает подле месторождения. Например, Пермь возникла из посёлка вокруг Егошихинского медеплавильного завода. А завод основали в 1723 году в месте, где добывали медистый песчаник, а фарватер Камы позволял удобно сплавлять лес (основной горючий материал в то время) и отправлять медь по Каме, Волге и Оке к оружейным заводам в Тулу.
На Западном Урале, в Прикамье, исторически добывали соли (отсюда Соликамск, «пермяки — солёные уши») и цветные металлы. Но медеплавильная промышленность исчерпала ресурсы для развития ещё к началу XX века, в 1910 году в Пермской губернии закрылся последний медеплавильный завод.
Однако к этому времени Пермская губерния уже начала развиваться как один из центров оборонной промышленности империи, что компенсировало упадок цветной металлургии. Тенденция на превращение Пермской области в оборонный центр упрочилась в сталинскую индустриализацию и как следствие эвакуации заводов из западных областей на Урал в период войны.
Опорой развитию машиностроения (прежде всего, оборонного) служила металлургия, а она стояла на завозных рудах и собственных угольных месторождениях Пермской области — в Кизеловском угольном бассейне, КУБе. В 1959 году добыча угля на КУБе достигла пика, после чего началось сокращение добычи вследствие постепенного исчерпания запасов.
Вослед за шахтами начали деградировать сперва металлургические, а после них и машиностроительные заводы Прикамья.
Уже в 1960-е годы началось стремительное сокращение населения Пермской области без учёта самой Перми: люди массово уезжали из заводских посёлков. С 1959 по 1989 годы оно сократилось на 350 тысяч или 15%. Сегодня население Пермского края без учёта самой Перми меньше, чем в 1939 году. Да и с учётом Перми в регионе живёт меньше людей, чем в 1959 году. По итогам предшествующих тридцати лет, Пермский край -- среди пяти регионов-лидеров в России по убыли населения, единственный в этой прискорбной пятёрке регион, не относящийся к Крайнему Северу.
Горнозаводская цивилизация Западного Урала уже тогда исчерпала себя.
Территория упадка
В советское время адекватной замены концепции горнозаводской цивилизации предложено не было по идеологическим соображениям: слишком уж это противоречило марксистскому взгляду о приоритетном «производстве средств производства» и прививаемой в советском обществе индустриальной гигантомании.
В кризисные 90-е годы Прикамье уже было составной частью российского «Ржавого пояса».
Последующие годы власти Прикамья проводили политику «нам бы ночь простоять, да день продержаться». Всерьёз о долгосрочных перспективах развития региона никто не думал. Избирателям обещали «перезапустить» морально устаревшие мощности предприятий и апеллировали к ностальгии по советской индустриализации. Словом, «Пермский край — край заводов».
О том, позволят ли пресловутые заводы вдохнуть новую жизнь в территорию, -- думать было не принято. Любые попытки выйти за рамки подхода «края заводов» высмеивались, как маниловщина.
Единственной попыткой посмотреть в другую сторону был период руководства регионом Олега Чиркунова. Попытка насытить Пермь культурными событиями, превратить провинциальный хиреющий город в культурную столицу была амбициозной. Очевидно, что превратить Пермь в мировой центр искусства барокко было невозможно. Единственный шанс давала ставка на так называемое «современное искусство», которое, мягко говоря, эстетически нравится далеко-далеко не всем. Это эстетическое неприятие привезённых Чиркуновым гельманов-мильграмов пересилило в общественном мнении экономические аргументы и соображения. В итоге подавляющее большинство населения «культурную революцию» отвергло.
При Чиркунове же пытались создать в Перми «внутрироссийский оффшор», снизив региональные налоги, прежде всего, региональную компоненту налога на прибыль. Но системной популяризации идеи перевода холдинговых структур в Пермь не последовало. Субординация властной вертикали вряд ли могла позволить воплотить такую идею в жизнь в значимых масштабах в сегодняшней России. В итоге после ухода Чиркунова пермские законодатели льготы отозвали.
И что же в результате Пермский край имеет сегодня?
Экономика Пермского края на сегодняшний день примерно на 2/3 состоит из добычи полезных ископаемых, их первичной переработки и сопутствующих услуг. Основные работодатели и налогоплательщики региона — это «ЛУКОйл», «Уралкалий», «Уралхим», «Метафракс», «Газпром».
Развиваются в регионе и новые технологии, представленные такими крупными по региональным меркам компаниями как «Авиадвигатель» (производит двигатели для ракет «Ангара» и самолётов МС-21), «ЭР-Телеком» (телекоммуникации) или «Новомет» (современное насосное оборудование). Но они уступают ресурсным гигантам в размере в десять и более раз.
Казалось бы, а в чём проблема?
Не может же вся планета быть Кремниевой долиной. Может, это миссия Урала — быть ресурсным хребтом России?
Проблема в том, что и добыча, и переработка полезных ископаемых автоматизируются и роботизируются всё больше. Количество рабочих мест сокращается.
Города приходят в запустение. Весь восток Пермского края — одна сплошная антиутопия. Кизел, Гремячинск, Горнозаводск, Пашия…
Что в этой ситуации сохранять?
Территория роста
Первый источник будущего роста Прикамья никуда не исчезнет — это ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ.
Пермский край останется местом нахождения одного из трёх крупнейших в мире месторождений калийных солей. Их продолжат добывать. Но спрос на трудовые ресурсы из-за автоматизации будет сокращаться. Экологические проблемы также не решатся по щелчку или взмаху волшебной палочки. Эти факторы будут постепенно способствовать сокращению населения в Березниках и Соликамске.
Стоит ли их там искусственно удерживать? По-моему, нет. Никакой идеи в удержании людей в городе над пропастью (в прямом смысле слова) решительно нет.
Лес также не исчезнет. Спрос на целлюлозу сокращается, но спрос на использование древесины в строительстве по мере повышения спроса на экологичность будет возрастать. Хочется верить, что будет распространяться в России и индивидуальное жилищное строительство, что также будет поддерживать спрос на древесину как экологичный строительный материал.
Поэтому восстановление лесов и последующая эксплуатация лесных ресурсов будет сохранять своё значение. Но и здесь механизация всё активнее будет вытеснять рабочие места.
Вместе с тем, использование древесины в глубокой химии — интересное и перспективное направление. Уже сейчас в США появляются первые предприятия, занимающиеся извлечением из древесины сахара. Эта тенденция обязана дойти до Урала, если мы рассчитываем сохранять и рабочие, и инженерно-технологические рабочие места на территории. Глубокая переработка древесины может стать одним из многообещающих направлений развития севера Пермского края в среднесрочной перспективе.
Юг Пермского края — благоприятная территория для молочного и мясного животноводства. На сегодняшний день потенциал их развития не используется даже в масштабе, позволяющем обеспечить молочными и мясными продуктами местного производства собственный рынок Прикамья (при том, что Пермский край — один из лидеров в России по производству молока). А ведь животноводство — не только более трудоёмкая отрасль, чем растениеводство (то есть создаёт гораздо больше рабочих мест в территориях), но и порождает целый шлейф сопутствующих подотраслей, связанных с механизацией сельского хозяйства, с биохимией и в целом с биотехнологиями.
Вопреки стереотипам позднесоветского времени, сельское хозяйство способно создавать чрезвычайно сложные с точки зрения образования и квалификации рабочие места, позволяющие обеспечивать работникам высокий уровень заработных плат. Например, витамин К, используемый в кормлении скота, производится из побочных продуктов металлургии. Почему эти самые побочные продукты из Россию продают на переработку в Уругвай, а в Пермском крае такого производства нет? Чем это не точка роста?
Сейчас много говорят о водородном синтезе как новом слове в экологичной, свободной от углеродного следа энергетике. Но люди без знания хотя бы школьной химии хотя бы на честную четвёрку с трудом представляют, что водородный синтез невозможен без тугоплавких материалов, преимущественно ферросплавов. Развитие водородного синтеза способно не просто дать новое дыхание металлургии на Урале, но и породить значительный спрос на инженерные и технологические кадры в такой перспективной сфере, как новые материалы.
При этом очень важно понимать, что население характеризуется не только количественными показателями. Население — это носитель культуры, знаний, ценностей. Север Пермского края исторически — «места не столь отдалённые», место ссылки, где дешёвый труд «специального контингента» использовался для заготовки древесины и разработки месторождений. Многие оседали в Прикамье и после завершения срока отбывания наказания.
Сейчас колонии сокращаются в силу значительного уменьшения в России числа осуждённых к лишению свободы с реальным отбыванием наказания. Прикамье осталось без такого специфического источника притока населения. Конечно, утратив из-за этого какое-то количество рабочих мест и получив с десяток заведомо бесперспективных посёлков на севере региона. Но стоит ли расстраиваться по этому поводу? Опять же, думаю, что не стоит.
Второй источник роста Прикамья — ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ.
Крупный город — это не много собранных воедино маленьких деревень. Это принципиально иной тип взаимодействия людей, создающий добавочную стоимость за счёт обмена знаниями и опытом. Пермь — не просто город-миллионник, это крупный научный и образовательный центр, формирующий ценные, практикоориентированные связи специалистов в сферах инженерных наук, химии, фармацевтики, смежных дисциплин.
Ресурсы Урала могут и должны быть использованы в новой технологической революции по-новому, с новой отдачей, с новым приложением. А для этого нужны мозги тех, кто перенимает лучшие знания и практики у профессионалов предыдущего поколения. В такой преемственности — главный залог будущего успеха Перми и Пермского края. Шанс Перми сохраниться как один из центров российской экономики и науки.
Человек, а не завод
Почему же при этом я говорю не просто о кризисе, а о смерти горнозаводской цивилизации Урала, хотя выделяю перспективы развития Пермского края именно в сфере использования его природных ресурсов, просто за счёт новых научных разработок?
Потому что центр горнозаводской цивилизации — завод. Его нуждам и потребностям подчинены города уральских регионов. Он определяет планирование, он определяет городские жизненные циклы, он заставляет мириться с неблагоприятной экологической средой как с данностью.
При сохранении такого подхода в условиях открытого, динамичного мира, где знающий языки профессионал (а без знания языков в современном мире быть профессионалом попросту невозможно) может уехать в любую точку Земли и будет там с радостью принят, удержать кадры на Урале будет невозможно.
Городская среда должна начать меняться для удобства человека. Не все люди любят тропики, где погорячее. Не случайно одним из технологических центров современного мира сумела стать холодная Исландия. Урал способен удерживать умы красотами своей природы, но среда жизни должна качественно измениться. В центр уральской цивилизации XXI века должен встать человек. Впрочем, не только уральской.
Тогда сможем воспользоваться открывающимися возможностями, заскочив на своём софтборде на гребень новой технологической волны. Иначе эта волна нас накроет и потопит.
Антон Любич
