Тема этой статьи навеяна обсуждениями у Бориса Межуева вопроса об отношениях интеллектуального класса и силовиков; дискуссиями о роли интеллектуального класса – вот примерно такими проблемами. Позволю себе высказаться о том, какое место интеллектуалы занимают в России, поскольку, несомненно, этот вопрос важен для всех нас.
Интеллектуального класса в России нет
Начну с того, что на мой взгляд, в России нет интеллектуального класса, поскольку он попросту не сложился. Стоит напомнить, что класс – это большая группа людей, выделяющаяся по своей роли в организации общественного производства, потому претендующая и получающая свою долю общественного продукта.
Несколько расплывчатое определение я бы хотел конкретизировать. Значение класса определяется тем, что без него общественное производство невозможно (или же оно без него неизбежно деградирует и упрощается). Например, есть рабочие и капиталисты, но капитализм совершенно невозможен без рабочих; без капиталистов он протянет некоторое время, но сильно деградирует. Чем выше роль класса – тем сильнее он сплочен и организован. Рабочий класс в России начала ХХ века – это примерно 2 млн человек, производивших 40% ВВП Российской империи, которые создавали, финансировали и пополняли подпольные партии с отрядами боевиков для того, чтобы привести свой социальный статус в соответствии со своим экономическим вкладом.
Если же мы посмотрим на интеллигенцию, то ничего подобного не увидим. Дело даже не в отсутствии сплоченности и организованности (скорее, наоборот, российская интеллигенция есть яркий образчик дезорганизованности, разобщенности и внутренней вражды), а в том, что интеллигенция не обладает решающей ролью в системе общественного производства в России.
Российская экономика в целом экспортно-сырьевой ориентации и опирается на большие запасы ликвидных природных ресурсов. Жизненно важный для такой экономики интеллектуальный продукт – технологии, как эти ресурсы найти, добыть, переработать и вывезти. Но этот интеллектуальный продукт можно купить за рубежом целиком, с оборудованием, инструкциями и специалистами. То есть, условно говоря, возможна прямая конвертация нефти и газа в необходимые знания и технологии. Потому-то в России и не нужен интеллектуальный класс.
Интеллигенция в России существует все же по нескольким причинам. Во-первых, в силу некоторой исторической преемственности и государственного престижа. Во-вторых, в силу того, что заимствовать технологии и знания все же удобнее по-русски, чем по-английски или еще как, и потому требуются образованные люди, способные изложить иностранную премудрость по-русски. В-третьих, в советские времена многие знания и технологии купить за рубежом было нельзя, и потому приходилось многое придумывать самим, руководствуясь стащенными разведкой образцами.
В сущности, функция интеллигенции в системе общественного производства в России сводится к функции переводчика-пересказчика всякой иностранной премудрости. Но это не жизненно важная функция, без которой нельзя обойтись. От нее в любой момент можно отказаться, полностью или частично, почти без последствий. Это лишь вопрос удобства. Это вовсе не злой умысел, а рациональный выбор. Купить готовые разработки и технологии за рубежом выгоднее, чем тратиться на свои разработки. Например, в Германии расход на НИОКР достигает 117,1 млрд евро, а в России – 11,9 млрд евро (включая 5,6 млрд евро из госбюджета). Мол, мы сразу купим самое лучшее.
Отсюда и следует, что интеллигенция в системе общественного производства есть не важное, ключевое звено, а лишь необязательная обслуга. Потому в России интеллектуальный класс сложиться не может.
Межуев возражал, что если говорить об отсутствии интеллектуального класса, то нужно говорить и об отсутствии производства интеллектуального продукта, а он есть. Почему же? Интеллигенция даже в роли обслуги вполне может производить интеллектуальный продукт, например, если это выгоднее, чем прямая покупка за рубежом. Далее, сами интеллектуалы, стараясь выйти за рамки отведенного им социального статуса, который очень низкий, делают интеллектуальный продукт в надежде, что его оценят. Чаще всего безуспешно.
Если мы посмотрим на всю историю интеллигенции в России, то легко увидим тенденцию, что процветали те, кто готовил русскоязычный эрзац из импорта, тогда как те, кто создавал нечто оригинальное и ценное, попросту игнорировались. То есть, интеллектуальный продукт есть, но в общественном производстве практически не используется. И не нужно ссылаться на отдельные примеры, я говорю о тенденции в целом: забытых изобретений и сломанных судеб изобретателей несравненно больше, чем счастливчиков.
Есть лишь один вариант
Все это говорится вовсе не в критику Бориса Межуева. Да, его позиция ошибочная, но эта ошибка сугубо закономерная. Сильно недовольный социальным статусом интеллигенции, он впадает в самообман, стремясь представить интеллигенцию более ценной и важной, чем она есть на самом деле. Более того, я несколько лет назад сам придерживался подобной позиции и тоже пытался доказывать ценность интеллекта, пока не сообразил, что мои попытки тщетны. Просто увещеваниями значение интеллигенции не повысить.
Да, интеллектуал сейчас – прислуга. Это может быть обидно и неприятно. Но я сторонник того, чтобы выставить «ноль» и от этого строить дальнейшую политику, без малейших иллюзий.
В некоторых странах интеллигенция занимает высокое общественное положение. В основном это страны, живущие технологическим экспортом: Германия, Швейцария, Южная Корея, Тайвань, Япония. Когда наукоемкие отрасли стоят в центре экономики, тогда вполне себе складывается интеллектуальный класс. Например, как в Японии, где очень трудно попасть в правительство или крупные корпорации, минуя Токийский университет.
Отсюда следует, что интеллектуальный класс в России может появиться лишь тогда, когда наукоемкие отрасли сделаются ядром экономики. Но это не в обозримом будущем; на Таймыре нашли нефти и газа, так что сырьевая экономика продержится еще лет тридцать, кабы не больше. Но порассуждать о возможных вариантах вполне себе можно.
Чтобы интеллигенции сделаться классом, надо так изменить общество и его экономику, чтобы в нем интеллектуалы стали ядром, важнейшим элементом, без которого ничего не существует. Тогда будет богатство, влияние и почести.
В сущности, есть лишь один вариант – тотальная роботизация, построение экономики как мощной, полностью роботизированной производственной системы, превращающей недра и сырье в различную продукцию, а также армии роботов-слуг. Для того, чтобы создать, построить и обслуживать роботов, а тем более их огромную и сложную систему, требуются очень большие и хорошие знания, высокое образование. Роботизированная экономика делает интеллигенцию ядром общества, без которого все разваливается с деградацией.
Роботизация много чего может пообещать. Например, она может создать непредставимую военную мощь, с которой можно затоптать всех врагов и конкурентов: и США с НАТО, и Китай. Это перспектива глобального военного доминирования и установления своих правил во всем мире. Это может понравиться силовикам, по крайней мере некоторым.
Роботизация – это непредставимо высокий уровень жизни и потребительского благосостояния. Вот тут появляется почва для консерватизма. Я тоже за то, чтобы беречь хорошие традиции, но считаю, что это нужно делать на крепкой экономической базе, а не потому, что у нас нет другого выбора. Имея автоматические заводы, можно жить в роскошных поместьях, а не в человейниках, наслаждаться природой и выездами в конном экипаже, проводить время в интеллектуальных беседах, творить высокую литературу и произведения искусства. Интеллектуалу нужна неспешная жизнь, с погружением в мысли, а не нервная потогонка, как сейчас.
Наконец, роботизация позволяет создать целый сектор экономики, который работает исключительно для науки и для знания, обеспечивая процесс познания материально. Также как можно создать сектор экономики для материального обеспечения каких-то крупномасштабных, мессианских идей.
Это только лишь самые общие абрисы, а вообще же общество и хозяйство изменяться резко и фундаментально. Уже в проекте надо иметь представление об этих изменениях и их последствиях, то есть проект перестройки общества должен быть довольно детально разработан. Это все задачи вполне решаемые, особенно для подвижных умов.
Разумеется, мне понятно, что многим мои предположения покажутся беспочвенными мечтами, в особенности тем, кто придерживается иллюзии, что в России будто бы есть интеллектуальный класс, которому нужно только кому-то что-то доказать. Но теперь попробуйте, эксперимента ради, встать на мою точку зрения. Интеллектуал в России сейчас – это прислуга, причем прислуга неуважаемая, с очень низким социальным статусом, крайне низко оплачиваемая, почти буквально объедками со стола. Из такого положения вы никому ничего не докажете, вас просто не будут слушать.
Это неприятно и обидно, но если это признать, то из этого решения сразу начинает вытекать несколько важных действий. Во-первых, соглашаться с таким «социальным статусом», по сути, статусом парии, нельзя. Интеллект нельзя ронять в грязь. Во-вторых, доказывать что-то тем, кто держит интеллектуалов в таком низком статусе, бессмысленно. Им это положение выгодно, поскольку позволяет получать довольно ценный интеллектуальный продукт за почти что объедки, ну или за копейки.
Непризнание своего текущего статуса есть важнейший этический поступок для любого интеллектуала. Это не выбор, тут нет выбора. Кто изгой, пария и соглашается с этим, тот, на мой взгляд, просто самоуничтожается как личность и носитель высокого разума. Из непризнания вытекает разрыв социальных связей со всеми, кто презирает и унижает интеллектуалов, требует работать за копейки; если полный разрыв связей невозможен по каким-то причинам, то стоит их свести до холодной, рассудочной торговли. Мы вправе повернуться к ним спиной.
В-третьих, совершенно очевидно, что это положение надо изменить. В-четвертых, поскольку изменения в обществе требуются большие и фундаментальные, нужно разработать их проект, то есть мечту разработать, конкретизировать, отшлифовать до уровня реализуемых задач. В-пятых, для реализации проекта требуются союзники, некоторые ресурсы и средства; их изыскание составляет политическую стратегию интеллигенции.
Сразу становится понятно, что делать и примерно как. В этом преимущество ясного взгляда, без иллюзий. Такой план не может не получиться, поскольку интеллект всегда был главной движущей силой развития человечества и его истории.
