Известный российский пропагандист М. Шевченко заявил в интервью одному официозному белорусскому изданию: «Каждый, кто бывал, допустим, в западной Беларуси — а я бывал в западной Беларуси, естественно, это родина моего деда, — знаете, что это просто другой народ, это не русские».
Максуд Леопардович ошибается — чтобы это понять, достаточно посмотреть на историю межвоенной эпохи, периода, когда западно-белорусские земли входили в состав Второй Речи Посполитой.
Советская историография считает, что на западе Белой Руси в это время действовали две основные силы: собственно польское государство, проводившее в отношении белорусов полонизаторскую и ассимиляционную политику, и активисты Коммунистической партии Западной Белоруссии, боровшиеся против польских угнетателей. Русский фактор во внимание не принимается.
Между тем жители «Кресов Всходних» (восточных окраин Второй Речи Посполитой) в основном сохраняли общерусское национальное самосознание: большевистская «белорусизация» их не затронула, а жёсткие полонизаторские практики не возымели в Западной Белоруссии хоть сколько-нибудь заметного эффекта.
Советско-польская война
Руководство восстановленного в 1918 году польского государства с самого начала намеревалось расширить территорию Польши до границ Речи Посполитой 1772 года — поглотить Литву, Белоруссию, Западную и Центральную Украину. Такая политика была вполне естественным продолжением традиций польской политической мысли — поляки всегда рассматривали польский этнический элемент на литовских, белорусских и малороссийских землях как «доминирующую и единственную цивилизационную силу», только и способную, по выражению Романа Дмовского, «к политической организации данного края».
В феврале 1919 года, после вывода с западнорусской территории немецких войск, проигравших Первую мировую войну, в западные пределы России вторглись польские дивизии. Не встретив серьёзного сопротивления со стороны красноармейцев, Войско Польское довольно быстро продвинулось вглубь Белоруссии. К весне 1920 года поляки заняли всю территорию буферной Литовско-Белорусской ССР, которая охватывала Ковенскую, Виленскую, Гродненскую и Минскую губернии (Витебская и Могилёвская губернии в это время входили в состав РСФСР).
О том, что представляла собой польская оккупация Западной Белоруссии, можно судить по докладу главы Временного краевого правительства Белоруссии Александра Бахановича, отправленному в декабре 1919 года на имя Сергея Дмитриевича Сазонова — бывшего главы МИД Российской Империи, а на момент доклада — министра иностранных дел Всероссийского правительства А.В. Колчака и А.И. Деникина. В докладе говорилось:
«С занятием поляками Волыни и Гродны работа наша стала невозможна, ибо, несмотря на широковещательное обращение к населению Пилсудского, на практике поляками давится беспощадно всё, что может иметь хоть малейший намёк на русское. Аресты и избиение населения жандармами и легионерами — явление самое обычное. Ксендзы неистовствуют вовсю. В настоящий момент деятельно фабрикуется ксендзами и прочими политическими работниками „голос населения", долженствующий доказать желание народонаселения Края присоединиться к Польше… Создаются всякие „белорусские" „учрэждения" из католиков и вообще поляков, [которые] устами своих ставленников фабрикуют „Белорусские декларации"».
О настроениях простых жителей Западной Белоруссии Баханович писал следующее:
«В общем же я, объехавши ныне почти всю Гродненскую губернию, посетивши почти все более или менее значительные деревни и сёла, где всюду устраивались мною, несмотря на все существующие запрещения, всякие сборища, крестьянские собрания, могу смело заявить, что крестьянский элемент стоит на непреклонной точке отрицательного отношения и к Польше, и к Литве, признавая себя только русскими и желая себя видеть в составе единой, неделимой России. Насильно вводимый в школах белорусский язык, или так называемую „мову", крестьяне и слышать не хотят, а многие деревни взяли из школ своих детей только потому, что преподавание введено на белорусском наречии».
Любопытно, что автор доклада обращается к министру иностранных дел Всероссийского правительства с такой просьбой:
«Нам должно быть позволено формирование русской добровольческой армии в пределах Края, и за кадр формирований должен быть взят Пинско-Волынский Добровольческий Русский батальон, находящийся ныне в составе Польской армии под командованием польского генерала Листовского. Взявши за кадр, наш родной и нами созданный батальон, мы в короткое время сумеем создать воинский отряд, достойный нашего Края, который будет считать за честь принять участие в общей работе по созданию нашей великой России».
Пинско-Волынский добровольческий батальон был сформирован в Пинске в октябре 1918 года под руководством энергичного офицера, местного уроженца капитана Бохенского. После отступления немцев из Пинска в январе 1919 года батальон в одиночку оборонял город от Красной армии и двух Полесских повстанческих коммунистических отрядов, однако под давлением превосходящих сил врага отступил к Антополю. Здесь отряд соединился с Войском Польским и 17 марта вернулся в Пинск. До конца 1919 года воины батальона вели бои с красными, а затем влились в состав Вооруженных Сил Юга России, прибыв в январе 1920 года в Крым, где сразу же приняли участие в обороне полуострова (бои под Новониколаевкой и Юшунью). Завершилась история единственной «полностью белой» белорусской части 16 апреля 1920 года: приказом Главкома ВСЮР барона П.Н. Врангеля батальон был расформирован, а 120 его бойцов влились в состав 13-й пехотной дивизии 2-го армейского корпуса.
Общерусские настроения жителей белорусских земель, оккупированных Польшей, признавали и сами поляки. Вот выдержка из рапорта польского офицера Яна Сушиньского (январь 1920 года):
«Слуцк „непоколебимый" и „непобеждённый" — такими эпитетами русско-церковная общественность окрестила свой Слуцк. И в этом есть доля правды. Ещё во времена Петра и Екатерины эти места считались своим плацдармом, дальше всего выдвинутым на запад. Отсюда наносились наиболее ощутимые удары по Польской Речи Посполитой (дело ликвидации унии) … Наконец, здесь глубоко укоренились идеалы Сусаниных, Мининых и Пожарских. Деревенская молодёжь здесь сильно пропитана идеей идти по следам „героев"… Православные крестьяне, подстрекаемые жидами, верят, что вскоре „польские паны" отсюда уйдут и тогда настанет крестьянско-православный рай, а панам-католикам будет „крышка"… Молодёжь клонится преимущественно к Москве, и этому нечего удивляться, потому что она была воспитана в русских школах, потому вздыхает по Деникину и великой независимой России. Кроме того, здесь видна агитация социал-революционеров… Православное население, особенно бывшие чиновники, не может смириться с современными условиями и потому не только тянется к Москве, но и по большевикам вздыхает — „это всегда своё"…»
Основная масса белорусского населения слабо ориентировалась в политической неразберихе периода Гражданской войны, а потому для большинства жителей Белоруссии и белые, и красные были «своими», русскими. Главное политическое требование всех белорусов (за исключением маленькой группы самостийников) формулировалось так: «Мы хотим жить в одном государстве с Москвой, а не в Польше или самостийной Беларуси». Все остальные требования отходили далеко на задний план.
РККА начала наступление на западном фронте 14 мая 1920 года, и уже к августу вся территория Белоруссии была занята большевиками. Красных встречали как русских освободителей от польской оккупации. Однако большевики восприняли благожелательное отношение к себе белорусского населения как проявление классовой солидарности, и это сыграло с ними злую шутку. Воодушевлённые успехом в Белоруссии, красноармейцы поскакали разжигать пожар мировой революции в Польшу, всерьёз рассчитывая на поддержку польского пролетариата и крестьянства. Однако для польских трудящихся красноармейцы были русскими (в переводе на польский — «пшеклентыми москалями»), поэтому чаемого большевиками торжества рабоче-крестьянского интернационализма не случилось.
После поражения красных в Варшавской битве (известной также как «чудо на Висле») началось их стремительное отступление. Польские войска не только выбили РККА из Польши, но и снова захватили значительную часть белорусской территории. 12 октября 1920 года был заключён договор о перемирии, который определил предварительную советско-польскую границу, разделившую Белоруссию пополам. 18 марта 1921 года Советская Россия и Польша заключили в Риге мирный договор, в соответствии с которым Западная Белоруссия (территория современных Брестской и Гродненской областей, а также часть территории Минской и Витебской областей) осталась в составе Польши.
«За польским часом»
Отдельным пунктом Рижского мирного договора польское правительство гарантировало соблюдение прав и свобод западнорусского населения:
«Польша предоставляет лицам русской, украинской и белорусской национальности, находящимся в Польше, на основе равноправия национальностей, все права, обеспечивающие свободное развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов… Лица русской, украинской и белорусской национальности в Польше имеют право, в пределах внутреннего законодательства, культивировать свой родной язык, организовывать и поддерживать свои школы, развивать свою культуру и образовывать с этой целью общества и союзы».
Однако все эти благие пожелания остались на бумаге, а на практике Варшава взяла курс на жёсткую полонизацию непольских народов, живших на «Кресах Всходних».
Реальное отношение польской политической элиты к белорусам отражают слова известного польского политика Александра Мейштовича, сказанные им в январе 1922 года в беседе с представителями Рабочего союза в Вильне:
«Белоруссии самой историей предназначено быть мостом для польской экспансии на Восток. Белорусская этнографическая масса должна быть переделана в польский народ. Это приговор истории, и мы должны этому способствовать».
Вторая Речь Посполитая стремилась полонизировать и белорусов-православных, и белорусов-католиков, действуя изобретательно и для каждого случая подбирая свой способ. Как отмечает белорусский историк Алексей Загидулин, первый пункт программы полонизации Белоруссии, разработанной чиновником министерства иностранных дел Польши Арцишевским в 1921 году, предусматривал «проведение размежевания между белорусами-католиками и белорусами-православными. Первых надлежит ограждать от белорусизации и окружать атмосферой польской культуры. Вторых надлежит предохранять от русификации, привлекая для этого белорусские силы». Таким образом, белорусы-католики рассматривались Варшавой как «потенциальные поляки» и потому подлежали первоочередной и безусловной полонизации, в то время как православных белорусов сначала предполагалось вырвать из лона общерусской культуры при помощи самостийного белорусского проекта, а уже потом полонизировать.
Поляки понимали, что для эффективной полонизации «белорусской этнографической массы» необходимо лишить её общерусской идентичности, оставшейся со времён Российской Империи. Русский национальный проект был органичен для Белоруссии и весьма популярен в народной среде. Быть русским означало быть образованным человеком и ощущать себя наследником великой истории. Самостийный проект местечковых националистов не открывал никаких перспектив. Общерусское самосознание белорусов воспринималось официальной Варшавой как первоочередная угроза целостности польского национального государства, одна из самых насущных и болезненных проблем.
Первым делом поляки расправились с русской школой. Если белорусскоязычные учебные заведения во Второй Речи Посполитой были закрыты только к 1938/1939 учебному году, то русские — почти сразу после установления в Западной Белоруссии польской власти. Более того, чиновники от образования тщательно следили за тем, чтобы преподавание в белорусскоязычных школах ни в коем случае не велось исподволь на русском языке.
Учителя в белорусскоязычные школы шли неохотно, их приходилось туда буквально загонять. Так, осенью 1919 года руководство виленского Товарищества белорусских школ в своём циркуляре, адресованном учителям, откровенно писало:
«Если Вы откажетесь быть белорусским учителем, то пользы белорусскому народу Вы этим не принесёте, так как открыть в Вашем селе не белорусскую, а русскую школу при нынешних условиях нельзя, поскольку польские власти этого не позволят».
Ещё сложнее было загнать в белорусскоязычные школы учеников: подавляющее большинство родителей хотело, чтобы их дети учились по-русски. Предпочтение русскому образованию отдавали даже жители Белостока, самого западного города белорусской субэтнической территории — настолько западного, что сегодня он принадлежит Польше. Направленный в Белостокский повет в качестве белорусского учителя П. Костюк в своём отчете писал:
«Жители и комитет в Белостоке сказали: нам нужны школы русские или же польские, но не белорусские. Комитет в Белостоке не белорусский, а русский. Этот Комитет уже открыл в Белостоке две школы: одну с преподаванием русского языка и частную за свои средства с преподаванием русского языка и Закона Божьего. Учителя у них свои… Услышав это, мы все и разъехались».
Этот отчёт датирован 12 сентября 1919 года. Через несколько лет все русские школы на территории Второй Речи Посполитой будут ликвидированы.
Помимо русской школы под запретом в Западной Белоруссии находилась и русская пресса. Польские власти ввели прямые запреты на распространение издававшейся в Ужгороде (Чехословакия) «Русской народной газеты», берлинской «Евразийской хроники» и ряда других изданий на русском языке.
Варшава старалась на корню пресекать выпуск русской прессы на «Кресах Всходних». Яркий пример — попытка активиста русского движения в Пинске П. Хинича издавать газету «Под небом Полесья» в 1931 году. Уже в первых номерах газеты польская администрация углядела крамолу. Так, в статье о населении Пинска указывалось, что из 30470 жителей города 19597 составляют евреи, 7249 — поляки, а остальные — русские, к числу которых газета отнесла «белоруссов, украинцев и великорусов». Ещё более вызывающей, с точки зрения властей Польши, была статья о переписи населения 1931 года. Констатировав, что «для нас, русских, предстоящая 9 декабря сего года всеобщая перепись населения… будет иметь огромное значение», газета призвала своих читателей указывать в качестве родного языка только русский: «Пусть же каждый русский знает и помнит, что указание агентам по переписи языка русского (rosyjskiego) как родного не является чем-то маловажным, а исполнением долга перед лицом национальных и культурных интересов русского меньшинства в Польской республике». После этих публикаций польские органы безопасности уличили газету «Под небом Полесья» в «пророссийской направленности», владельцы пинских типографий по команде сверху отказались её печатать, и вскоре издание газеты было прекращено.
В конце 1932 года в том же Пинске аналогичная история произошла с газетой «Пинский голос», которая, по словам редакции, стремилась «объединить всех русских людей на Полесьи и стать для них доступным печатным органом». В своём донесении в Варшаву полесский воевода Костек-Бернацки указывал, что издатель «Пинского голоса» Березницкий является убежденным русским монархистом и активистом русского движения в Пинске, «проводящим на данной территории вредную русификаторскую деятельность». «Принимая во внимание опасность русификаторской акции среди несознательного в национальном отношении местного населения, — писал в своём донесении воевода, — я запретил Березницкому издание русской газеты в Пинске».
В ответ на попытки издания русских газет администрация Полесского воеводства во второй половине 1930-х годов начала активно выпускать газеты на польском языке, призванные, как откровенно отмечали польские чиновники, полонизировать местное население Полесья. Однако полещуки, как и жители других регионов Западной Белоруссии, остались верны русской культуре и идентичности.
Несмотря на отсутствие русских школ и русской прессы, жители Западной Белоруссии продолжали говорить и думать по-русски. Важным индикатором лингвистической ситуации в регионе является язык захоронений, и он почти повсеместно русский. К примеру, на заброшенном православном кладбище у ныне несуществующей деревни Радюки в Новогрудском районе Гродненской области все надписи на надгробиях сделаны на русском языке, нередко в дореволюционной орфографии. Причем захоронения с дореволюционным написанием относятся не только к польскому, но уже и к советскому периоду!
Присоединение Западной Белоруссии к БССР
Польскую власть местные жители воспринимали однозначно — как оккупацию. Единственной силой, способной избавить белорусов от польского ярма, выглядел СССР, который простой западнобелорусский люд считал Россией. О репрессиях, массовом голоде, насильственной «белорусизации» и прочих прелестях Совдепии на западе Белой Руси тогда почти ничего не знали, а потому вторжение Красной армии в восточные воеводства Польши 17 сентября 1939 года местные жители встретили с ликованием.
По пакту Молотова-Риббентропа в состав БССР, помимо сегодняшних областей и районов Западной Белоруссии, вошла Белостокская область, населённая преимущественно белорусами. Любопытно, что накануне возвращения Белосточчины в состав Польши (это произошло после окончания Второй мировой войны) местное белорусское население выражало категорическое несогласие с этим шагом, желая остаться «в составе России».
Приведём фрагмент записки начальника политуправления 1-го Белорусского фронта С.Ф. Галаджева 1-му секретарю ЦК КП(б)Б П.К. Пономаренко от 23 августа 1944 года (с грифом «секретно»), в которой описываются настроения белорусов Белосточчины:
«Антихович Антон Антипович, белорус, 82 года:
„Ради своих детей я уйду из города, где родился и прожил 82 года, если только здесь снова будут хозяйничать поляки. Только в 1939 году я услышал слово „гражданин", до этого я был только „кацапом". Я много испытывал от поляков и теперь не хочу, чтобы мои дети разговаривали по-польски. Первая жена у меня была полька, но я вынужден был развестись с ней, так как не смог перенести унижения. Было, приходят к ней родные и знакомые поляки и словно не замечают меня. Разговаривать не хотят или стараются чем-либо уколоть. Белорусы с поляками никогда мирно не жили и жить не будут. Пусть Польша будет сто раз свободная и демократическая, белорусы в ней не останутся и убегут в Россию".
<…>
Крестьянин деревни Стрыки Августовского сельсовета Бельского района, описывая свою жизнь под властью поляков, заявил:
„До советской власти при поляках было очень плохо. Они к нам, белорусам, относились свысока, нужно было гладить только по шерсти. Как Красная армия выгнала немцев, то наши поляки снова заговорили о великой Польше. Полякам русский народ всегда помогал и сейчас помогает освободиться от немецких разбойников, вот они нам, пожалуй, чёрта два помогут. Если здесь будет власть поляков, то надо завтра удирать в Россию — к своим".
Крестьянин этой же деревни Будрицкий Иван Филиппович, середняк, белорус, рассказывая о взаимоотношениях между поляками и белорусами, сказал следующее:
„При власти Польши мы, белорусы, много настрадались. Нас называли поляки „кацапами" и давали всякие другие унизительные прозвища. Конечно, по-моему, лучше бы, если была бы советская власть, но если и польская власть будет, то надо думать, это уже не старая панская Польша. А в случае издевательств над нами со стороны поляков мы скажем: „Пошли вы к чёрту", и поедем в Москву к товарищу Сталину с жалобой, он нас, белорусов, в обиду не даст"».
* * *
Несмотря на польские, советские и самостийные эксперименты в сфере национального строительства, жители Западной Белоруссии до сих пор во многом сохраняют русскую культурно-историческую идентичность, пусть и изрядно искажённую за сто последних лет. Вообще разделения Белоруссии на Западную и Восточную сегодня не существует: большинство жителей Бреста или Гродно говорят на русском языке и считают Пушкина своим поэтом, как и большинство жителей Могилёва или Гомеля.
