Последние годы принесли существенные перемены в международном политическом дискурсе, точнее в его нормах политкорректности. Так, осенью 2018 г. сразу два сильнейших мировых лидера открыто назвали себя националистами. Само слово «национализм», имеющее в России по устоявшейся советской традиции крайне негативное звучание (что-то вроде «почти нацизма», а потому преступная идеология), на Западе имеет преимущественно нейтральное либо даже положительное оценочное значение сродни русскому «национальному патриотизму». Однако оно так или иначе предполагает призыв к переменам. Национализм – это всегда программа решения основных проблем государства путём приведения его в соответствие с моделью национальной государственности – nation-state (понимание которой может быть, конечно, очень различным). Поэтому националистами обыкновенно именуют себя представители оппозиции, призывающие к этим переменам, а не главы государств. Прозвучав из уст президентов, такие заявления являются показателем серьёзных сдвигов в политическом поле, причём эти перемены имеют международное значение.
На Валдайском форуме в Сочи 18 октября 2018 г. В.В. Путин заявил следующее: «Я хочу, чтобы Россия сохранилась, в том числе и в интересах русского народа. В этом смысле я и сказал, что самым правильным, настоящим националистом – и самым эффективным – являюсь я. Но это не пещерный национализм, дурацкий и придурочный, который ведёт к развалу нашего государства». Стоит отметить, что выступление президента транслировалось в прямом эфире на телеканале «Россия 24». Это уже не первый случай, когда Путин называет себя националистом – предыдущий был в марте 2008 г., когда, представляя на пресс-конференции Д.А. Медведева, он так охарактеризовал своего преемника: он «не меньший (в хорошем смысле слова) русский националист, чем я. И не думаю, что нашим партнёрам будет с ним проще. Во всяком случае, это человек, который настроен патриотически, и будет самым активным образом на международной арене отстаивать интересы Российской Федерации». Это было сказано для преимущественно иностранной аудитории, и понятно, что В. Путин ориентировался на перевод. Однако эффект от прозвучавшего заявления в самой России оказался столь значительным, что даже спустя десять лет Путину приходится объяснять и уточнять свои слова, дополнительно разъясняя, чем «национализм в хорошем смысле слова» отличается от другого, плохого. Тем не менее, и это заявление Путина было замечено на Западе. Примечательно, что если в первом случае смысловое наполнение слова «националист» сводилось к отстаиванию государственных интересов России, то во втором – уже к задаче по сохранению страны, что может быть актуально только в контексте критических угроз для её будущего.
Через несколько дней – 22 октября – Дональд Трамп выступал на предвыборном митинге в Хьюстоне (штат Техас) в поддержку сенатора Теда Круза, который вновь шёл на перевыборы в конгресс США. В своей речи президент США специально остановился на том, что считает себя националистом, и призвал не стесняться употреблять это слово: «Знаете, есть слово, которое вроде считается старомодным. Это слово – националист. И я говорю: правда? Мы не должны использовать это слово? А знаете, кто я? Я – националист. ОК? Националист!». После аплодисментов Трамп дважды повторил: «Используйте это слово. Используйте это слово». Далее Трамп фактически дал пояснение своему заявлению, противопоставив себя глобалистам, которых он обвинил в безразличии к национальным интересам США: «Радикальные демократы хотят повернуть время вспять. Восстановить власть коррумпированных, властолюбивых глобалистов. Вы знаете, что такое глобалист, верно? Глобалист – это человек, который хочет, чтобы в мире все было хорошо, откровенно говоря, при этом не особо заботясь о нашей стране. Нам это не подходит». Эти слова президента произвели шум в американских СМИ, и вскоре Трамп вынужден был объяснять их в интервью телеканалу Fox News. Он подтвердил, что считает себя националистом. При этом он сделал одно важное уточнение, сказав, что для него это слово означает только любовь к своей стране и оппозицию глобализму: «Это значит, что я люблю свою страну. Вот есть глобалисты и националисты. Я тот, кто хочет позаботиться о нашей стране».
Последнее утверждение очень значимо, так как вводит понятие «националист» в контекст вполне определённых оппозиций, имеющих специфически современную актуальность. Национализм не был оппозицией к глобализму в «век национализма» – XIX век, не был и долгое время после. Только с накоплением процессов, которые к концу ХХ века были осмысленны как глобализация, у национализма появилось новое значение – оппозиции этим процессам и той модели мира, которая за ними стоит.
Примечательно, что ещё в сентябре Д. Трамп не использовал слово «национализм», предпочтя ему «патриотизм». Во время своей речи на Генассамблее ООН 25 сентября 2018 г.Трамп вновь чётко заявил о своём антиглобалистском настрое. Это уже не было новостью для мирового сообщества, однако большое значение имели те формулировки, которые он использовал, как и сам факт того, что после двух лет внутриполитической борьбы он не изменил своих намерений. При этом свой антиглобализм он преподнёс как выражение американской традиции, что выглядело вызывающе на фоне того факта, что именно США являются страной, направляющей глобалистские процессы. Но, согласно Трампу, «Америка всегда предпочтёт глобальному правлению независимость и сотрудничество», в связи с чем он заявил об уважении «права каждой страны в этом зале следовать своим обычаям, верованиям и традициям». Трамп пообещал, что «Соединенные Штаты не будут указывать вам, как вам жить, работать или молиться и отправлять религиозные обряды. Мы лишь просим вас уважать наш суверенитет в ответ». Ода национальному суверенитету звучала лейтмотивом всего выступления: «Суверенные и независимые нации являются единственным проводником, способствовавшим сохранению свободы, демократии и процветанию мира. Поэтому мы должны защищать свой суверенитет и свою драгоценную независимость в первую очередь. … Давайте вместе выберем будущее, состоящее из патриотизма, процветания и гордости».
Говоря о Международном уголовном суде, участие в котором он отвергает, Трамп уточнил: «Мы никогда не предадим суверенитета Америки в угоду невыборному и неподотчетному институту. Америкой правят американцы. Мы отвергаем идеологию глобализма и принимаем идеологию патриотизма». Тут важно несколько моментов. Во-первых, Трамп подчеркнул, что выступает за суверенитет всех «наций», а не только США. Во-вторых, он чётко обозначил основную актуальную для него политическую оппозицию глобализм vs. патриотизм. В-третьих, в таком контексте по-новому зазвучал старый и такой привычный для националистов всех стран лозунг «Америка для американцев!» (в данном случае: «Америкой правят американцы»). Слова «национализм» в этой речи Трамп не произнёс, но уточнил этот момент меньше, чем через месяц.
Ответ от глобалистов не заставил себя ждать: 11 ноября Эммануэль Макрон в своей речи по случаю 100-летия окончания Первой Мировой войны заявил, что считает национализм «прямой противоположностью патриотизма»: «Национализм – это предательство патриотизма под лозунгом „Свои интересы – прежде всего, и кому какое дело до других?”». СМИ однозначно восприняли его слова как открытый вызов Трампу. Однако с вопросом об исключительности своих интересов всё обстоит скорее противоположным образом. Как отметил один из аналитиков: «Между прочим, со стороны в этом заочном споре просматривается некий парадокс. Трамп, будучи националистом, не видит в своем подходе ничего исключительного. Исходит из того, что и другие лидеры точно так же действуют в интересах своих стран, которые в этом смысле ничем не лучше и не хуже Америки. Домашние оппоненты Трампа именуются глобалистами, а то и интернационалистами (естественно, в американском понимании этого слова). Но при этом настаивают на „американской исключительности” и праве Вашингтона на „глобальное лидерство”. То есть прямо и открыто ставят себя и свою страну выше других». Собственно, глобализм в Америке – это однозначно идеология, основанная на мифе об американской исключительности. И, будучи националистом, Трамп (по крайней мере на словах) предлагает видеть в США такую же суверенную нацию, как и другие.
* * *
Заявления Д. Трампа нередко называют популистскими. И ту же характеристику уже привычно дают современным националистам («крайне правым»). Термин «правый популизм» вошёл в политологический лексикон как научное определение распространённого ныне во многих странах явления, приобретающего всё большую популярность. Наиболее распространённое его определение звучит примерно так: под популизмом обычно подразумевается политика, апеллирующая к широким массам и обещающая им скорое и простое решение острых социальных проблем. При этом обыкновенно подразумевается, что популисты свои реальные цели (борьба за власть и обогащение) они прикрывают общественно привлекательными идеями, утверждая, что выражают интересы большинства населения. Это может быть борьба за власть как самоцель и собственное обогащение, а может и другой вариант: популистов в наши дни обыкновенно подозревают в закамуфлированном фашизме или коммунизме. То есть их популистские лозунги являются прикрытием реальных неполиткорректных или преступных идей – например, в антиисламских высказываниях видят наследие антисемитизма. Но в целом заранее понятно, что это не люди слова – и, придя к власти, они не будут реализовывать всё то, что наобещали, сконцентрировавшись на решении иных задач.
Однако с применением этого термина к современным националистам всё более очевидным становится одна проблема: их представители, приходя к власти, в реальности начинают осуществлять свои лозунги и обещания, чего обыкновенно не скажешь о многих их оппонентах. На деле обозначение их популистами оказывается скорее способом политической борьбы, дискредитации оппонента. Действительно, многочисленные научные работы последних лет о феномене правого популизма заставляют задуматься о полном размывании в современной политологии границы между текстами научного и пропагандистского характера.
Популизм – это в первую очередь стиль политической риторики, который может служить разным идеям. Он не привязан к какой-либо идеологии, потому может быть и правым, и левым. Но как таковой этот термин имеет негативный оценочный характер и используется для враждебной пропаганды. Наименование чего-либо популистским предполагает, что оно заведомо невыполнимо. Употребление этого термина в политологии как обозначение предмета исследования лишь свидетельствует о политиканстве аналитика. Не случайно сами националисты (за редкими историческими исключениями, связанными с историей употребления самого слова «populus») никогда себя популистами не называют.
Однако за этим утвердившемся в современном политическом дискурсе словоупотреблении скрывается одна важная констатация. Политики-популисты по определению выражают настроения широких слоёв населения и тем самым выступают против истеблишмента. И вот эта «анти-истеблишментовская» характеристика здесь является определяющей. Националисты выступают за интересы большинства против современной глобалистской элиты своих стран, поэтому и получают определение «популистов».
Действительно, современные антиглобалисты являются политическими маргиналами, и их антисистемный настрой гармонирует с их отсутствием в большой политике. Однако эта ситуация постепенно меняется, а антисистемный настрой остаётся. Да, если прежде Марин Лё Пен заявляла, что «желает взрыва системы», то теперь такие слова от неё не услышишь, однако и отказа от этих намерений не прозвучало – скорее, всем понятно, что перед ней стоит задача быть более политкорректной с целью обретения политической респектабельности. Но обвинения в разжигании недоверия к элитам и обострении социальных конфликтов продолжают идти в её адрес.
Последнее время в аналитике нередко подчёркивается, казалось бы, странное явление, что «правые и левые популисты» начинают всё чаще выступать вместе, и объяснение этому находят именно в их популизме. Однако и здесь дело обстоит совершенно иначе. Правый и левый популизм различается актуализацией различных аспектов социальных конфликтов и экономических проблем, а также исторически являются наследниками разных политических и идеологических традиций – у них разный дискурс. Левые актуализируют в основном экономические вопросы, говорят о классовом разделении общества, правые же – этнокультурные проблемы, опасности для национальных традиций, ценностей. Благодаря этому «левые и правые популисты» редко бвыступают оппонентами, а нередко и блокируются. У них есть общий противник – наднациональные недемократические системы управления и влияния, неолиберальный демонтаж государства всеобщего благоденствия, глобализация. В Европе они сходятся в евроскептицизме и в отношении к мигрантам, ведь миграционный кризис разрушает не только этнокультурную гомогенность общества, но и систему социальной государственности. Правые – националисты, левые – антиимпериалисты, но одно другому не противоречит. На деле у них сейчас действительно больше общего, чем различного, и в первую очередь это касается совпадения в негативах.
Активное обсуждение темы роста популизма в наше время свидетельствует об одном: о популизме говорят в период подрыва старой политической структуры. Само употребление этого термина – способ защититься её представителей от новых сил, которые становятся всё более опасными.
Рост влияния крайне-правых и крайне-левых объективно объясняется провалом мультикультурализма (что признали консервативные лидеры Германии, Великобритании и Франции), системным кризисом интеграционных проектов, всё большим недоверием граждан к элитам и наднациональным структурам, тяжелейшим миграционным кризисом. Однако в реальности это лишь вспомогательные факторы, симптомы. А мы имеем дело с перестройкой всей политической системы модерной Европы.
Старая шкала различения правых и левых теряет свою актуальность, так как уже не способна различать политические силы по актуальным линиям противостояния. Действительно, либерализм с приставкой нео- почти неотличим от консерватизма с той же приставкой. И они сходятся с социал-демократией в глобализме и ценностях. С точки зрения «популистов» между ними уже нет разницы, и это во многом так (хотя раньше она была принципиальной). А это и есть свидетельство кризиса всей политической структуры. Та же Лё Пен называла основные системные силы, с которыми боролась, UMPS – аббревиатура, объединившая названия правоцентристского Союза за народное движение (UMP) и Социалистической партии (PS), чем давала понять, что с её перспективы они являлись одним и тем же и альтернатива между ними ложная. Новая шкала политических расхождений проходит между глобализмом и национализмом как наиболее актуальном противостоянии современности, и прежние левые и правые движения так или иначе присутствуют на обоих её концах.
* * *
Национализм в эпоху глобализма приобретает новую актуальность и, вслед за новыми вызовами, новое значение. Современный национализм – это в первую очередь реакция на глобализацию, идеологию неолиберализма и связанные с этим культурные изменения (новые западные ценности, «американизацию» и т.д.). Наибольший прогресс на пути создания наднациональных организаций и утверждения неолиберальных подходов в политике наблюдается в Европе, так что и новые формы националистических настроений складываются именно там.
Можно сказать, что к XXI веку сложилась некая сумма негативов в современной политике, которая объединяет всех европейских националистов – фактически у них образовалась единая идеология, требующая межнационального взаимодействия. Общим для них является: защита христианских ценностей, противостояние иммиграции, исламизму, глобализму, демографической угрозе, защита жизни на всех её этапах (то есть запрет абортов и эвтаназии), традиционной семьи, противостояние наднациональным структурам типа ЕС или ВТО и стремлению США подчинить Европу. Они выступают против моральной дегенерации, потребительства («консумпционизма»), упадка традиционных и религиозных ценностей, пропаганды политкорректности, ответственными за что они считают антинациональные элиты. Корень многих проблем видится в ограничениях суверенитета в пользу Брюсселя и Вашингтона, в ненациональном характере европейской бюрократии и недемократической природе евросоюзных органов власти.
Значительные перемены в этно-расовом облике крупных западноевропейских городов, произошедшие за последние десятилетия, стали поводом для серьёзных опасений жителей всей Европы за сохранение своих народов уже в недалёком будущем. А широкая волна беженцев с Ближнего Востока, захлестнувшая Европу в 2015-2016 гг., вместе с требованиями по их частичному распределению по всем странам ЕС, сделала очень популярными такие националистические лозунги, как защита рынка труда от мигрантов и противостояние мультикультурализму.
В этих условиях основным объектом ценностной неприязни стали общества гомосексуалистов – фактически они теперь заняли в националистическом дискурсе то место «внутреннего врага», на котором сто лет назад были чаще всего евреи. Для современных националистов гомосексуалист – это человек, который уже по своей природе нарушает кодекс ценностей и разрушает нацию. Кроме того, противостояние представителям сексменьшинств стало важнейшим поводом для уличных акций.
Национализм опирается на выдвижении на первое место интересов национального сообщества, целей и перспектив его сохранения и развития. Этому противостоит мир либеральных ценностей, основанных на крайнем индивидуализме, ведущих к полной разобщённости и атомизации населения. «Крайние» слева и справа выступают против догматов глобализации и международной унификации. Националисты разных стран требуют изгнания с территории своих государств иностранных войск, реприватизации национальной собственности, возрождения «Европы свободных народов», «христианской Европы национальных государств», управляемых в соответствии с интересами своих народов, а не транснациональных кампаний и международных объединений. Стали вновь востребованы идеи протекционизма и «потребительского патриотизма», защищающие от «агрессии транснационального капитала».
Новый национализм оказался плотно связан с консерватизмом, причём в контексте современной политики именно с радикальными его формами. Европа представляется ареной борьбы между христианством и «религией демолиберализма». Традиционные ценности видятся основой национального единства и залогом блокирования тоталитарных тенденций. Призыв сопротивляться деморализации, возрождать старый патриотизм («Бог, Родина, Нация») в качестве важнейших жизненных ориентиров сочетается с осуждением «прогрессизма», «космополитизма», нередко и лаицизма.
Международное сотрудничество националистов строится в основном на основе критерия культурно-исторической близости. Националисты ищут солидарности на разных основаниях: собственно националистическом, региональном, религиозном, этническом и т.д., что в целом упирается в цивилизационные общности. Понятие цивилизации в националистической мысли пришло на смену господствовавшему в XIX веке понятию «раса». Акцентированный запрос на суверенитет и независимость оборачивается новым культом границ – между государствами, культурами, цивилизационными общностями.
Идеологи современного национализма строят свои заключения на основе принципиально нелиберального понимания нации. Национальное сообщество видится не электоральным единством граждан, а исторической общностью, со своей особой культурой, объединяющей все поколения – и живущих ныне, и живших в прошлом. Актуализируется в первую очередь взгляд на государство как на инструмент существования нации, а не конституирующую её организацию. Можно уверенно сказать, что на идеологическом уровне в старой дихотомии гражданского и этнического национализмов предпочтение отдано именно этническому как культурно-историческому сообществу. При этом особое значение придаётся культурной и религиозной традиции. Некоторые политики (особенно в Центральной Европе) стали всё больше расширять понятие нации на диаспоры. «Зарубежным соотечественникам» предоставляется часть гражданских прав, что должно символизировать в целом признание за ними права участвовать в управлении общим национальным государством.
Современный национализм в основном не партиен, его представители демонстрируют нежелание создавать или связываться с цельными организационными структурами со своей дисциплиной. Это оборачивается проблемами при участии в партийных избирательных системах. Однако он представлен многочисленными сетевыми структурами с неформальным членством без должностных лидеров. Такие сети находятся в предмобилизационном состоянии и активно заявляют о себе в форме протестов в связи с теми или иными событиями.
Старая эпоха классической модерной политики с её преимущественно трёхчленным делением политических движений (либерализм – консерватизм – социализм) уходит в прошлое, оставляя новую шкалу идейных расхождений – между глобализмом и национализмом. Так, национальные движения вновь, после своего расцвета в XIX веке, оказываются на переднем плане политической жизни.
Опубликовано в: Вопросы национализма, 2018, №1(31), с.5-12.
