Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать ход событий после «ультиматума» и сравнить его с предыдущими аналогичными инфоповодами. Да, 26-28 октября Белоруссия пережила очередной взлет протестной активности, особенно отличались студенты. Но особенность белорусских протестов как раз и заключается в таких вот краткосрочных «взлетах», за которыми… не следует ничего. Протестующим нужен конкретный повод, эмоциональная «накачка», на которую они достаточно дружно отзываются (наших стариков бьют! Ультиматум отвергли! У Багинской обыск! И т.п.) – но на долгосрочной перспективе протестов это не отражается никак. Марши, проходящие в будние дни (инвалидов, пенсионеров) перестали будоражить своей новизной и выродились в рутину. А единичные акции протеста («цепи солидарности», которые выстраиваются время от времени там и сям, и бело-красно-белые флаги, которые продолжают вывешивать на крышах зданий) имеют чисто символическое значение.
Более того, похоже, что «сливаться» начинает даже главный протестный тренд 2020-го – воскресные марши, которые исправно проходят с 16 августа. Доказательством тому стал марш 1 ноября. Под него подвели весьма солидную идеологическую базу – во-первых, Дзяды, отмечаемый всей страной поминальный день, во-вторых, именно на Дзяды в 1988 году состоялось первое массовое шествие БНФ в Куропаты, переросшее в стычки с милицией. Однако что-то явно пошло не так. Если на предыдущие марши в Минске выходило в худшем случае 50-70 тысяч человек, то на Дзяды в Куропаты двинулось всего около 5 тысяч, а до места назначения добралось около тысячи. Конечно, и это солидная цифра, однако же не идущая ни в какое сравнение с тем, что было месяц и два назад. Не блистал многочисленностью и «Марш народовластия» 8 ноября.
Причин этому несколько. Во-первых, после четко заданного в конце октября тренда в духе «Пленных не брать» белорусские силовики начали гораздо активнее «сбивать» протестующих «на взлете», не давая самоорганизовываться большим массам людей.
Во-вторых, каждый день, безусловно, работает против протестующих, а не на них. Они видят, что реальных рычагов влияния на ситуацию у них нет и взяться им неоткуда; что власть не прогибается; что политэмигранты вроде Тихановской и Латушко отрабатывают собственную повестку, имеющую мало отношения к реальной белорусской ситуации; что «заграница не поможет»; что наказания за участие вполне реальны; и, наконец, что в стране, как ни странно, происходит много всего и помимо протестов. Отсутствие каких бы то ни было ободряющих новостей отталкивает большое количество участников из тех, кто был настроен на быстрый результат.
В-третьих, с 22 октября на белорусский путь вступила Польша – та самая, с территории которой вещают основные организаторы и вдохновители «перемен». Повестка поменялась, и Минск во многом теперь менее актуален, нежели Варшава. Это видно по стилистике Телеграм-каналов, многие из которых подбадривают людей в духе «Пока не проканало, но ничего».
И в-четвертых, очень значительным (если не самым значительным) фактором оказался национальный характер белорусов – лишенный темперамента, осторожный, рассудительный. Трех главных векторов протеста – долой Лукашенко, остановить насилие, выпустить заключенных – оказалось крайне мало для серьезных преобразований в стране, ибо взамен не было предложено ничего конкретного, кроме «дивной новой Беларуси», да и всерьез бороться за это «новое», как выяснилось, некому. Рисковать по-крупному, ставить на кон все свои судьбы и все нажитое белорусы в своем большинстве не готовы, а это значит – революции не победить. Да и не хотели белорусы никакой революции — они хотели жить «еще лучше», а ради этого революций не делают.
Нет, конечно, осень 2020-го породила настоящих революционных персонажей наподобие Колесниковой, но – где они? Иных уж нет, а те далече. Реальностью, как выяснилось, управляют далеко не они. Да и до мая, до начала предвыборной кампании, будем откровенны, никаких глобальных протестных трендов в стране не намечалось, хотя усталость от действующего президента была уже колоссальной. Но триггеров оказалось недостаточно. К тому же быстрого результата не вышло, и люди банально устали – жить на постоянном негативе невозможно.
Таким образом, белорусская ситуация понемногу начинает распадаться на «официоз», где все нормально, открыта АЭС и новое метро, проходят автопробеги под госфлагом и идет работа над новой конституцией, и на «протесты», которые все больше и больше начинают напоминать маргинализированные процессы середины 90-х. Тогда число протестующих тоже было значительным, и действовали они не в пример решительнее нынешних. Но поскольку реальных рычагов у них не было, ситуация сама собой подошла к плавному финалу – протесты выродились в бесцельное блуждание немногочисленных групп людей, которые не имели никакого влияния на происходящее в стране. Такое постепенно вполне может произойти и сейчас.
Поэтому вполне стоит ожидать, что в ночь с 31 декабря на 1 января 2021 года белорусы увидят по телевизору президента Лукашенко, который расскажет о том, каким непростым получился год. Другое дело, следующий выпадет тоже нелегким, ведь о существовании ряда мин замедленного действия, которые вполне могут сработать в 21-м, белорусская власть официально уже заявляла. Это проведение Всебелорусского народного собрания и референдум по новой конституции. Нет сомнения, что эти события будут использованы в качестве поводов для массовых выступлений, и, таким образом, очередную активную фазу протестов можно ожидать в начале следующего года. Однако приведет ли она к чему бы то ни было существенному – покажет время.
