Прошёл год после избрания Зеленского, и ожидания каких-то перемен в политике Киева в отношении Донбасса сменились уверенностью, что всё будет по-старому. Ни войны, ни мира, ни переговоров. Две республики остаются вне какой-либо системы международных отношений. Они не получили даже статуса, аналогичного Приднестровью, то есть признанной «стороны конфликта». При заключении т.н. минских соглашений их главы были вынуждены подписывать документы просто от своего имени, без должности. И наивно было бы надеяться, что Украина вдруг изменит свою политику. Отказ от прямых переговоров с Донбассом Зеленский многократно заявлял ещё во время своей предвыборной кампании – этот вопрос для Украины принципиальный. Но если бы он даже и захотел на них пойти, его б одёрнули западные «партнёры».
Признание народных республик «стороной конфликта» и начало переговоров с ними означало бы слом огромной системы, выходящей далеко за пределы Украины. Можно сказать, что она является одним из структурообразующих элементов всей мировой политики. Она нигде не описана и открыто не заявлена, но все с нею так или иначе считаются. Эта система основана на принципе отказа в правах любым сообществам с русской идентичностью.
Многомиллионные русскоязычные общины стран постсоветского пространства спустя скоро 30 лет после распада СССР так нигде и не получили прав нацменьшинств. Властями проводится жёсткая ассимиляционная политика, неприкрытый этноцид. Русские – единственная этнокультурная группа, в отношении которой такие практики считаются допустимыми, и на Западе ни государственные органы, ни общественные организации не ставят вопросы о защите прав русских меньшинств – их просто игнорируют.
Однако этот вопрос толком не поднимает и Россия – у неё для этого свои причины. Изредка озвучиваемые официальными лицами выражения озабоченности в связи с нарушениями прав русскоязычных за рубежом не являются последовательной политикой по борьбе за их права. Формально государственность РФ никак с русской идентичностью не связана, зарубежных русских она своей «диаспорой» не признаёт и никаких обязательств по отношению к ним на себя не принимает. Ни один чиновник не может инициировать деятельность по защите русских за рубежом, так как это выходит за рамки его ответственности и может привести к обвинению в нецелевом расходовании средств. Сами же русские в государственной системе РФ никаких представительских органов не имеют и потому даже поставить вопрос о поддержке своих соплеменников за рубежом не могут.
Такова система, которой уже более ста лет и она умеет сама себя защищать. Правда, об этом тоже не принято говорить. Русских не отрицают, их просто игнорируют. Официальная Москва никогда и нигде не поддерживала русские партии, считая их лишь помехой для конструктивных отношений с правящими элитами титульных наций. Так что ассимиляционные программы в отношении русских меньшинств проводят государства, независимо от их положения – и в составе Европейского Союза, и в составе Евразийского, и вне них. Система работает глобально.
Нельзя поднимать вопрос о правах русских, и ровно поэтому же нельзя поднимать вопрос о переговорах с народными республиками Донбасса. Такова участь народа, потерпевшего сокрушительное поражение. Ему не предлагают пусть плохенького, но хоть какого-то статуса, хоть какого-то modusvivendi с другими народами. Его участь – постепенно исчезать, а пока что делать вид, что его просто нет. И миллионы русских по всему миру усердно стараются его делать. На Украине таковых – вообще большинство населения.
Русские общественные организации на постсоветском пространстве всё постсоветское время представляли собой частные инициативы без какого-либо стабильного финансирования, а их активисты всё время надеялись, что вот-вот Москва обратит на них внимание и наконец-то поддержит. Ошибочность этого расчёта была основана на наивном предположении, что РФ – национальное государство русского народа. Это понятная ошибка. Так как все европейские государства носят национальный характер, то естественно было предполагать, что как Польша – государство поляков, а Украина – государство украинцев, то и Россия – государство русских и должно проводить соответствующую политику. К сожалению, знания о специфике государственно-правовой системы Российской Федерации в среде зарубежных русских почти нулевые. Но в этом, кстати, трудно упрекать официальную Москву – она эти особенности не только не скрывает, а даже наоборот, постоянно их подчёркивает. Её просто не слышат.
Однако это нежелание услышать и разобраться в основных принципах российской политики делает с зарубежными русскими злую шутку – их надежды на помощь из России регулярно оборачиваются разочарованиями, все новые инициативы гаснут, а каких-либо выводов из этого не делается. И пока русские не научатся организовываться и бороться за свои права без расчёта на поддержку Москвы, они будут вновь и вновь проигрывать, оставаясь в режиме полного игнорирования властями своих стран и их зарубежных партнёров. Антиправовой характер системы ущемления их прав слишком очевиден, чтобы о нём говорить, поэтому он просто нигде не объявляется и не описывается.
Образование народных республик в 2014 г. поначалу было основано на такой же надежде на Москву. «Россия, мы свои, мы возвращаемся!», – с этим лозунгом выходили, даже не задумываясь, кого Российская Федерация сама считает «своими». Наивно-трагический порыв, за которым – подвешенное состояние на многие годы. Правда, перед глазами был наглядный пример в виде Крыма. До сих пор жители Донбасса в своём большинстве не понимают, почему им не был предложен «крымский сценарий», почему у крымчан получилось, а у них нет. И, надо признать, Россия ничего не делает для того, чтобы им это разъяснить.
В статьях деятелей Русской весны до сих пор можно встретиться с объяснением, что Донбасс оказался не нужен России, так как не имел такого же геополитического и военно-стратегического значения. Конечно, положение полуострова иное, но дело вовсе не в этом. Решение по Крыму было, действительно, вызвано геополитическими соображениями, в том числе и планами американского военного проникновения на полуостров. Задача спасения русского населения от этноцида хотя и заявлялась, но сама по себе носила антисистемный для РФ характер и скорее просто была использована как удобный предлог. Однако Донецкой и Луганской областям для повторения судьбы Крыма недоставало не стратегической значимости, а именно этого предлога.
Крым представлял собой уникальный случай для Украины: это была автономная республика, в которой компактно проживало официально зарегистрированное этнокультурное большинство, отличавшееся от титульной нации. Эта ситуация позволила провести возвращение Крыма в чётком соответствии с международным правом, на чём Москва изначально делала особый акцент. И хотя на Западе решили этого не признавать, те же санкции пришлось привязывать к ситуации на Донбассе, а не к Крыму. Нередко можно встретить утверждения, что Россия использовала для этого «косовский прецедент», который сама же не признаёт. Однако это совершенно не так – она воспользовалась только старыми общепризнанными нормами международного права, никак ситуацию с Косово для этого не привлекая.
Можно сколько угодно бранить Россию за приверженность к соблюдению этого права, однако реальность этим не изменить. Плевать на правила международных отношений может позволить себе только государство настолько мощное, что готово силой навязывать всему миру свою волю. РФ – явно не такое государство. Более того, Россия исторически всегда была одним из основных защитников правовых основ межгосударственных отношений. Это обусловлено её объективными характеристиками – даже в пору расцвета своей силы Россия никогда не могла претендовать на статус единственной сверхдержавы, хозяина мира. При этом сXVI в. она была достаточно значимой страной, чтобы не вести политику лишь в тени других государств. Так что она всегда была заинтересована в выработке определённых норм взаимоотношений между крупными странами, стремилась эти нормы поддерживать и защищать. Трудно сомневаться в том, что она будет проводить такую политику и впредь. Значит, с этим надо просто считаться, нравится это или нет.
Вопрос о том, почему у Крыма получилось, а у Донбасса нет, имеет довольно простой ответ – потому что у крымчан было право на самоопределение вне Украины, а у донбассцев его не было. И понимание причин этой ситуации очень важно для будущего движений за права русскоязычного населения и на Украине, и в других странах, причём понимания не только специалистами, но и максимально широкой общественностью.
Общеизвестно, что право на самоопределение народов противоречит праву на территориальную целостность государств. Для того чтобы право на самоопределение оказалось превалирующим, требуется соблюдение ряда условий. Без этих условий власти любой области могли бы заявлять о своём желании стать отдельным государством, разрушая тем самым и сами государства, и международные отношения.
Для самой постановки вопроса о признании этого права требуется констатация наличия его субъекта, то есть самого народа. Это очень спорная тема, так как в мировой этнологии нет консенсуса по критериям его определения. Однако с правовой точки зрения ключевое значение имеет юридическая фиксация особой идентичности, закреплённой в самоназвании. Принципиальное значение также имеет факт компактного проживания этого народа на определённой территории. Основную роль здесь играют официальные переписи населения, если к ним самим не возникает существенных претензий. Ещё один фактор – наличие воли народа к самоопределению. Она фиксируется в случаях его отстаивания своих прав в отношениях с центральной властью. Их результатом становится либо система полного подавления этих прав, либо те или иные формы автономной жизни. Впрочем, чаще всего и то, и другое.
Борьба за свои права – центральный момент. Претензия на выход народа из состава государства должна быть обоснована тем, что он не имеет возможности реализовывать своё право на самоопределение внутри этого государства. Требуется юридически зафиксированная история систематического попрания государством прав этого народа, представляющая прямую угрозу для его существования.
Ситуация в Крыму полностью соответствовала всем этим критериям. Здесь и по советской, и по украинской переписям населения было зафиксировано компактно проживающее русское меньшинство – в 1989 г. его насчитали более 67 %, а в 2001 – более 60 %. При этом Крым имел статус автономной республики, права которой были многократно нарушены Украиной. Во-первых, сам факт включения в 1991 г. в состав Украины произошёл без урегулирования юридически спорной (противоречащей конституции РСФСР и не утверждённой её Верховным советом) передачи его в состав УССР в 1954 г. Во-вторых, Украина проигнорировала результаты крымского референдума 20 января 1991 г. – в нём приняли участие более 81 % крымчан, из которых за отделение от Украины и образование самостоятельной республики в составе СССР проголосовало более 93 %. Также ею была проигнорирована Декларация о государственной независимости Крыма, принятая 4 сентября того же года. Стоит отметить, что эта декларация официально вводила понятие «народа Крыма» как правового субъекта. Потом в 1995 г. была отменена крымская Конституция 1992 г. По новой Конституции 1998 г. автономные права республики были радикально уменьшены, отменён официальный статус русского языка. И это только самые основные факты. Таким образом, мы имеем большую историю борьбы крымчан за свои права и многочисленные факты их ограничения и нарушения центральной властью.
Нет сомнения и в том, что в государстве тогда сложилась ситуация, создающая прямую опасность для выживания русской этнокультурной общности. Это обязательный момент. Например, в своё время для провозглашения выхода Украины из состава СССР пришлось сослаться на «смертельную опасность», которая нависла над нею из-за августовского путча. Ссылка, правда, очень спорная, так как 24 августа 1991 г. этой опасности уже никак не могло быть. А вот факт того, что государственный переворот февраля 2014 г. создавал угрозу для сохранения языка, культуры и исторического самосознания народа Крыма, уже никак нельзя отрицать. Голосование Верховной Рады за отмену «закона Кивалова-Колесниченко», гарантировавшего с 2012 г. региональный статус русского языка, создало прямую угрозу языковым правам русского населения. И последующее принятие Украиной новых законов о государственном языке и образовании это полностью подтвердило. Так что у России были все основания заявить, что Крым имеет полное право на самоопределение вне состава Украины.
Всех этих признаков, позволяющих поставить вопрос о реализации права народа на самоопределение, в Донбассе просто не было. По переписям формально это были области с украинским большинством населения (по Донецкой области: в 1989 г. украинцев больше 50 %, в 2001 г. – почти 57 %; по Луганской: в 1989 г. – почти 52 %, в 2001 г. – 58 %). Да, эти цифры наверняка были натянуты, но они были признаны и фактов общественных протестов в связи с этим, которые побудили бы наблюдателей поставить результаты под вопрос, не было. Не было и заметной борьбы местного населения за свою автономию. Сказать, что оно не имело возможности реализовать свои требования, нельзя: представители именно этого края несколько раз приходили к власти во всей стране, но вопроса об автономизации Донбасса не поднимали. То есть даже о широкой борьбе населения за автономию говорить не приходится. На вопрос: «самоопределение какого народа здесь происходит?», – юридически доказательно ответить нечего. Формально – это области с титульным большинством, имевшие большое и влиятельное представительство в центральной власти.
Несомненно, что эта формальная констатация сильно расходится с реальностью. Во время переписей местные жители называли себя украинцами в основном не потому, что реально были носителями украинского языка и культуры, а вследствие сформированной в прежние годы привычки. Это наследие советской национальной политики, которая добивалась утверждения самоназвания титульной нации в республиках независимо от этнокультурных реалий. Необходимо было привить новое украинское самосознание крестьянско-пролетарским массам и чиновничье-партийным кадрам, и вся система местной власти и образования работали на это. Постсоветская украинская политика этому также способствовала. Однако никак не уйти от того факта, что значительная часть населения Донбасса действительно заявляла о своей украинской идентичности. В Крыму при всех стараниях властей так и не удалось заставить большие массы народа принять украинское самоназвание (по переписи 2001 г. – 24 %), а в Донбассе удалось. Да и лозунг создания своей автономии так и не набрал достаточной поддержки. Выдвигавшие его общественно-политические организации так и не смогли добиться значимой поддержки общества.
Не пройдя схожий с Крымом путь борьбы за свою русскую идентичность и свои автономные права, Донбасс не мог в 2014 г. претендовать на реализацию права на самоопределение вне Украины. Правовое положение этих двух регионов Украины было совершенно различным. До сих пор нередко встречающиеся выражения надежды на то, что Россия тогда мол не решилась признать народные республики, но со временем всё же осознает эту необходимость, к сожалению, совершенно безосновательны. По той же причине, по которой она смогла пойти на признание Абхазии и Южной Осетии, но так и не пошла на признание русскоязычного Приднестровья.
Тем не менее, это вовсе не означает, что Донбасс утратил свой шанс на русское будущее. Крымский сценарий здесь невозможен, однако регион пошёл своим путём. Гораздо более трудным, но, возможно, имеющим и свои преимущества. И, в отличие от Приднестровья, здесь довольно быстро сложилась общая преобладающая идентичность – большинство населения вернулось к русскому самосознанию, а обе республики заявили о себе как о русских государствах. Впрочем, по этому же пути идут и в ПМР – от модели «государства трёх равноправных национальных общин» она постепенно эволюционировала в «государство русского мира». Но в Донбассе эти процессы произошли быстрее и в условиях чрезвычайной ситуации.
Вряд ли можно сказать, что жители этого региона принципиально отличаются от жителей всей юго-восточной Украины. То, что произошло в Донецкой и Луганской областях, могло случиться и в целом ряде других частей страны. В марте и апреле 2014 г. не только их население, но и местные административно-деловые элиты ждали хоть какого-то определённого сигнала из Москвы – будет ли создаваться Новороссия или нет, или же будет реализован какой-то ещё сценарий. Этот сигнал мог всё определить. Нет сомнения, что если бы определённую и согласованную позицию тогда заняли все (или большинство) юго-восточных областей, то Киев не смог бы с ними не считаться и был бы вынужден пойти на переговоры. Кроме того, никакой военной операции в таких условиях он бы не начал. Но Москва фактически «умыла руки», пустила всё на самотёк. В результате сигнал пришёл из Киева и в довольно жёсткой форме.
То, что Донбасс выбился из общей колеи, во многом было связано с рядом дополнительных обстоятельств. С тем, что в Киеве сбросили с власти представителей именно этого региона – ощущение вовлечённости в эти события и желание им противостоять было здесь гораздо выше. А близость к России позволяла надеяться на быструю реализацию «крымского сценария». Немаловажным фактором было и отторжение местной власти – ей не доверяли и её готовы были сбросить как часть провалившейся в Киеве команды. Это была адекватная оценка – чиновные элиты обеих областей остались чужды народному движению и в основном просто сбежали. Но катализатором восстания стала ошибочная трактовка некоторых частных инициатив. Когда в край пришёл отряд Стрелкова, а вскоре за ним потянулись и другие добровольцы, многими это было воспринято как тот самый сигнал из Москвы. Но в Кремле явно не ожидали, что Украина начнёт настоящую войну, и видели в действии отдельных отрядов самообороны и добровольцев лишь дополнительный аргумент для центральной власти начать переговоры с регионами о перераспределении властных полномочий, поэтому просто не видели необходимости как-либо в это вмешиваться.
Официальная Россия очень чётко заявила о своём отношении к самоопределению Донбасса незадолго до объявления референдумов. О невозможности их признать даже выступил президент страны. Однако обществом он не был услышан, а лидеры движения уже не могли изменить его ход – их бы просто смели. Референдумы не могли быть признаны Москвой по чисто формальным причинам, из-за их статуса – в отличие от крымского они были проведены по решению не законных, а самопровозглашённых властей. Однако можно задаться вопросом, изменилось бы что-нибудь, если бы законное руководство само возглавило движение и провело бы эти референдумы? Нет, ровным счётом ничего. «Крымского сценария» всё равно бы не получилось – у областей не было автономных прав и статуса территорий компактного проживания национального меньшинства.
Тем не менее, решение о проведении референдумов вопреки воле Москвы было принято очень правильно. К концу апреля было уже определённо ясно, что Донбасс пошёл путём революционного самоопределения. У жителей возродилась русская идентичность, она стала однозначно превалирующей и открыто декларируемой. На этих основах формировалась полностью новая власть и совершенно новая государственность. А в основаниях новых республик обязательно должен быть положен факт народного волеизъявления. Пусть никем вовне и не признанный, но обеспечивающий внутреннюю легитимацию новой системы. По формальным причинам его можно не признавать де-юре, но его невозможно не признавать как свершившийся факт, лежащий в основании новой политической реальности. Референдумы являются высшим проявлением демократии и сильным аргументом в пользу признания правового статуса народных республик. Для того чтобы их отрицать, Киеву пришлось придумать российскую оккупационную систему – этот всем очевидный обман носит вынужденно временный характер и работает только до тех пор, пока Запад сохраняет уже еле удерживаемое внутреннее согласие по стратегическим аспектам отношений с Украиной и Россией.
Проблема в том, что по действующим нормам международного права ключ к легализации новых политических систем в Донбассе находится у Киева, причём исключительно у Киева. И здесь мы имеем дело, конечно, с большим недостатком в этих нормах, который, впрочем, политически оправдан интересами самих государств. В нём также не предусмотрена возможность как-либо учитывать факты быстрой смены идентичности большими массами населения и её политических последствий. Но это действительно очень редкий случай.
Минские соглашения, как они изначально задумывались, должны были стать тем самым инструментом легализации новых реалий. Для Москвы это был вполне серьёзный план, на который делался большой расчёт. Возвращение Донбасса в правовое поле Украины при соблюдении ею взятых на себя обязательств по идее привело бы и к утверждению в обеих областях во власти представителей народных республик, и к восстановлению их территориальной целостности. И самое главное – к изменению административно-территориального устройства Украины, гарантирующему необходимость считаться с мнением регионов при проведении внешней политики, в чём и заключался главный интерес Москвы. Однако уже при подписании первого и второго «Минска» не удалось реализовать главную задачу – посадить Киев с Донецком и Луганском за стол переговоров, создать признанный механизм их прямого диалога. Это фактически обессмысливало заключённые соглашения. Но главное, что и в целом весь расчёт оказался неверен.
Его ошибка заключалась в неправильной оценке приоритетов Киева. Она была обусловлена непониманием уникальности украинской системы, которая принципиально отличается от «нормальных» государств современного мира. Здесь политика национального сплочения основана не на политизации имманентных свойств гражданского сообщества, а на этноцидных практиках. Важнейшим и идеологически необходимым структурообразующим фактором выступает конфликтность с Россией и открытая вражда ко всему русскому. Основной интерес всей национально-государственной системы Украины не в отстаивании территориальной целостности и сохранении экономически и демографически значимых территорий, а в строительстве новой монолитной нации. Для этих задач отторжение регионов, не способных к ассимиляции, представляется вполне целесообразным и даже полезным.
Более того, если конфликт с такими регионами можно использовать для расширения власти на основе логики военного времени и создания атмосферы патриотической истерии, то это просто уникальный шанс для дальнейшего продвижения украинизации, который Киеву никак нельзя было упускать. Кровоточащий фронт, подмороженный ровно настолько, чтобы не создавать опасности военного поражения, зато поддерживающий в напряжении всю страну – идеальный вариант, от которого Украина просто не может отказаться. Благодаря Минским соглашениям конфликт в Донбассе из жизненно опасной для новой власти проблемы превратился в основной источник её легитимации как внутри страны, так и на международной арене. Какие-либо надежды на дальнейшую реализацию условий этих соглашений были изначально совершенно беспочвенны. Ни Зеленский, ни какой-либо другой новый президент не станет разрушать так удачно созданную систему, так как за ней может полететь и вся государственность.
Уникальность этих свойств Украины порождает нестандартные ситуации, с которыми мировое сообщество не привыкло иметь дело. Возможно, в будущем утвердится новое понятие – «донбасский прецедент» – для обозначения случая фактически добровольного отказа государства от значительной части своих граждан. Де-факто и де-юре имея все возможности вернуть Донбасс, Украина делает всё для того, чтобы этого не допустить. Население народных республик оказывается просто брошенным ею «за ненадобностью» – как политически опасное, однако при этом она не отказывается от прав на его территорию. Если учесть, что все возможности по изменению юридического положения населения и территорий сохраняются исключительно за ней, то ситуация абсолютно тупиковая и каких-либо примеров её правового решения невидно.
Большим шагом если не к радикальному изменению ситуации, то, несомненно, к её существенному улучшению в рамках имеющихся возможностей стало решение о раздаче гражданам народных республик российских паспортов. Москва пошла на вполне логичный шаг: не имея возможности повлиять на статус территорий Донбасса, она использовала своё суверенное право на предоставление своего гражданства всем, кто его просит. Решение было принято в апреле 2019 г. одновременно с утверждением на Украине закона о государственном языке, перечеркнувшего саму возможность построения диалога государства с его русскоязычными гражданами. Киев и его западные партнёры небезосновательно рассчитывали, что Россия на решение не пойдёт, так как оно является очень дорогостоящим и трудно предсказуемым по своим последствиям. И всё же оно было принято и радикальным образом изменило форму вовлечённости России в ситуацию в Донбассе, а также существенно расширило инструменты её политики в отношении населения Украины – в том числе и того, которое находится на подконтрольных Киеву территориях.
Решение Москвы имеет и очень важную моральную сторону. В конфликте с нею Киев позиционирует себя как борца за свои территории, но при этом демонстративно игнорирует их население. По сути это и есть фашизм – то есть идеология абсолютизации прав государства со сведением людей к положению бесправных пешек в его руках. Россия стала проводить идейно прямо противоположную политику, отдавая предпочтение людям, а не территориям. Так как противостоянию двух государств на Украине придаётся именно идеологическое значение, то оформление такого различия в их подходе приобретает особую значимость и может стать сильным козырем в борьбе за умы граждан Украины.
Интеграция Донбасса в Россию на чисто гуманитарных основаниях решает и другую проблему, связанную с особенностями самой системы РФ. Если чисто теоретически представить себе переход двух областей из Украины в её состав, то неизбежным стало бы формирование в России одной или двух украинских автономий, ведь от факта всеми признанного украинского национально-культурного статуса этих территорий никуда не деться. А значит, неизбежным было бы и начало действия в них всех тех программ поддержки национального языка и культуры, которые действуют в российских автономиях и на деле гораздо масштабнее той политики украинизации, которую проводит Киев – он просто не может позволить себе столь дорогостоящие программы. То есть в результате Донбасс, уйдя из состава Украины, получил бы в России всё то же насаждение украинства, только ещё и в более активных формах. Ситуация эта, конечно, чисто гипотетическая, но она является почти безальтернативной при обсуждении сценариев интеграции Донбасса в Россию. Так вот приём донбассцев в российское гражданство без решения территориального вопроса позволяет полностью обойти эту проблему.
Однако раздача российского гражданства никак не решает проблему общего урегулирования конфликта между Донбассом и Киевом. Выход из этого тупика может быть только через радикальные перемены в самой украинской государственности. Варианта здесь может быть только два: либо через приход к власти на Украине политических сил, проводящих принципиально иную политику национально-государственного строительства и внешних отношений, либо через распад самого государства, когда новые реалии сами по себе заставляют признать случившееся и Киев, и международное сообщество. И, несмотря на то, что очень многие по-прежнему полагают возможным добиться первого варианта, гораздо более реалистичным представляется второй. Украинская государственно-политическая система имеет несравнимо больше шансов для слома, чем для принципиального внутреннего изменения и качественного развития. В 2014 г. Украина стала распадаться из-за того, что так и не стала правовым государством, уважающим права всего своего населения. За время, прошедшее после Евромайдана, это её свойство только усилилось.
Проект образования Новороссии, о крахе которого так любят говорить на Украине, существует не в кремлёвских кабинетах и вообще никак не связан с РФ. Это историческая и социокультурная данность, которая не может быть кем-то придумана или же просто отменена. Постсоветская украинизация Юго-Востока уже не состоялась, а усиление давления на население этих областей усиливает и обратную реакцию. Политическая жизнь Украины крайне нестабильна и любое новое ослабление центра неизбежно вызовет к жизни активизацию движений за автономизацию областей, а в перспективе – и за образование новых государственных проектов.
В настоящее время Новороссия – регион, уже имеющий на части своей территории три государственности (ПМР, ДНР и ЛНР) – пусть и непризнанные, но вполне сложившиеся и доказавшие свою эффективность. И вопрос их объединения объективно стоит на повестке дня. Разве можно такой проект признать закрытым? Тем более что задача легализации народных республик может быть решена только через реализацию этого проекта – образования независимой Новороссии. Это не проект сепаратистского региона, а модель цивилизованного развода частей государства, каким был, например, распад Чехословакии. Принципиальное отличие потенциальной новороссийской государственности от уже существующих республик именно в масштабах и значимости – Киев не сможет её не признать, а значит и всё международное сообщество вслед за ним.
Это пока ещё отдалённое будущее, но готовить его – задача именно народных республик. Они имеют все шансы на формирование эффективных политических систем, действенной демократии и сильной идентичности, которые могут быть потом положены в основание более масштабного политического проекта. Стоит обратить внимание на тот факт, что наиболее сложившиеся демократические системы на постсоветском пространстве существуют именно в непризнанных государствах. Это неудивительно – они созданы не советскими аппаратчиками в московских кабинетах, как все постсоветские республики, а учреждены самими гражданами, которые смогли их отстоять с оружием в руках. В основе этих республик – настоящий общественный договор, делающий их сильными и довольно самостоятельными даже в контактах с покровительствующей им Россией.
В марте и июне 2020 г. ДНР и ЛНР объявили русский язык единственным государственным, лишив этого статуса украинский. Этот шаг имеет главным образом символическое значение, закрепляя именно русскую идентичность обеих республик. Несомненно, что этот шаг был сделан вопреки воле Москвы, которая в Крыму придерживается прямо противоположной линии и придаёт этому большое идеологическое значение. Но это было необходимо сделать именно для того, чтобы и Москва, и другие акторы международных отношений перестали воспринимать народные республики как «полуукраинские».
Перед народными республиками стоит большая задача по созданию идентичности будущего единого государства Новороссии. Они должны победить Киев на идеологическом, гуманитарном уровне. И у них для этого всё есть – история, язык, культура и фактические возможности, которыми только надо суметь грамотно воспользоваться. Если Донбасс хочет быть русским, ему надо вначале защитить своё право на эту идентичность как на титульную. Ему надо прочно соединить с местным региональным патриотизмом («мы русские, мы донбассцы»), причём сделать эту модель привлекательной для всех областей нынешнего Юго-Востока Украины («мы русские, мы слобожанцы», «мы русские, мы запорожцы» и т.д., а в конечно счёте «мы южные русские – мы новороссы»).
Жители народных республик Донбасса прошли большой путь в развитии своего самосознания. От идеи присоединения к России, которая для многих была поначалу ещё простой идейкой воспользоваться ситуацией и стать россиянами ради лучшего уровня жизни, они за несколько месяцев перешли к массовой смене идентичности и утверждению русского самосознания как объединяющего для большинства своих граждан. В августе 2014 г. во время провода пленных украинских солдат в Донецке по случаю Дня независимости Украины Александр Захарченко сказал в микрофон: «Сейчас вы увидите людей, которые убивают нас и обстреливают наш город. А еще эти люди убили в нас украинцев. Отныне мы русские!», и вся площадь закричала в ответ: «Мы русские!». Это было закреплением произошедшей в крае идентитарной революции, которая стала закономерным итогом проведения Киевом т.н. АТО. Полетела вся столетняя система привития местному населению украинского самосознания, не имеющего никакой связи с его языком, культурой и историей. Донбассцы первыми перешагнули грань из этой лживой матрицы украинского проекта в реальность. И теперь они стали теми культурными героями, за которыми потянутся другие, кто задаст контуры этой реальности на гораздо больших пространствах.
Правда, они сделали это спонтанно, поначалу сами не представляя себе всех рисков такого шага. Это обернулось огромным горем. То, что выбор в пользу русской идентичности и России в наши дни оборачивается такими страданиями, ярче всего свидетельствует о реальном положении нашего народа. Разочарование Россией пришло довольно быстро, особенно в связи с тем, что она по непонятным для большинства донбассцев причинам так и не предложила им «крымский сценарий». Но одновременно пришло и столь важное понимание того, что рассчитывать надо в первую очередь на самих себя.
Именно с этой мысли и начинается республика. Когда формула «мы дождёмся Россию, она придёт и спасёт» уступает место другой идее – «мы свой край врагу не отдадим и сами сумеем наладить в нём жизнь», движение уже не остановить, а Москва при этом сама вызывается помогать. «Мы русские сами по себе, независимо от воли Киева или Москвы», – важнейшая констатация, закладывающая фундамент новых суверенных народных республик.
Сделав такие заявления и отстояв свои республики, донбассцы пробили огромную дыру во всей международной системе тотального запрета на русскую политику и на предоставление прав русским по самоназванию сообществам. Во всём Русском мире они это сделали первыми – даже русским в России до этого ещё очень далеко. И теперь перед ними стоят огромные задачи, можно сказать историческая миссия: стать местом разработки новой политической идентичности, новой государственной идеологии для всего проекта большой Новороссии, а в будущем – и для всего русского народа.
Народные республики в настоящее время являются единственными государственными образованиями у русских. И может ещё так случиться, что не Россия присоединит к себе Донбасс, а сама присоединится к Донбассу.
