На фоне кризисов и потрясений во многих странах мира, в Бельгии дела обстоят привычно неустроенно.
Федеральное правительство отсутствует уже полгода с момента проведения последних парламентских выборов, и перспективы его формирования до сих пор неясны. Подтверждением этого стала недавняя отставка «форматора» (ответственного за коалиционные переговоры, назначенного королем) фламандского социалиста Йохана Ван де Ланотте, констатировавшего«масштабные расхождения» между основными политическими партиями страны, представленными в новоизбранном парламенте, не позволяют им сформировать сколько-нибудь общий «образ будущего».
Современная Бельгия – уникальное государственное образование, являющая собой причудливую смесь из элементов федерализма и конфедерализма. Что является следствием шести (!) федеральных реформ, проведенных начиная с 1994 года - и крайне затрудняет деятельность федеральных институтов власти.
Три последних десятилетия ознаменовались непрерывным наступлением фламандских политиков, безраздельно властвующих в своем экономически и демографически доминирующем регионе и постепенно подчиняющих себе политические институты бельгийской федерации, отрезая от последней все новые и новые полномочия в пользу региона Фландрия.
На сегодня фламандские политики разного идеологического толка консолидированы вокруг общей повестки дня и защиты региональных интересов, в то время как франкофонные политики из регионов Валлония и Брюссель продолжают идеологические споры и соперничество, редко выступая с единых позиций. Представляющим франкоязычное сообщество политикам все труднее договариваться о создании многопартийной коалиции с представителями фламандских националистических партий – но иначе сформировать федеральный кабинет министров просто не удается.
Между тем, все прежние символы бельгийского единства постепенно утрачивают свою привлекательность, постепенно превращаясь в чистую условность. Теряет свой авторитет монархия (достаточно вспомнить ее периодическое осмеяние короля и его семьи в развлекательных программах фламандского ТВ), теряет свое культурологическое значение знаменитое бельгийское пиво, не так значимы и успехи футбольной сборной (составленной в немалой части из детей иммигрантов – для многих из которых это практический единственный шанс на социальное продвижение), а бельгийский гимн «Брабансонна» не вызывает прежнего священного трепета (достаточно вспомнить, как в 2010 году федеральный премьер-фламандец Ив Летерм демонстративно спутал ее с… «Марсельезой»). Подобные примеры можно множить и множить. Так или иначе, становится очевидным, что две основные общины страны – нидерландоязычные фламандцы и франкоговорящие валлоны – все больше замыкаются в своих культурных, языковых, информационных и политических пространствах, ведя, по сути, параллельное существование.
Разумеется, все эти трансформации нашли свое концентрированное отражение и в бельгийской политике. Масштабный политический кризис, начавшийся в 2007 году, завершился федеральной реформой 2011 года, закрепившей лингвистическую границу внутри страны (намеченную еще в 1962 году). Таким образом разделение страны по языковому принципу (на франкоговорящий и нидерландоговорящий регионы плюс соединяющий их двуязычный Брюссель), был завершено – и путь к дальнейшему наступлению фламандцев на институты федерации (равно как и дорога к дальнейшей конфедерализации страны) были открыты.
В итоге фламандцы дважды (в 2011 и 2014 году) соглашались на назначение федеральным премьер-министров представителей франкоязычного сообщества (что в последний раз случалось до этого в 1976 году) – что позволяло им одновременно сохранять фактический контроль за федеральным кабинетом.
Кто же мог извлечь реальные политические дивиденды из бельгийского хаоса, из последовательно углубляющего кризиса, превращающего институциональное устройство страны в ребус?
К неожиданности для многих, таким изощренным политиком стал фламандский националист Барт де Вевер (род. в 1970) – бывший историк-архивист с дипломом Лувенского университета, лидер партии Новый фламандский альянс (NV-A), буквально за десять с небольшим лет превратившийся из «пугала» для франкофонов и сторонников единства Бельгии в одного из ведущих бельгийских политиков.
При этом де Вевер (фамилия которого переводится с нидерландского как «ткач») – фламандский националист нового типа. Начав свою карьеру в знаменитой националистической партии «Народный союз» (Volksunie) как сторонник полного и безоговорочного отделения Фландрии от Бельгии, под влиянием политической коньюнктуры он перешел на сравнительно более умеренные позиции - согласившись на сохранение Бельгии как конфедеративного объединения с практически полной самостоятельностью ее регионов в социально-экономической и культурной областях. В основу программы Барта де Вевера и его партии была положена идея о том, что процветающей экономике Фландрии не нужна обуза в виде депрессивной и дотационной Валлонии, на развитие которой фламандцы, по их собственным подсчетам, ежегодно тратят около 16 миллиардов евро.
Изменив стратегию, де Вевер сделал немало для ослабления позиций в рамках фламандского национального движения целого ряда ярких и сильных фигур, выступавших с более радикальных «индепендантистских позиций» - будь то его бывшая соратница по «Народному союзу» Мари-Роз Морель, на похоронах которой он произнес пронзительную покаянную речь, или же многолетний лидер радикально-националистической партии «Фламандский интерес» (Влаамс Беланг) Филипп де Винтер, которого де Вевер вследствие своих электоральных успехов начиная с 2007 года лишил статуса «лидера националистов Фландрии».
На региональных выборах 7 июня 2009 Барт де Вевер был избран депутатом фламандского парламента с 123.155 голосами, что стало тогда политическим рекордом для Фландрии.
Но бельгийский кризис продолжался, и 13 июня 2010 года на досрочных парламентских выборах Барт де Вевер был избран сенатором с 785.771 голосов, что стало лучшим результатом среди фламандских политических деятелей. Новый фламандский альянс, президентом которого к тому моменту он стал, стал тогда же первой партией с результатом в 17,40 % голосов и 27 местами из 150 в палате представителей.
17 июня 2010 король Бельгии Альберт II назначил Барта де Вевера форматором - то есть ему была поручено содействие процессу формирования межпартийной коалиции как основы будущего политика. Интеграция бывшего enfant terrible в политическую систему Бельгии, таким образом, состоялась.
Постепенно конкретизировалась и политическая программа набирающего обороты фламандского политика. Делая ставку на политическую, культурную и языковую гомогенизацию Фландрии, де Вевер заявил о себе как о стороннике «идентитарной демократии» - когда в качестве главного «носителя интересов» выступает фламандская этнокультурная общность, что не исключает различия во мнениях внутри сообщества по тем или иным вопросам, равно как и голосования за разные партии. При этом единство этих партий в отношении ключевых пунктов «фламандского интереса» подразумевается и считается весьма желательным – что неоднократно помогало в формировании правительственных коалиций во фламандском региогне.
Утверждаясь в качестве общебельгийского политика, Барт де Вевер постепенно смягчал свою 2008 году сравнил франкоязычных жителей Фландрии с иммигрантами из арабских стран и Турции, заявив, что «во Фландрии нет меньшинств, но есть только иммигранты». При этом уже в 2010 году после триумфальной победы NV-A на региональных выборах во Фландрии он уже выступил с примирительным заявлением в отношении франкоязычного меньшинства страны («мы не тутси и хуту, мы будем договариваться»).
Формально де Вевер не отказывается от бельгийского единства – но считает его возможным лишь на основе последовательного движения модели конфедерации, говоря о «честной солидарности», когда процветающий ныне фламандский регион не дотировал бы в одностороннем порядке далекие ныне от процветания Валлонию и Брюссель.
Барт де Вевер не ставит своей задачей разделить страну – понимая заинтересованность фламандских кампаний в доступе к рынку Валлонии и в обеспечении экономического проникновения и утверждения последних в Брюсселе (что позволяет избежать излишнего педалирования многолетнего политического лозунга «Брюссель-фламандский»). В своем обращении к избирателям Валлонии и франкофонному сообществу перед очередными парламентскими выборами он призвал последних сотрудничеству в деле модернизации страны и создании более эффективной и справедливой социально-экономической системы – аргументируя это тем, что «Фландрия готова к эффективной солидарности, но не к бесконечным финансовым переводам без всяких условий». Де Вевер и его партия сразу же оговорили условия своего участия в общефедеральных кабинетах:«Мы обещали нашим избирателям, что не войдем в правительство, пока не будем уверены, что будет крупная реформа государства».
Таким образом, утвердившись в качестве системного оппозиционера де Вевер не стремится разрушить хромающую бельгийскую политическую систему – но, интегрировавшись в ее «сердцевину», он пытался глубоко изменить ее в интересах фламандского большинства.
Ради достижения своих целей по превращению Бельгии в конфедерации де Вевер был готов к тактическим компромиссам с валлонами – но при условии, что они будут в этом процессе попутчиками и младшими партнерами (будучи готовым на небольшие уступки). Добившись в 2011 году ключевой политической победы – согласия франкофонных партий на разделение последнего двуязычного электорального округа Брюссель-Хал-Вилворде де Вевер и Новый Фламандский альянс одобрили (впервые с 1976 года) на назначение премьером франкофона (в 2001 году – Элио ди Рюпо, в 2014 – Шарля Мишеля). При этом контроль за кабинетом и за его «экономическим блоком» оказался в руках фламандских представителей, а в составе кабинета 2014 года они впервые получили численного большинство в составе кабинета (три фламандских партии в связке с одной франкофонной), что на практике означало отказ от многолетнего принципа межкоммунитарного паритета (по семь министров в составе кабмина от каждой языковой общины).
Вплоть до конца 2018 года его стратегия «умеренных националистов» приносила плоды – пройдя через ряд инспирированных кризисов, де Вевер добился от франкофонов почти всего, чего хотел.
«Мараккешский пакт» (или «Глобальный миграционный пакт»), одобренный 11 ноября 2018 конференцией ООН в в одноименном городе и предполагавший согласие федерального правительства Бельгии на расширение гарантий для пребывающих в страну и проезжающих через нее мигрантов (вплоть до уравнения их в правах и гарантиях с уже натурализованными переселенцами), расколол эту видимую идиллию.
В декабре 2018 года премьер-франкофон Шарль Мишель подписал этот пакт, получив поддержку фламандских либералов из Open VLD в составе федерального правительстве. Однако для входивших в правительство умеренных фламандских националистов из NV-Aданное решение представлялось неприемлемым, и сразу шестеро представлявших партию министров подали тогда в отставку; при этом идея лидеров Альянса о досрочных выборах была отвергнута лидерами всех основных партий, и правительство Мишеля доработало в «усеченном» составе и «техническом статусе» до новых выборов в мае 2019 года, которые стали испытанием для всех системных политиков страны, включая партию Барта де Вевера.
Федеральные и региональные выборы, прошедшие в ситуации «отложенного кризиса», не просто изменили партийно-политический ландшафт, но и поставили под сомнение хрупкий «межпартийный мир» и саму дееспособность сложного политического механизма формально все еще федеративной Бельгии.
Во Фландрии снова победили фламандские националисты из Нового фламандского альянса N-VA, за которых отдали свои голоса 16,03% избирателей. Однако эта победа стала большим разочарованием, поскольку по сравнению с выборами 2014 года партия потеряла 20% голосов и лишилась 8 мест в парламенте (25 кресел вместо прежних 33).
Фламандские избиратели не простили «главной партии региона» пребывания в составе кабинета Шарля Мишеля, подписавшего неприемлемый для Фландрии «Марракешский пакт». Активные выступления представителей N-VA против этого акта (здесь в роли спикера по проблеме выступил госсекретарь по вопросам убежища и миграции Тео Франкен) и последующая отставка 6 членов кабинета не спасли ситуацию. Следствием недовольства националистического электората во Фландрии стало второе место (около 12% голосов и 18 мест в парламенте) радикально-националистической и антибельгийской партии «Фламандский интерес» (VB) во главе с 28-летним Томом Ван Грикеном, который смог обновить и существенно улучшить имидж своего политического объединения. Тем самым фламандские радикалы вырвались за рамки тех ограничений, которые выстраивали им представители более респектабельного N-VA, что стало серьезной головной болью для Барта де Вевера и его товарищей.
Выборы стали не меньшей разочарованием и для «системообразующих» франкофонных партий. Лишь третье место заняла валлонская Социалистическая партия (9,46%), участвовавшая до этого во многих правительственных коалициях и намеренная вернуться во власть и в этот раз. За франкофонных либералов-реформистов из «Реформаторского движения» (MR) проголосовало лишь 7,56% избирателей (вместо 9,64% в 2014 году), что уменьшило численность их фракции с 20 до 14 депутатов. Таким образом, по итогам прошедших выборов все партии, входившие в прежнюю правительственную коалицию (N-VA, CD&V (фламандские демохристиане), Open VLD (фламандские либералы) и MR), заметно ослабили свои позиции, что стало не только знаком неприятия избирателями политики правительства Шарля Мишеля – но подтвердило наличие глубокого кризиса в партийной и политической системах страны.
На фоне «проседания» традиционных партийных «фаворитов» случился подлинный прорыв «антисистемных» сил. Наряду с радикальными националистами из «Фламандского интереса», успех праздновали и крайне «левые» из партии Партии труда Бельгии (фр. Parti du Travail de Belgique, PTB), набравшие в масштабах страны 8,2 % голосов. Последняя, что стоит отметить, остается единственной партией страны, не разделенной по лингвистическому признаку и открыто исповедующей «наступательный» марксизм, адаптированный к реалиям «глобального общества» XXI века. Наряду с призывами к борьбе с капитализмом и к защите прав лиц наемного труда, ощутимому повышению налогов и увеличению роли государства в экономике в программе «трудовиков» присутствуют лозунги о защите прав мигрантов, представителей расовых и сексуальных меньшинств, легализации «мягких» наркотиков и тому подобные инновации.
Примечательно, что «Партия труда» сумела заявить о себе даже в традиционно консервативной Фландрии (5,6 %), в то время как в более «левой» Валлонии ей удался подлинный электоральный «прорыв» (13,8 %).
По итогам выборов 2019 во франкоговорящем регионе года имевшие ранее сильные позиции социалисты и либералы из «Реформаторского движения» были потеснены, а победителями на выборах стали склоняющееся к левым идеям «Эколо» и «трудовики» из PTB, получившие соответственно 14,48% и 13,68% голосов. Контуры лево-экологистской коалиции для Валлонии проступали все более явно, однако достигнутое в середине июля с. г. после непростых переговоров соглашение между представителями «Реформаторского движения» и франкофонными демохристианами позволило на время отложить отложить проведение «лево-экологического» эксперимента в регионе.
Наиболее сложная ситуация при этом сложилась в двуязычном и двухобщинном (ниделандофоны и франкофоны) Брюсселе, где избирателям в зависимости от идентификации можно было голосовать за франкофонные либо фламандские партии. Итоги выборов в Брюсселе также, как и в других регионах, засвидетельствовали отступление традиционных партий и резкий рост популярности «зеленых» и «трудовиков». Прежняя модель коалиции, предполагающая альянс валлонских социалистов, реформистов из MR и «гуманитарно ориентированных» христианских демократов из CDH, в новой ситуации стала невозможной из-за элементарного недостатка голосов новоизбранных депутатов. При этом включение в состав возможной коалиции «зеленых» либо «трудовиков» представлялось умеренным партиям немыслимым и невозможным. Наиболее категорично против идеи такой коалиции выступали представители «Реформаторского движения» (MR). Более реалистичной выглядел вариант, при котором правительство было бы сформировано социалистами, «зелеными» и «трудовиками». Однако предложения Партии труда Бельгии в отношении программы будущего правительства ужаснули даже идейно близких к ним франкофонных социалистов.
Подобные результаты выборов и различия в пристрастиях избирателей по регионам побудили лидеров N-VA с новой силой потребовать «выложить конфедеративную карту на стол». И наибольшее значение для развития ситуации имело развитие ситуации в наиболее развитом и политически значимом регионе страны – Фландрии. Выборы снова поляризовали страну – причем если Валлония резко уклонилась влево, то во Фландрии на вторые позиции вышла упомянутая выше радикальная националистическая партия Фламандский интерес – что затрудняло политическую игру Барта де Вевера и его партии. Однако мастер политических комбинаций переиграл своих конкурентов и в этот раз.
В итоге во Фландрии после продлившихся несколько месяцев дискуссий представители NV-A, вступив в альянс с демохристианами и фламандскими либералами (Open VLD), сформировали 2 октября текущего года новый кабинет. При этом они оставили «за бортом» правительства преуспевших на последних региональных выборах радикальных националистов из Фламандского интереса, но заимствовали при этом у них ключевые лозунги, предложив избирателям региона 300-страничную программу с акцентом на «идентитарную политику» - что означало на практике усиление мер по ассимиляции прибывающих во Фландрию мигрантов. Одновременно участники новой правительственной коалиции пообещали процветание и поддержку всем жителям своего региона, включая молодежь.
В Валлонии франкоязычные либералы-реформисты и вошедшие с ними в коалицию центристы-демохристиане пока не знают, как разгребать многолетнее депрессивное наследие правившей там в течение десятилетий Социалистической партии. Сформированная в столичном регионе Брюссель «многоцветная» коалиция из социалистов, либералов и «зеленых», представляющая две языковых общины, стоит перед сходными задачами.
Между тем, приободренные последними успехами «системные» фламандские националисты из NV-A обещают придать Бельгии новую динамику и инвестиции в долгосрочные инфраструктурные проекты во Фландрии и в других регионах (включая столицу Брюссель)- при этом расчищая пути для экспансии фламандского капитала в столице и все дальше продвигая страну по пути конфедерализма, борцами за который (равно как и за глубокие социально-экономические реформы) они постоянно декларируют себя.
Между тем, в самом Брюсселе политики-франкофоны между тем говорят о практической неизбежности седьмой федеральной реформы, которая будет означать неизбежное тожество того самого конфедерализма. Обсуждаемое в качестве «ответного хода франкофонов» объединение Брюсселя и Валлонии в единый регион, скорее всего, не будет реализовано – для этого у франкоязычных политиков Бельгии нет ни политической воли, ни политических ресурсов.
На фоне происходящего успехи Барта де Вевера выглядят особенно впечатляющими. Последний на глазах превращается в самого успешного политика Бельгии, преуспевая в изготовлении весьма пестрой «политической ткани», составленной из разнообразных и зачастую противоречащих друг другу интересов. Он предлагает сегодня различным заинтересованным акторам свои идеи и услуги – оставаясь при этом необходимым каждой из этих сил.
Националистически и консервативно ориентированным избирателям Фландрии он предлагает усиление идентитарной политики, умеренному фламандскому электорату – конфедерализм и «новую солидарность» (когда фламандцы больше не платят на федеральном уровне за франкофонов), франкофонным политикам и избирателям – компромисс на выгодных для своих партии и региона условиях.
В итоге де Вевер нужен фламандским избирателям и бизнесу как сильнейший лоббист интересов региона в Брюсселе, а представителям фламандских партий – как необходимый коалиционный партнер при формировании региональных кабинетов. Последние, принимая его условия, все активнее укрепляют действующего мэра Антверпена и лидера NV-A в качестве общерегионального «патрона».
Он также необходим франкофонным политикам и королю как неизменный участник коалиционных переговоров и соглашений на федеральном уровне – без чего федеральные институты власти практически обречены на клинч.
Де Вевер нужен и представителям евробюрократии – как едва ли не единственный влиятельный бельгийский политик, с которым имеет смысл договариваться на долгосрочной основе. А равно - и как представитель динамично развивающегося региона, у которого есть продуманная стратегия развития и масштабные ресурсы «за спиной».
В итоге оде Вевер выступает как политик, превращающий в своих клиентов всех ключевых политических игроков Бельгии, включая сюда и короля.
Сама Бельгия как «условная реальность» ему нисколько не мешает – тем более, что форсированная ее ликвидация породит для фламандского региона слишком много проблем с официальным признанием в рамках ЕС и с дальнейшим продвижением интересов фламандского бизнеса. Посему, «Республика Фландрия» должна оставаться преимущественно в сердцах фламандских патриотов.
Успех прежнего националистического «изгоя» весьма показателен и поучителен для многих из европейских националистов и «правых популистов», по сию пору не сумевших преодолеть свой маргинальный статус. Поскольку критерием успешности для практического политика остаются достигнутые ими результаты.
